— Су джимнастик! (водная зарядка) — требовал я дать проход инструктору по аквааэробике, дуя в свисток.
— Su jimnastic, — вторили люди, в здравом уме которых я всерьёз сомневался. Самые ближние намеревались повторить мой трюк со свистком.
— Эль сюрмейиниз! (руками не трогать) — безрезультатно увещевал я не трогать руками оборудование руками.
— El surmeyiniz, — продолжалась эта пародия на светскую беседу.
Истощив запас терпения и красноречия, я ждал, пока они наглазеются на чудо. Но они принимались рассказывать мне житейские истории, пересказывать хронику произошедших в стране событий с 660 г. до н. э., делиться философскими умозаключениями. Их нимало не смущало, что дальше распространённых общих фраз моё знание культурного языкового наследия не распространяется, и я опасался, как бы они меня не сосватали за одну из своих дочерей, присутствующих здесь же неподалёку, так же заинтересовано рассматривающих заморскую обезьянку.
Спасал меня обычно Мусти, увлекая назойливых балаболов в экскурсию по отелю, но взамен шантажист требовал ответную услугу, как-то — подменить его на энтрансе.
Первый раз я согласился, сочтя это выгодной спасительной сделкой. Но вечером, на боевом посту у ресторана, я подвергся массированной атаке тех же нежеланных собеседников, которые признали во мне старого знакомого и де факто приняли меня в своё дезорганизованное семейство, то есть заочно усыновили. Как член семьи, я был удостоен разделить с ними трапезу. Этой участи избежать не удалось и, отстояв праздным глашатаем положенное энтрансу время, я был с почётом конвоирован к сдвинутым в застольный монолит столам. Они только закончили разогрев лепёшками, и порадовались, как я вовремя подоспел.
— Э, Алекс, олум, арабадан сакын! Сон дурак, Алекс! — неслись весёлые выкрики.
Окружённый со всех сторон заботой и вниманием, как королевское дитя, я дегустировал традиционные для них и непривычные для себя праздничные блюда, молясь сохранить здоровый желудок после столь экзотических явств. Это был единственный день, когда я попробовал фиолетово-малиновый салат непонятного происхождения с обилием чеснока, лука и жгучего перца, и стрёмные на вид и на вкус маринованные овощи, неизвестные славянской кулинарии, и рыбу, запечённую то ли в твороге, то ли в йогурте, которую я раньше обходил за полметра, ничуть не сожалея об этом. В общем, все здорово повеселились в тот вечер. Все, кроме моего желудка.
Но больше всего испытаний выпало на Машину долю. Если я ещё мог спрятаться, затесавшись в компании русских, залечь на дно бассейна с надутым воздушным шариком в роли кислородного баллона или скрыться среди пальмовой листвы, то Мария была обречена на времяпрепровождение с турецкими бэбэками, по избалованности и капризности не уступающие сказочным невестам на выданье, а по склонности к разрушительным действиям, оставляющие Боба далеко позади, находясь в середине рейтинга девастаторов, где то между Годзилищем и ураганом «Катрин».
Кроме самих чад, в мини-клуб набивались под завязку мамаши, не удосужившиеся просушить себя после купания. Они засыпали киндервожатую ворохом вопросов и стремились вызнать всю подноготную возможной маньячки, скрывающейся под личиной девушки-индианки.
Освобождённая спасительным бегом времени, извещающим об обеденном перерыве, Маша все нереализованные негативные эмоции и переполняющее стрессовое напряжение переносила на пищевые отношения. Прежде её трапеза протекала размеренно и неторопливо, как медитация последователей Сиддхартхы Гаутамы — Будды. Теперь же Маша с яростью перегрызала свиные рёбрышки, одним укусом оставляла от яблока огрызок, а арбузные дольки поглощала вместе с кожурой и семечками.
— Надолго они сюда приехали? — нервно осведомлялась Маша, не замечая, что солит фруктовый салат.
— Пожуём, увидим, — беспокойно оглядываясь, как бы не нарваться вновь на совместную трапезу, отвечал я.
Думалось мне, Боб будет рад соплеменникам, с которыми он найдёт общие темы для разговора. В их лице обретёт ту отдушину — подушную наволочку, в которую сможет излить жалобы на неразумно-бесполезных, вечно ищущих проблемы, подчинённых кретинов, и обсудить лицемерных начальственных сатрапов, несправедливо игнорирующих его скромный гений.
