Мои мысли вновь вернулись к вождению, как только машина наехала на кучку гравия и резко вильнула. Мама, смелость которой поражает меня до сих пор, мягко вернула машину на нужную траекторию. Мое сердце затрепетало. Затем она преподала мне еще один урок вождения: “Вождение – это не движение в нужном направлении. Вождение связано с постоянным вниманием и небольшими корректировками то в одну, то в другую сторону”.
В этом и заключается парадигма XP. Сохраняйте внимание. Адаптируйтесь. Меняйтесь».
Большинство из нас живут по модели водопада, однако современная жизнь все сильнее требует гибкого подхода. Если мы не сохраняем внимание и не адаптируемся, то начинаем понемногу терпеть поражение и со временем сходим с нужного пути. Мы отказываемся замечать ветры перемен, сигнализирующие о приближающейся буре. Мы продолжаем надеяться на то, что нарушившиеся связи или ужасная работа каким-то образом станут лучше. Мы продолжаем вкладывать время и силы, хотя в глубине души знаем, что направляемся в сторону плато, не приносящего нам никакой награды. Кажется, что изменения руководят нами откуда-то извне. Смещение с траектории представляется нам результатом неправильного выбора, однако в реальности речь идет о целом ряде ситуаций выбора: когда нужно продолжать, а когда – останавливаться (и мы чаще всего выбираем продолжение). Остановка кажется нам признанием неудачи, а большинству из нас присущ смертельный страх поражения.
Медленное поражение кажется нам вполне естественным, поскольку нам сложно заметить, что ситуация вокруг нас постепенно ухудшается. Если вы бросите лягушку в кастрюлю с кипящей водой, она тут же выпрыгнет наружу. Но если вы положите ее в воду, которая еще не успела нагреться, она может не заметить изменений и не выпрыгнет. Подобно ей, мы сами не замечаем, когда пересекаем опасный порог. Наука способна немало сказать нам об этом типе постепенно накапливающихся неудач и о том, почему нам так сложно их замечать.
Ответ находится на пересечении психологии и физики в рамках концепции, известной под названием едва заметных отличий, или JND (just noticeable differences){142}. Психологи понимают под этим термином величину изменений, достаточную для того, чтобы мы ее заметили. Едва заметные отличия имеют собственный закон: для того чтобы изменения в интенсивности стимулирования оказались заметными, они должны составлять определенный процент, и этот процент постоянный для того или иного стимула. В данном случае слово процент крайне важно. К примеру, если вы смотрите на горку из четырех камней, затем на какое-то время уходите, а вернувшись, обнаруживаете уже пять камней, то наверняка заметите разницу. Добавление одного камня обеспечило 25-процентный рост количества камней. А теперь попробуем провести этот эксперимент с бóльшим количеством камней. Что если кто-то добавит один камень к куче из ста? Вы вряд ли заметите это увеличение на один процент: оно находится существенно ниже уровня едва заметных отличий.
Именно вследствие действия закона заметных отличий родители не понимают, насколько сильно их новорожденный ребенок вырос за неделю, пока пришедший в гости друг не воскликнет: «Не могу поверить, как сильно вырос ваш малыш!» С точки зрения друга, недельный рост произошел чуть ли не мгновенно. Для родителей, которые видят своего ребенка каждый день, этот постепенный ежечасный рост находится за пределами рамок едва заметных отличий. Маркетеры – это эксперты в использовании едва заметных отличий в своих интересах. Если они немного снизят количество крекеров в упаковке, этого никто не заметит. Подобные действия не попадают под радар JND, что позволяет компаниям повышать свою прибыль. Если же они потом предложат рынку «огромную» упаковку, то это действие точно привлечет всеобщее внимание, поскольку воспринимаемое повышение оказывается выше уровня едва заметного отличия. Вы можете отслеживать постепенное изменение, только когда у вас есть некая точка для сравнения, своеобразный маркер – например, друг, приходящий к вам с определенной периодичностью, или одежда, которая внезапно перестает налезать на ребенка. При отсутствии подобных маркеров мы будем сидеть в постепенно нагревающейся воде, как лягушка, и ничего не замечать.
