Рекорд состоялся, теперь это достижение, как сказали бы сейчас, нужно было срочно «раскрутить». Уже в шесть часов утра состоялось заседание парткома шахты «Центральная-Ирмино», на котором было принято соответствующее постановление. В этот же день о рекорде доложили отдыхавшему в Кисловодске наркому Орджоникидзе, который призвал обратить самое пристальное внимание «на новое великое дело, зародившееся в шахтёрском Донбассе». 2 сентября в «Правде» появилась статья, посвящённая рекорду. «Забойщик шахты „Центральная-Ирмино“ товарищ Стаханов в ознаменование 21-й годовщины Международного юношеского дня поставил новый всесоюзный рекорд производительности труда на отбойном молотке, — говорилось в статье. — За шестичасовую смену Стаханов дал 102 тонны угля и заработал 200 рублей». Эти 200 рублей стали первой каплей золотого дождя, который в дальнейшем потоком полился на Алексея Стаханова. Сбылась его давняя мечта — ему выделили лошадь, а в придачу ещё и бричку и личного кучера. А дальше были квартира, дача, машина, мебель, дорогие подарки, которые шли «народному герою» со всех концов страны, даже собственная ложа в городском клубе Кадиевки.
Уже через несколько дней рекорд Стаханова побил забойщик той же шахты «Центральная-Ирмино» Мирон Дюканов, выдавший за смену 115 тонн. 19 сентября следует ответ Стаханова — 227 тонн, или 32 нормы выработки. В «Правде» впервые появляется термин «стахановское движение», сначала применительно к угольной отрасли, потом он распространился и на всю промышленность, а вскоре брать на себя «стахановские обязательства» стала вся страна. Хирурги стали втрое больше удалять аппендицитов, а стоматологи — зубов, профессора и академики принялись писать в пять раз больше научных трудов, а на Тюменском спиртзаводе, например, выпустили водку «усиленной пролетарской крепости». Тюменская водка, крепость которой была увеличена с 32 до 45 градусов, в заводской газете была названа «напитком стахановцев».
Кстати, о русском национальном продукте. Неизвестно, употреблял ли Алексей Стаханов «Тюменскую особую», но выпивкой увлекался крепко. Как говорят в таких случаях, герой не выдержал навалившейся на него славы. Что, в общем-то, и понятно. Буквально за месяц имя никому до того не известного шахтёра из донбасской Кадиевки узнала вся страна, в газетах фамилия Стаханов упоминалась чаще других, кроме, естественно, фамилии Сталин, а сам вождь относился к нему с благоволением и нередко принимал ударника у себя в кабинете. Говорят даже, что Сталин лично проверял конспекты Стаханова, когда тот учился в Промышленной академии. В 1936 году самого известного шахтёра страны приняли в партию, причём по специальному решению Политбюро — без прохождения обязательного кандидатского стажа.
У Алексея Стаханова было всё, о чём мог мечтать советский человек. И даже больше. Его коллеги по работе ютились по десятку человек в тесных углах разваливающихся бараков, а он в это время жил в роскошной квартире в правительственном доме в Москве, где его соседями были лучшие люди страны. Его бывшие товарищи каждый день месили грязь по дороге от дома до шахты в захолустной Кадиевке, а он рассекал просторы столицы на автомобиле с личным шофёром. Донбасские шахтёры получали по карточкам свои жалкие продпайки, были рады куску колбасы, непонятно из чего сделанной, а он каждый день получал отборный балык и икру. Красную и чёрную, естественно. Простой горнорабочий был рад любой обновке, поездка в областной центр была событием, о котором говорили целый год, а Алексей Стаханов ходил в Большой театр, где для него всегда было заказано место. Правда, театр-то Стаханов не любил, бывал там, поскольку обязывал его это делать статус героя, которому следовало быть не просто образцовым тружеником, но и высококультурным человеком. Обычно в опере он засыпал во время увертюры, а действительно нравились ему Тарапунька и Штепсель с их примитивным юмором. Он мог вместе со своим другом, и не каким-нибудь, а, например, с Василием Сталиным, пойти в «Метрополь», заказать там шикарный ужин, потом устроить «шикарный» дебош, разбить дорогое зеркало, выловить рыбок из аквариума («они же, заразы, красивые!») и потерять при этом орден Ленина. И ничего ему за это не было, ведь он — Алексей Стаханов, его имя знает вся страна, а его друг — Василий Сталин, имя которого тоже знает вся страна. «Извините, товарищ Стаханов, что зеркало оказалось таким хрупким, рыбки — красивыми, а орден мы вам новый дадим, орденов у нас много…». Наверное, от свалившегося в один миг такого счастья у очень немногих людей не закружится голова. Алексей Стаханов, к сожалению, к таким не относился.
