Постовой по-прежнему торчал на углу.
Андрей вошел в парадную, поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру. Тишина. Позвонил снова. За спиной послышался шум, открылась дверь квартиры напротив. Андрей обернулся. На него исподлобья смотрел здоровенный мужик.
— Ну, чего раззвонился? — сказал он. — Там никого нет.
— Благодарю.
«Не успел, — разочарованно подумал Андрей. — Жаль, очень жаль…»
Он спустился вниз и вызывающе пошел через улицу в том же месте, где переходил утром. Постовой не мог не видеть его, но не свистел. Сделал вид, что не замечает И тогда Андрей сам подошел к постовому:
— Охраняем мирный покой ленинградцев?
— Шел бы своей дорогой, парень.
— А у нас у всех одна дорога, — рассмеялся Андрей и показал на плакат, висевший на фронтоне дома: «МЫ ЖИВЕМ В ТАКОМ ВЕКЕ, КОГДА ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К КОММУНИЗМУ!» — Видал?..
— Шутник ты, парень, — заулыбался постовой. Но тотчас сделал серьезное лицо и строго проговорил — Ты смотри с такими шуточками…
— Да я кладбище имел в виду. Там и будем строить коммунизм.
— Но-но!..
— Не бзди, никто не слышал. И будь здоров.
ТЕПЕРЬ у Андрея и в самом деле была одна дорога. А впрочем, все-таки две: в шалман, где познакомился с Пузом, или на «малину» к Крольчихе. Однако обе эти дороги вели в одну сторону…
«Ладно хоть не на кладбище пока», — усмехнувшись, подумал он.
Для начала Андрей решил наведаться в шалман. Заодно и выпить, гори оно все синим пламенем.
Ему казалось, что в трамвае все внимательно смотрят на него, и он в ответ нахально и небрежно разглядывал немногочисленных в этот час пассажиров. Наплевать ему было на всё и вся, в гробу он всех видел, фраеров и асмодеев, и он готов был на любой самый отчаянный шаг, ничего не опасался, уверенный в том, что по крайней мере сегодня, то есть до истечения суток с момента подписки, застрахован от неприятностей с легавыми. И потому, что ему законно установлен срок, когда он должен покинуть Ленинград, и потому еще — это главное, — что наверняка дежурные всех отделений милиции уведомлены о том, что гражданина Воронцова А. В., по паспорту двадцать девятого года рождения, уроженца города Ленинграда, освобожденного из заключения, задерживать сегодня не надо, а если все-таки он будет случайно задержан и доставлен в отделение, его следует отпустить с миром. Завтра — другое дело. Завтра в первом часу дня истекут отпущенные по подписке двадцать четыре часа…
В шалмане он сразу увидел Пузо. Тот сидел за столиком в углу, но, как только вошел Андрей, вскочил и бросился ему навстречу:
— Привет. А я тебя поджидаю.
— Зачем это я тебе понадобился?
— Видел Евангелиста, — шепотом сказал Пузо, — толковал насчет тебя…
— А кто тебя просил?
— Ты же сам кричал, что привет ему привез.
— Ладно, — Андрей кивнул и огляделся по сторонам. И встретился глазами с Зайкой. Она улыбнулась ему.
— Ты жива еще, моя старушка? — спросил он и подмигнул.
— А что мне сделается, пока мужики не перевелись? — хихикнула она и подошла к столику.
— Угостить, что ли?
— Во сегодня ты совсем другой человек, — сказала Зайка — Угости, если гроши есть и не жалко. — Она повела плечами. У нее был жирно намазан рот. Карандаш заехал далеко за границы губ, и оттого рот казался непомерно большим.
— Садись, — пригласил Андрей.
— Слушай, валила бы ты отсюда, — поморщился Пузо. — Нам потолковать нужно.
— Пусть сидит, — возразил Андреи — Успеем, натолкуемся.
— Она нажрется и чего-нибудь захочет. Потом от нее не отвяжешься.
— Подумаешь, фраер, — фыркнула Зайка, — Может он мне понравился, — Она откровенно оглядела Андрея с головы до ног, — Может, я с ним хочу потрахаться. Тебе-то какое дело?
Андрей смутился, но вместе с тем его охватило желание он готов был прямо сейчас, прямо здесь схватить Зайку, или как там ее на самом деле зовут, сдавить так, чтобы хрустнули косточки, если они у нее есть — такая она была пухлая, мягкая, — и срывать с нее одежду… Его бросило в жар, застучало в висках, ноги стали ватными. Он никогда еще не обнимал женщину. Он не без труда встал, подошел к стойке, за которой распоряжался не то грузин, не то армянин, взял триста граммов водки, три кружки пива и сосиски. Буфетчик с явным интересом смотрел на него.
— Пузо, помоги! — позвал Андреи.
