Первый огонек христианства был слишком слаб, чтобы в одночасье рассеять всю тьму язычества. На проезжих дорогах и на полях сохранялись маленькие часовенки, возведенные над тем или иным языческим идолом, для удобства путешественников и крестьян, занятых полевыми работами. Из таких часовенок, или скурдов, как их еще называли, христиане изымали изображения языческих богов и заменяли их ликами святых, и не было редкостью, что многие новообращенные могли в одном и том же месте в один день молиться Деве Марии, апостолу Петру и другим христианским святым, а на другой день — Тору и Фрейе. Христианам, таким образом, пришлось изо всех сил бороться, чтобы подавить в людях веру в языческих божеств. Языческие демоны, тролли и эльфы, заодно с духами тех, кто умер во времена идолопоклонства и нашел упокоение под курганами, были объявлены бесами. Встреча с кем-либо из «злых духов», особенно ночью, сулила множество неприятностей, а избавление от оных требовало значительных затрат. Люди щедро платили монахам, ведуньям и знахаркам за чудодейственные средства, часто представлявшие собой ритуальные священнодействия с благовониями и заклинаниями, проводившиеся на перекрестках, в церквях и у так называемых эльфийских камней. В этих местах звучали диковинные молитвы, в которых имена языческих божеств употреблялись вместе с именами Иисуса и христианских святых. Эти молитвы, большая часть которых сочинялась в монастырях, иногда слагались и в стихотворной форме.
Об эльфах
И в христианскую, а уж тем более и в языческую эпохи эльфы занимали и продолжают занимать самое видное место среди скандинавских сверхъестественных существ. Все, о чем мы уже говорили в отношении языческой веры в эльфов, передавалось преданиями из века в век и дошло и до наших дней, правда, с немалой примесью христианских легенд и сюжетов. До сих пор можно встретить эльфийские алтари (elf-altars), где устраивают жертвоприношения, если кто-то заболевает. Так называемые ведуньи — Horgabrudar — натирают алтарь свиным жиром, что характерно для языческого жертвоприношения, и читают молитвы, по их словам, таинственные и мистические; после чего на алтарь (alf-qvarn или, как его еще называют, alf-gryta) кладут какой- либо металлический предмет, который больной носил при себе или на своей одежде — достаточно маленькой монетки или даже булавки, — а затем кладут крест (залог того, что сила Спасителя здесь тоже мистическим образом присутствует). Эти колдуньи (signerscor), когда их зовут к больному, обычно начинают с того, что льют расплавленный свинец в воду и по тем формам, которые принимает жидкий металл, выносят вердикт, что болезнь была вызвана эльфами. Получив оговоренную плату, они затевают новый обряд, называемый «натирание для эльфов», на закате следующего за вызовом четверга. Некоторые сельские жители натирают жиром эльфийские алтари, не прибегая к помощи ведуний; они не читают над камнем никаких молитв, а только произносят со вздохом: «Господи, помоги мне!»
Одним из старейших преданий об эльфах может считаться то, текст которого выбит на руническом камне в Лагно в Седерманланде. Среди плавно изгибающихся линий рун сидит, вытянув ноги, высеченный из камня эльф, в руках у него головы двух змей. Руны сообщают нам, что «Гислог приказал начертать эти знаки в память о Торде, а Слоди велел запечатлеть истинное свидетельство об эльфах и других троллях, которых он видел возле скалы».
Среди людей ходят различные предания об эльфах, согласно которым их можно разделить на три группы, принадлежащие, соответственно, стихиям земли, воздуха и воды.
О Горном народце
Среди эльфов, принадлежащих стихии земли, или, точнее говоря, среди подземных эльфов, Горный народец (Berg-folk) занимает самое выдающееся место. Кажется вполне возможным, что христианское сострадание к тем, кто умер во времена язычества, не получив всех благ, обещанных в Писании и будучи захоронен по языческому обряду в неосвященной земле, послужило основанием безрадостному убеждению в том, что эти бедные люди, в страхе ожидающие в своих покрытых зеленью курганах великого дня всеобщего искупления грехов, мучимы чувственными желаниями, как и прежде, при жизни; что они хотят любви христиан и общения с ними, однако, как только вступают в контакт со смертными, наносят им урон, за которым, если вовремя не подоспеет помощь, нередко следует и смерть.