Поначалу Стаханову нравилась такая жизнь. Но вскоре он начал понимать, что он чужой на этом «празднике жизни». У него квартира, машина, большая зарплата, но ведь у его соседей по «Дому на Набережной» были лучшие квартиры, машины и гораздо большие зарплаты. Безусловно, он не был абсолютно испорченным человеком. К Стаханову часто приезжали земляки из Донбасса и шахтёры из других регионов, инвалиды, покалеченные в шахтах, и сироты, оставшиеся без отцов. И он старался помочь, выбивал пособия через министерство, а иногда отдавал и свои деньги. И всё-таки его постоянно мучило сознание того, что в Кадиевке он был первым, а в Москве — одним из многих.
Стаханов написал несколько писем Сталину, где жаловался на «социальную несправедливость». «Я живу в Доме правительства 9 лет и ни до войны, ни во время войны не могу допроситься сделать ремонт… а кое-кому обивают стены шёлком по два раза в месяц и мебель ставят всевозможную, — писал Алексей Григорьевич в одном из писем. — Это неправильно, я прошу сделать ремонт и заменить мебель, чтобы не стыдно было пригласить в квартиру к себе людей… Иногда просто так делается обидно, особенно когда вспоминаю Ваши слова — обращаться к Вам в трудную минуту. Как Вы мне сказали». Для решения проблем Стаханова была создана специальная комиссия под руководством Георгия Маленкова. Материальные проблемы были быстро решены — у Стаханова сделали ремонт, ему выделили новую машину, участок и материалы для строительства дачи.
Труднее было с моральным обликом «героя». «Что касается его (Стаханова. — Авт.) поведения в быту, то мы ему крепко указали на то, что он должен перестроиться, чтобы не ходил по ресторанам, не допускал разгула, — говорилось в одном из отчётов комиссии Маленкова. — Вначале он пытался отрицать свою вину в этом деле, но, будучи уличён рядом фактов, дал обещание исправиться. Насколько он сдержит своё слово — трудно сказать». Сталин поначалу снисходительно относился к поведению Стаханова, потом вызвал к себе. «Ты знаешь, Алёша, что я тебя люблю как сына, — сказал Стаханову Иосиф Виссарионович. — Надо бы тебя взгреть как сидорову козу, но на первый раз прощаю. Но запомни: натворишь ещё что-либо подобное — пощады не жди…». «Лучший шахтёр страны» на какое-то время остепенился, а потом снова принялся за старое. Тут уже вождь, говорят, рассердился не на шутку и попросил передать Стаханову, «что ему придётся, если не прекратит загулы, поменять знаменитую фамилию на более скромную». И угроза Сталина в какой-то мере оправдалась. Нет, Алексей Григорьевич фамилию не поменял, но он стал жить сам по себе, а фамилия как бы отдельно от него. Алексей Григорьевич так и не сделал карьеры, его пытались пристроить на должности начальников трестов и шахт, но он на них долго не задерживался. В конце концов Стаханова определили заведовать наградным отделом министерства угольной промышленности СССР, где он проработал до 1957 года.
Алексей Григорьевич болезненно воспринимал критику в адрес усопшего вождя, а кроме того, сам пытался решать, кого из шахтёров награждать, кого нет, переставлял фамилии в наградных списках Из-за этого у него часто возникали конфликты с высшим руководством, в том числе и с Хрущёвым. После одной такой ссоры генсек потребовал, чтобы Стаханов уехал из Москвы. В то время как заместитель главного инженера одного из угольных трестов Алексей Стаханов жил в комнате в общежитии, его именем по-прежнему продолжали вдохновлять народ на трудовые подвиги.
О бывшем герое вспомнили только при Брежневе. Стаханову выделили небольшую двухкомнатную квартиру на окраине Тореза, в 1970 году присвоили звание Героя Социалистического Труда и вручили второй орден Ленина. Награда, к сожалению, привела к очередному запою. Стаханов пытался держаться, но выпивка делала своё чёрное дело. Скандалы с участием «народного героя» стали для Тореза привычным делом. Однажды он обстрелял потолок в ресторане из того самого пистолета, который когда-то ему подарил Сталин. Дело, естественно, замяли: Стаханов по-прежнему оставался знаменитостью, уже, правда, не всесоюзного, а местного масштаба. В середине 1970-х годов у Алексея Григорьевича стал прогрессировать склероз, он перестал узнавать родных и знакомых. В сентябре 1975 года в Колонном зале Дома союзов с большой помпой открылась Всесоюзная научно-практическая конференция, посвящённая 40-летию стахановского движения. Но самого Стаханова в Москву не пригласили, посчитав, что присутствие спившегося старика, проходящего лечение в психиатрической больнице, на таком мероприятии будет нежелательным. В этой больнице Алексей Стаханов и умер 5 ноября 1977 года. Это был несчастный случай — Стаханов поскользнулся и разбил голову об острый край стола. Так «символ эпохи» закончил свой земной путь — путь, начавшийся с невероятного взлёта и окончившийся так трагично…