— Садись, дорогой, я принесу, — сказал буфетчик. Он сам поставил на стол выпивку и закуску и подмигнул Пузу. Тот пробормотал что-то невнятное и ушел. Андрей, проводив его взглядом, усмехнулся. Он не сомневался, что Пузо побежал докладывать о нем Евангелисту, А буфетчик, похоже, у них свой человек и дал знать, что Евангелист ждет где-то поблизости.
— Ну что, выпьем с горя? — сказал Андрей Зайке.
— А какое у тебя горе?
— Вообще, так говорится. — Он налил ей в стакан водки, а себе наливать не стал, подумал, что с Евангелистом лучше встретиться трезвым.
— А ты что? — удивленно спросила Зайка.
— Я пока воздержусь, пивка вот выпью. Не знаешь; куда это Пузо смылся?
— А черт его знает. — Она передернула плечами, выцедила полстакана водки, поморщилась, отчего губы у нее сложились бантиком, и занюхала корочкой хлеба с горчицей.
— Даешь стране угля, — сказал Андрей. — Мелкого, но… — Он выпил пиво и поднялся, — Пойду и я. — Нет, никуда он не собирался уходить, он просто решил, что Пузо наверняка велел девке задержать его, если что, и захотел проверить свою догадку. Что его отсюда так просто не выпустят, он понимал.
— Куда тебе спешить, — сказала Зайка и — заметил Андрей — покосилась на буфетчика, — Посидел бы со мной, поговорил по-человечески. Все мужики с ходу лапать лезут и под юбку, а ты такой симпатяга и культурный. Сразу видно, что воспитанный… — Она протянула руку, хотела погладить его.
Андрей оттолкнул ее.
— Только похвалила тебя, а ты снова грубишь, фи! — Она надула и без того толстые губы.
— Сначала руки помой, — сказал Андрей. Краем глаза он следил за буфетчиком. Тот, в свою очередь, с нетерпением поглядывал на дверь.
— Руки у меня всегда чистые, — с наигранной обидой проговорила Зайка. — А ты злой, оказывается.
— Мама с папой поругались, когда делали меня.
— Это стихи?
За спиной Андрея хлопнула дверь. Буфетчик, кажется, вздохнул облегченно. Значит, вернулся Пузо. Так и есть: он подошел к столику, наклонился и шепнул:
— Тебя люди ждут.
— Сено к лошади не ходит, — сказал Андрей и взял вторую кружку с пивом, как будто собрался пить. — Верно, Зайка?
— Евангелист ждет, — снова шепнул Пузо.
— Пусть идет сюда.
«Интересно, что он из себя представляет, — подумал при этом Андрей. — Борода и Штырь говорили, что авторитетный вор…»
— Сюда ему нельзя. — Пузо положил руку на плечо Андрею.
— Тогда другое дело.
Они вышли из шалмана, прошли пол квартала и свернули за угол. Здесь, перед кинотеатром, был небольшой сквер. Андрей тотчас засек «людей»: один из них, довольно пожилой, сидел ка скамейке с газетой в руках, а второй, помоложе, с беспечным видом прогуливался по дорожке, делая вид, что кого-то ждет. Пузо подвел Андрея к пожилому, кивнул, а сам отошел в сторону.
— Присаживайся, сынок, — велел мужчина, не глядя на Андрея, а но-прежнему уткнувшись в газету. — Толкуй, откуда знаешь меня?
— А я тебя не знаю, — ответил Андрей.
— Хорошо отвечаешь. А Пузо вот толкует, что ты на меня ссылался. Врет, блядища?
— Смотря кто ты такой.
— Хм, и это верно. — Он сложил газету и сунул в карман. — Допустим, Евангелист я…
— Чем докажешь?
— А вон сейчас Пузо с Балдой тебе докажут. Толкуй, мальчик, откуда знаешь обо мне?
— Штырь с Бородой привет велели передать, — сказал Андрей.
— Штыря — знаю, — кивнул одобрительно Евангелист. — А Борода… Какой Борода?.. Никола, что ли?..
— Да, Никола Борода.
— Другое дело. Где ты их видел?
— В зоне вместе были.
— Выскочил только?
— Ага. Велели еще передать, что Баламут вроде ссучился. Сказали, что на толковище его надо.
— Баламут ссучился?! — вскричал Евангелист.—
Не может быть!
— Я передаю, что меня просили.
— Это точно?
— Что?
— Ну что он ссучился?
— Штырь толковал, что у него сильные подозрения, — сказал Андрей.
— Неужели, а?.. — Евангелист покачал головой,—
Ох-х ты, гад подлючий! Ладно, разберемся. Как на Пузо вышел?
— Случайно в общем-то. Зашел в шалман — и познакомились.
— Не люблю я всяких случайностей… — прищурившись, проговорил Евангелист. — Случайно бабы рожают.
— У меня есть адресок Крольчихи, Штырь дал.
— Помнит, старый хрыч, — ухмыльнулся Евангелист. — Кого в Питере знаешь?