В те времена существовал особый культ литературного журнала, ритуал подготовки к чтению и непосредственно чтения. Начиналось священнодействие с того, что лакей на шикарном подносе приносил в читальную комнату пахнущий краской журнал. Специальным ножичком для резки бумаги барин сам разрезал края страниц. Эту процедуру нельзя было доверять даже самому верному слуге, её следовало выполнять только самому; многие, кроме этого ножичка и столовых приборов, никакого другого инструмента за свою жизнь в руках и не держали. А дальше начиналось погружение в чтение. И главным-то было не само чтение, не содержание того или иного романа или поэмы и даже не удовольствие от прочитанного. Ощущение своей причастности к культуре и политике, осознание того, что Россия, со всеми её недостатками, крепостным правом и глухой безграмотностью большей части населения, всё-таки находится в пределах культурной просвёщенной Европы, а не вне их. «Что там Пушкин, что этот сукин сын написал? Хорош, хорош, браво! Можем ведь мы, русские, — когда захотим!». Хотя зачастую барин, живущий в самом центре России, в Рязанской или Владимирской губернии, по-русски читал и писал с трудом, предпочитая «языку черни» благородный французский.
Во второй половине XIX века литературные журналы стали менее элитарными. Изменился и контингент читателей. Часть помещиков была озабочена устройством своего быта после крестьянской реформы, а другая часть занята проматыванием состояний и имений. На первый план в культурной жизни Российской империи вышла разночинная интеллигенция — новая буржуазия, адвокаты, студенты и преподаватели университетов. И хотя цензура работала не покладая рук, именно литературные журналы, наряду с некоторыми газетами, были единственным источником свободного слова и мысли в стране.
После революции казалось, что «толстые» журналы обречены как «чуждое пролетариату явление». Но нет, как только страна пришла в себя после Гражданской войны и начала налаживать нормальную жизнь, один за другим стали появляться и новые литературные журналы. В мае 1924 года вышел в свет первый номер журнала «Октябрь», печатного органа Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП). В создании «Октября» принимали участие А. Фадеев, А. Серафимович, Д. Фурманов, М. Шолохов, М. Светлов. Несмотря на «пролетарскую» направленность, в журнале печатались самые разные авторы: В. Маяковский, А. Платонов, С. Есенин, Ю. Олеша, М. Зощенко, М. Пришвин, А. Гайдар, К. Паустовский. Помимо отечественных писателей, «Октябрь» публиковал и произведения иностранных писателей: Л. Фейхтвангера, В. Бределя, Р. Роллана, А. Барбюса, Т. Драйзера, М. Андерсена-Нексё, Г. Манна. До определённого момента «Октябрь» считался журналом лояльным или, по крайней мере, не конфликтующим с властью. Однако в середине 70-х ситуация изменилась — в «Октябре» были напечатаны остросоциальная повесть «Печальный детектив» В. Астафьева и роман А. Рыбакова «Тяжёлый песок». Это, понятное дело, вызвало критику со стороны партийных идеологов, однако «Октябрь» и в дальнейшем продолжал публиковать на своих страницах «нелюбимых» властью писателей, таких как А. Адамович, Б. Ахмадулина, Г. Бакланов, Б. Васильев, А. Вознесенский, Ф. Искандер, Ю. Мориц, Ю. Нагибин. В начале перестройки журнал одним из первых напечатал публицистические работы А. Сахарова, нашумевшие документальные повести Д. Волкогонова «Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина» и «Лев Троцкий. Политический портрет», ранее запрещённый советской цензурой «Реквием» А. Ахматовой. В конце 80-х годов «Октябрь» стал первым в СССР журналом, вышедшим из ведомственного подчинения и зарегистрированным как независимое издание.
В 1931 году появился ещё один лидер среди советских литературных журналов — «Знамя» (до 1933 года он был известен как «Литературное объединение Красной Армии и Флота» (ЛОКАФ)). Журнал изначально ориентировался на военно-историческую проблематику, и не случайно именно в «Знамени» были впервые опубликованы такие вещи, как «Падение Парижа» И. Эренбурга, «Зоя» М. Алигер, «Сын» П. Антокольского, «Молодая гвардия» А. Фадеева, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, военная проза В. Гроссмана, Э. Казакевича. В середине 50-х «Знамя» начинает публикацию поэтических произведений Б. Пастернака, А. Ахматовой, А. Вознесенского. В первые перестроечные годы, когда «Знамя» возглавил писатель-фронтовик и общественный деятель Григорий Яковлевич Бакланов, журнал стал одним из самых передовых органов либерализма в СССР. «Знамя» вернуло читателю забытые и запрещённые произведения М. Булгакова, Е. Замятина, А. Платонова, напечатало «Воспоминания» А. Сахарова.
