— Ты не Барракуда и никогда им не будешь, но это не единственный путь, — твердо и даже сурово заговорил голос. — У тебя есть дело, способности, которым ты никогда не уделял должных усилий. Ты сам думал когда-то, что если бы рисовал столько, сколько играет на скрипке Миша, то у тебя получалось бы намного лучше. Если бы ты приложил к своему делу десятую долю его труда, то нарисовал бы «Тройку» так, что она могла бы выиграть конкурс, но ты бросил, едва начав. Ты еще не проиграл жизнь, но у тебя остался единственный шанс — картина, которую ты придумал. Ты попробовал и увидел свое бессилие — научись! Забудь про массажные курсы. Пойди к своему педагогу по мастерству, договорись об уроках.
— Чем я буду за них платить? На что жить? — вступил Раздолбай в диалог, не в силах заглушить голос и снова допуская, что общается с высшей силой.
— Продай магнитофон.
— Это самое дорогое, что у меня есть!
— Самое дорогое — это жизнь, которую ты почти проиграл и за которую должен дать последний бой. У тебя нет на эту битву двадцати лет, есть три года до конца учебы — время пошло. Ты должен нарисовать картину, которую придумал, настолько хорошо, насколько возможно. Массажные курсы отвлекут, не позволят сосредоточиться, а ты должен выжать все, на что способен. Если продашь магнитофон, этого хватит на целый год собранного труда, учебы и частных уроков.
— Лучше я продам свои кассеты, а не чужие, и окончу курсы на эти деньги, — нашел выход Раздолбай.
— Эти курсы не для тебя. Пойдешь на них — сломаешь руку, — пригрозил голос.
— Психоз, психоз! — запаниковал Раздолбай, пытаясь прогнать пугающую мысль, но чем активнее он ее гнал, тем отчетливее слышал внутри себя — сломаешь руку, сломаешь руку, сломаешь руку.
Раздолбай запротестовал, не желая, чтобы голос навязывал ему свою волю. Он пытался убедить себя, что это самовнушение, и если он сам себе внушил страх сломать руку, то сам же может и «развнушить», но ничего не получалось. Голос набрал такую мощь, что противостоять ему он был не в силах и понял, что ходить на курсы не сможет. Даже если с ним ничего не случится, он будет жить в постоянном страхе, ожидая, что сломает руку, и в конце концов захочет сломать ее, потому что лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
— Я двинулся! — паниковал он. — Я вообще ничего не могу! Не могу даже победить собственный психоз.
— Ты знаешь, что это не психоз, — возражал голос. — Психоз — если бы голос звучал как голос, а ты слышишь чувством, которое заложено специально для этого. Вспомни, сколько раз ты обращался ко мне и получал помощь — отселился от родителей, увез Диану в Москву, смог улететь в Ригу… Ты обещал поверить, если Диана станет твоей первой девушкой. Теперь, когда боль утихла, скажи — разве ты предпочел бы, чтобы твоя просьба осталась невыполненной?
— Хорошо… — сдался Раздолбай, решив покорно выслушать все, что голос предложит. — Допустим, я продам магнитофон… Только допустим! Вдруг я продам, потрачу время, и ничего не получится?
— Верь, как ты верил, что успеешь купить цветы и вернуться на самолет. Я говорю тебе, что это надо сделать, поэтому не сомневайся.
— А вдруг эта картина будет никому не нужна? Вдруг я не выиграю никакой конкурс?
— Картина — твой последний шанс выиграть жизнь. Забудь про конкурс. Ты должен рисовать столько же, сколько играет Миша, и отдавать этому столько же сил. Ты должен нарисовать «Тройку» и превзойти себя, иначе…
Неожиданно Раздолбаю захотелось доставить самому себе душевную боль, сделав странную вещь — глупую, но символичную. Он упрямился, говорил себе, что это «психоз», но желание было таким сильным, словно не он его контролировал. Чувствуя себя марионеткой, которую тянут за ниточки, он подошел к ящику стола и вытащил из него коробку с «Фантомом», отложенным, чтобы «собрать когда-нибудь позже». Полюбовавшись картинкой на коробке, он взял из того же ящика бутылочку с растворителем и вынес все это на балкон.
«Зачем я делаю это?» — удивлялся он сам себе.
— Вспомни, сколько раз ты отказывался от всего, что требовало усилий, — отвечал голос. — Сделай это, и пусть тебе будет больно. Поставь на сердце ожог, чтобы он не давал тебе отказаться от исполнения начатого.