Но шеф с неприкрытым раздражением всячески старался избежать встреч со своими однопашцами, поскольку, как я догадывался, они подобно самым взыскательным туристам, предъявляли к нему массу претензий и советов по поводу развлекательных программ. Кроме доведения конструктивной критики до самого Боба, упрёки на деятельность анимационной службы в виде письменных жалоб регулярно поступали высшему руководству, и шефа распекали уже с вершины карьерной лестницы. По представлению стамбульских сапожников и портных, как описывалось в жалобах, вся анимация должна быть представлена исключительно на их родном языке, быть заточена под их биологические ритмы. Также каждый аниматор, по мнению аптекарей из Анкары, должен быть снабжён тележкой с бесплатным мороженым, тремя корзинами свежих овощей с соковыжималкой, надувной лодкой, барабаном и нардами. Являться по первой мысли о нём, и вести себя ниже травы и тише воды, когда Они изволят спать на пляже, а не созывать людей на аквааэробику противным свистом. В общем знать, кто есть пуп Земли и плясать по жизни уже отталкиваясь от этого знания.
С этими башмачниками и бакалейщиками Боб не мог отделаться фразой: «Непанимаю, йя. Ниговарить руссик», — как он это проворачивал с нашими туристами. Поэтому шеф и его земляки играли в течение дня в казаки-разбойники. В этой игре, за пару дней стресса Боб, путём частой практики, поднаторел настолько, что мог удачно прикидываться, в зависимости от места где его настигала толпа бакалейщиков, шлангом, злым садовником, тенью от пальмы, частью сценической декорации, выкрашенным мазутом сломанным лежаком, ночным чистильщиком бассейна или даже аппаратом, производящим попкорн.
Досталось на орехи с арахисом и диджею Ильясу. Вследствие возрастной незрелости, он, естественно, предпочитал динамичную современную музыку, что находило соответствующее отражение в его работе как пульт-придатка. В дни празднования Шейкер Байрама он подвергался атаке возмущённых ценителей наследия предков, и дискотеки, после их апелляционных жалоб на имя администрации отеля, превратились в траурные панихиды. Слезливые песни горцев, полные тоски и скорби, под скудный аккомпанемент флейт и лютни, не оставляли никого равнодушным. Кто-то скорбел вместе с ними, жалея, что отдых в Турции пришёлся так некстати на дни турецкой экспансии, кто-то грозился сбросить Ильяса, срифмованного не самым лучшим для гетеросексуального мужчины образом, вместе с ди джей кабиной с пирса, если он не поставит «нормальный музон». Судя по другим проклятиям, наша дискотека ранее пользовалась популярностью у одноногого братства, число вступивших в него поражало своей численностью. Они клятвенно заверяли диджея, что нога их отныне больше не ступит на танцпол. Я даже пару раз выскакивал из будки, чтобы вдруг невзначай не прилетело костылём, а заодно и полюбопытствовать, откуда же в нашем отеле столько одноногих и почему их не видно днём. Но все они располагали весьма реалистично выполненными протезами отсутствующей конечности, скрывающими инвалидный статус. Потеря конечности, кроме того, сказывалась на их обонянии, потому что ди джей им казался нестерпимо пахуч, что они, не стесняясь выражений, спешили вслух обнародовать, присовокупляли соответствующие прилагательные к рифме — Ильяс.
Ильяс, но совсем не водолаз, скованный по рукам и наушникам распоряжениями начальства во всём потакать ценителям прекрасного, мерно бился от безысходности положения внутри будки головой о стенку, наглядно иллюстрируя историю о несчастной любви мальчишки-горца, отправившегося к девушке из дальнего посёлка, но сброшенный вероломными братьями со скалы. На танцполе в итоге никто не клубился — под такие завывания это мог бы сделать только человек с атрофированным слухом, которому медведь не только наступил, но и справил в ухо оба вида нужды. Сами ценители наследия предков, добившись исполнения музыкальных предпочтений, оставляли танцпол под присмотром комиссии, ответственной за подбор музыкальных произведений и разбредались по лавочкам, вспоминать об удалой молодости.
Один Джолик нашёл отличный метод справиться с передрягами от вторжения братьев по крови. Он просто взял и уволился, чем заслужил всеобщее уважение. Мы же, слабые духом и охочие до денег, не нашли в себе достаточно мужества повторить его подвиг.
И вот, на исходе праздников, когда вкусившие приземлённого счастья, мусульмане покидали отель, весь персонал, израсходовавший годовой запас валерьяны и валидола, задышал с облегчением.