Принцип едва заметных отличий помогает нам понять, почему мы продолжаем стремиться вперед, даже оказавшись на плато, – мы просто не понимаем, насколько меньше получаем за свои усилия. Однако как только вы поймете суть принципа едва заметных отличий, то сможете противостоять этому. Установив ясные и объективные маркеры, вы сумеете увидеть степень своего прогресса и определить, что работает, а что – нет, исправить ошибки и двигаться дальше. Будь у лягушки градусник, она знала бы, когда нужно выпрыгивать и двигаться в более безопасное место (типа раковины). Если же вода нагревается постепенно и лягушка слишком поздно понимает, что плавает в кипятке, вы получаете зеленый суп. При отсутствии объективных маркеров изменения могут происходить медленнее, чем едва заметные отличия, и в какой-то момент хорошая для вчерашнего дня модель сегодня устаревает. Общепринятая точка зрения становится плохим советом.
В XX веке мало кто спорил с тем, что собственный дом – яркое выражение великой американской мечты. Со времен Великой депрессии и вплоть до Великой рецессии 2008 года доля взрослых жителей Америки, владевших собственными домами, росла с довольно устойчивой степенью предсказуемости – с 44 процентов в 1940 году, через бум после Второй мировой войны, затем через распад крупных городов и оживление пригородов, до 69 процентов на пике развития пузыря на рынке жилья{143}. Каждой из 70 миллионов американских семей, купивших домá, говорили: «Покупка дóма – это ключ к финансовой стабильности. Это значит, что вы американцы! Черт возьми, это значит, что вы взрослые люди!»
Но, как мы знаем теперь, все, что говорилось этим семьям о стабильности, было неверным. Они применили старую модель к ситуации, которая менялась медленно, но осмысленно, и американская мечта превратилась в американский кошмар. За редкими исключениями, почти каждый, кто купил дом в период с 2002 по 2010 год, сделал «мудрый», однако невероятно болезненный с финансовой точки зрения выбор. К 2010 году 11 миллионов американских домохозяйств «ушли на дно», то есть были должны по закладным больше, чем стоили сами дома{144}. Это было не просто «бумажной» проблемой – сложившаяся ситуация ограничивала их гибкость. Домовладельцы, находящиеся в таком положении, часто не в состоянии переехать в другое место и найти лучшую работу, поскольку не могут позволить себе продать свои дома и принять на себя потери. Они не могут рефинансировать задолженность, чтобы получить более низкие процентные ставки. И они не могут перезаложить дома, чтобы заплатить долги по кредитным картам или рассчитаться за обучение. Они не могут вести себя гибко. Они «застревают».
Эти люди следовали расхожей мудрости, которая значительно осложнила их жизнь. Почему? Потому что отсутствие гибкости превратилось для них в настоящий кошмар. Руки, связанные обременительным 30-летним кредитом, – это настоящее бедствие в условиях экономики, где средний сотрудник меняет место работы пять раз в течение карьеры. Потеря работы – это одно, а потеря работы и неспособность улучшить свои перспективы – совсем иное.
И в этот момент, если вы относитесь к одному из «утонувших» безработных потребителей, то, возможно, вспоминаете о своей подруге-«арендаторе». Она решила не бросаться на рынок жилья во время раздувания пузыря, и это решение вызывало всеобщее недоумение. «Ты упускаешь отличную возможность, – говорили ей тогда все. – Тебе пора взрослеть».
Сейчас же ее дела идут отлично. Она может спокойно спать по ночам, зная, что ей не нужно выяснять, каким образом находить по 2800 долларов каждый месяц в течение следующих 28 лет. Она примет предложение о новой работе в Бостоне, если ее компания в Нью-Йорке вдруг закроется. Она может даже переехать туда со всей семьей, и ей не нужно думать о рефинансировании кредита. У нее отличная степень гибкости. Гибкость позволила ей обрести невероятную и неожиданную степень стабильности.
Давайте вернемся к рынку жилья и изучим несколько объективных маркеров, которые могли бы предупредить нас о том, что мы движемся в сторону опасности. К примеру, довольно забавная вещь произошла во втором квартале 2007 года, примерно в то же самое время, когда пузырь на рынке жилья достиг своего максимума. Почти никто тогда этого не заметил, однако Федеральная резервная система собрала и выпустила в свет поразительные данные. Доля недвижимости в собственности американских домовладельцев упала ниже 50 процентов{145}. Впервые с того времени, как ФРС начала собирать эти данные (то есть с 1945 года), американцы в совокупности владели менее чем половиной купленных ими домов. Это означало, что больше половины домов принадлежало банкам.