Повинуясь не себе, а голосу, Раздолбай облил коробку с самолетом растворителем и поджег зажигалкой. Пластмассовые детали задымили черным дымом с хлопьями и стали сворачиваться в угольные капли, которые падали на балконный кафель одновременно со слезами из глаз Раздолбая. Он плакал не потому, что ему жалко было увлечения детства — самолетика, который так и не довелось собрать. Он плакал, потому что видел, что так будет гореть его жизнь, если он не выиграет битву, которую голос требовал начать сегодня же.
— Вспомни, как ты мечтал «склеить настоящую модель», — безжалостно говорил голос. — Смотри теперь, как «Фантом» сгорает фантомом, и знай, что если не напишешь «Тройку», так же сгорит все в твоей жизни, включая мечты о «моделях-конях», которыми ты грезишь сейчас.
— Ладно… допустим, ты — Бог, и я положусь на тебя еще раз, — смирился Раздолбай, боясь опять довериться непонятной игре разума, которая может снова привести к боли и разочарованию. — Я сжег увлечение детства, как ты велел, я продам магнитофон — своего лучшего друга. Мне жалко продавать его так, что переворачивается все внутри, но, чтобы испытать тебя еще раз, я готов сделать, как ты велишь. Только вдруг я доверюсь тебе, но ни к чему не приду? Вдруг напишу картину, но не заработаю денег, не покорю никаких «коней», не выиграю спор с Мартином?
— Пока ты не написал «Тройку», я не могу обещать тебе ничего. Ничего, кроме одной вещи.
— Какой?
Последние слова, прозвучавшие от имени голоса, резонансом зацепили в душе Раздолбая струну, от вибрации которой у него сами собой хлынули из глаз слезы безбрежной необъяснимой благодарности. Эти слова целебным пластырем покрыли все ожоги на сердце. Их захотелось собрать в горсточку и носить на груди, как оберегающий от всего талисман. Слова было четыре:
— Я тебя не оставлю.
ОКОНЧАНИЕ В КНИГЕ «ХРОНИКИ РАЗДОЛБАЯ-2» «Спор на балу Воланда»
УДК 821.161.1-31
ББК 84 (2 Рос=Рус)6-44
С18
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Санаев, Павел
С18 Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2: [роман] / Павел Санаев. — Москва: ACT, 2013. — 480 с.
ISBN 978-5-17-077940-6 (С.: ПС)
(Оформление: Александр Шпаков)
ISBN 978-5-17-079313-6 (С.: ПС-2)
(Оформление: Андрей Ферез. На обложке использована работа художника Сергея Алибекова)
УДК 821.161.1-31
ББК 84 (2 Рос=Рус)6-44
© Санаев П.
© ООО «Издательство АСТ»
Литературно-художественное издание
18+
Павел Санаев
ХРОНИКИ РАЗДОЛБАЯ.
ПОХОРОНИТЕ МЕНЯ ЗА ПЛИНТУСОМ-2
Роман
Зав. редакцией Л.А. Захарова
Редактор Н.С. Кочарова
Технический редактор Т.П. Тимошина
Отв. корректор И.М. Цулая
Компьютерная верстка С.Б. Клещёв
Подписано в печать 29.04.2013.
Формат 84×108/32. Усл. печ. л. 25,2
С.: ПС. Тираж экз. Заказ №
С.: ПС-2. Тираж экз. Заказ №
Общероссийский классификатор продукции
ОК-005-93, том 2; 953000 — книги, брошюры
ООО «Издательство ACT»
127006, г. Москва, ул. Садовая-Триумфальная, д. 16, стр. 3, пом. 1, комната 3
По вопросам оптовой покупки книг обращаться по адресу:
г. Москва, Звездный бульвар, д. 21, 7-й этаж
Тел.: (495) 615-01-01, 232-17-16
Окраска милицейской машины 80-х.
Доброе утро, уважаемые пассажиры! Поднимаемся, приехали! Рига! Доброе утро… (латв.)
Марка радиолы — устройства, совмещавшего радиоприемник и проигрыватель виниловых дисков.
«Дорогие товарищи, я не могу достичь удовлетворения» (англ.). Строчка из хита «Роллинг Стоунз».
Будьте добры столик на троих, пожалуйста.
Говорите по-английски?
Ох, эти прибалты! У них были бы проблемы с немецкоговорящей обслугой, даже если бы их оккупировали мы!
Они уже год независимы.
В жопе их независимость!
О, вон хороший столик в углу!