«Толстый журнал был особым журналом для интеллигенции. То, что было напечатано в толстом журнале, обладало знаком качества. Если это выходило не сразу и задерживалось цензурой, то качество увеличивалось во много раз, — сказал однажды Эдвард Радзинский. — …Для меня был особняком „Новый мир“, потому что он был самый бунтующий». Действительно, известный писатель и телеведущий не одинок в своём мнении. Журнал «Новый мир» в 50–60-х годах стал символом если и не бунта, то, по крайней мере, сопротивления официальному догматизму в литературе, оставшемуся со сталинских времён; журнал был, как говорили тогда, «цитаделью оттепели и либерализма в СССР».
История «Нового мира» началась в 1924 году, когда главный редактор газеты «Известия» Ю. М. Стеклов предложил создать ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал на базе издательства «Известия». Руководили «Новым миром» нарком просвещения СССР А. Луначарский и Ю. Стеклов. В 1926 году пост главного редактора занял литературный критик В. Полонский, а в 1931 году руководство перешло к главному редактору «Известий» И. М. Гронскому. Вскоре «Новый мир» впервые пошёл наперекор власти, опубликовав несколько произведений опального писателя Бориса Пильняка. В 30-е годы власть такого вольнодумства не прощала — в 1937 году Гронский был смещён с поста главного редактора «Известий» и «Нового мира», а вскоре был арестован. Его должность занял В. П. Ставский, которого в 1941 году сменил В. Р. Щербина.
После войны журнал возглавил известный писатель Константин Симонов. А в 1950 году в «Новый мир» пришёл человек, которого можно самого смело назвать символом эпохи и под руководством которого «Новый мир» стал самым популярным литературным журналом в СССР, — Александр Твардовский, четырежды награждённый (в 1941, 1946, 1947, 1971 годах) Государственной премией СССР. Но не в званиях дело, не этим был знаменит Александр Трифонович. Василий Тёркин, персонаж одноимённой поэмы Твардовского, стал, по сути, народным героем. Илья Муромец боролся с Соловьём-разбойником, Александр Невский разбивал ливонцев и тевтонцев на льду Чудского озера, а Тёркин в огне не горел, в воде не тонул и бил фашистов и едким словом, и пулей. Однажды великий Борис Пастернак на одном из редакционных заседаний взял без особого интереса поэму молодого автора Александра Твардовского «Страна Муравия». И вдруг замер, вчитался, а затем встал и со словами «Да о чём говорить? Это же гений!» ушёл, взяв с собой рукопись. А Иван Бунин, на дух не переносивший всё советское, а особенно советскую литературу, дал восторженную рецензию на «Книгу про бойца». В общем, Александр Трифонович пользовался уважением коллег по писательскому цеху, был любим читателями и при этом, до определённого момента, обласкан властью.
В последнем номере «Нового мира» за 1953 год появилась статья Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», в которой автор «впервые подверг критическому разбору недостатки советской литературы послевоенного периода». Эту публикацию можно назвать началом «золотого века» советских «толстых» журналов. Как «Аврора» дала свой знаменитый залп, так и «Новый мир» впервые напечатал то, о чём раньше говорить и размышлять было запрещено. И власть тотчас забыла о былых заслугах и званиях Александра Твардовского. Сталин уже умер, Берия был осуждён, но дух несвободы был ещё очень крепок. В «Новом мире» были напечатаны ещё несколько острых работ Ф. Абрамова, М. Щеглова, М. Лифшица, после чего Твардовского уволили с поста главного редактора.
Через четыре года после свой отставки Александр Твардовский вернулся в «Новый мир» (в период его отсутствия журналом руководил Константин Симонов). И начался самый известный и бурный период в истории журнала, период, когда выражения «Новый мир» и «журнал Твардовского» становятся синонимами. Каждый номер «Нового мира» читатели ждали с нетерпением — все знали, что в журнале обязательно будет что-то новое, свежее, остросоциальное и интересное. И «Новый мир» периода Твардовского всегда оправдывал эти надежды.
Эпохальной в истории журнала стала публикация в 1962 году повести «Один день Ивана Денисовича» и трёх рассказов «Матрёнин двор», «Случай на станции Кречетовка», «Для пользы дела» известного ранее только по самиздатовским публикациям учителя из Рязани Александра Солженицына. После выхода номера с прозой Солженицына название журнала стало известно всей стране, даже тем, кто никогда в жизни не держал в руках «Новый мир», настолько острая полемика развернулась в обществе. В 1966 году Твардовский решился на публикацию ещё одного рассказа А. Солженицына «Захар Калита». Между тем оттепель постепенно заканчивалась. Твардовскому и его коллегам-редакторам из других журналов приходилось буквально с боем отстаивать право публиковать произведения «неугодных» власти авторов. С каждым разом это становилось всё труднее и труднее. В 1970 году Александр Твардовский был уволен из «Нового мира» и вскоре умер.