По своему телосложению эльфы почти не отличаются от людей, они только более стройные и хрупкие. Юных эльфийских дев описывают как изумительно красивых, изящных, как лилии, белых, как снег, и обладающих чарующими голосами. Их время для игр и танцев — от захода солнца до первых петухов, но как только пропоет петух, эльфы не могут более оставаться на поверхности. Обо всех существах потустороннего мира говорится, что если они не удалятся на покой к моменту, когда петух прокричит трижды, то окаменеют на том самом месте, где их застиг третий крик петуха. По-шведски такая «окаменелость» носит название «dagstand»; считается недоброй приметой случайно наткнуться на такой невидимый «dagstand» на своем пути. Многие верят, что подхватили свою боль или болезнь как раз на таком месте. Если путник летним вечером приляжет отдохнуть у подножия эльфийского холма, вскоре он услышит звуки арфы и сладкоголосое пение. Если он пообещает эльфам избавление от страданий и искупление грехов, то услышит самые радостные мелодии, повторяемые на все лады многочисленными струнными инструментами; но если он скажет «Не будет вам спасения», тогда с криком, плачем и громкими рыданиями эльфы разобьют свои арфы в щепки, после чего в холме настанет тишина. В зеленых лесах и долинах, на лугах и на холмах каждую ночь эльфы устраивают свой stimm, то есть игры и танцы, отчего трава в этих местах буйно растет, образуя темно-зеленые круги, называемые «ведьминскими кольцами», в которые смертным ни в коем случае нельзя вступать.
Практически во всех наиболее известных и прославленных семействах Швеции в качестве семейных реликвий хранятся драгоценности или украшения, связанные с преданиями о троллях и эльфах. Так, о жене государственного советника Харальда Стейка рассказывают, что однажды летним вечером к ней пришла эльфийка и попросила свадебное платье, чтобы покрасоваться в нем на эль- фийской свадьбе. После некоторых раздумий добрая женщина решилась исполнить просьбу. Через несколько дней платье вернулось, каждый шов его был расшит золотом и жемчугами, а на вороте висел золотой перстень, украшенный драгоценными каменьями; впоследствии этот перстень передавался в семье Стейков по наследству как фамильная драгоценность.
Среди деревенских жителей бытует страх перед завистью эльфов. Верным средством против последней считается следующий способ: невеста в день свадьбы должна зашить в свой наряд сильно пахнущие травы, такие, как побеги чеснока или валериану. Наиболее опасными для свадеб считаются перекрестки и различные ворота. Если спросить жениха, для чего он принимает многочисленные меры предосторожности, он непременно ответит: «От зависти эльфов». И нет жениха более несчастного, чем тот, чья невеста в день свадьбы усомнится в зависти окружающих — если уж не людей, то хотя бы эльфов.
Здесь следует упомянуть о наиболее распространенном в скандинавском фольклоре «свадебном» сюжете.
Невеста сидит в светлице, одетая и причесанная, окруженная своими подружками. Жених седлает серого жеребца и, облаченный в рыцарский доспех, с соколом на перчатке, выезжает из материнского чертога, чтобы привезти невесту к себе домой. Но в лесу, где он обыкновенно охотится со своим соколом и собакой, его ожидает эльфийская дева, уже давно приметившая миловидного юношу; ей не терпится заключить его в объятия или хотя бы пройтись с ним в танце, рука об руку, под завораживающие звуки эльфийских скрипок. Когда юноша приближается к эльфийскому холму или собирается проехать в ворота замка, до его ушей доносится самая дивная музыка, какую он когда-либо слышал. Он видит, как ослепительной красоты девушки, взявшись за руки, танцуют удивительнейший танец, и из их круга выходит дочь короля эльфов, ликом прекраснее всех прочих, вместе взятых, и, как говорится в старинной балладе:
Протянула девица снежно-белую руку:
«Вступай в наш хоровод, будем танцевать».
Если рыцарь позволит себя околдовать и дотронется до очаровательной руки, то его увлекут в эльфийскую страну, где чертоги неописуемо красивы, а сады таковы, что их прелести не передаст никакое описание. Рука об руку он будет бродить со своей эльфийской возлюбленной среди лилий и роз, а если и вспомнит ненароком о своей скорбящей суженой и если эльфы, которые никогда предумышленно не желают зла смертным, согласятся отвести его обратно в мир людей, то он снова может увидеть родной дом, однако не замедлит выясниться, что юноша отсутствовал целых сорок и даже больше лет. Никто не будет узнавать его, он просто чужак, на которого все смотрят с удивлением. Старики с трудом вспомнят, что был когда-то молодой рыцарь, который пропал сорок лет назад, когда поехал за своей невестой. А что же невеста? Она умерла от горя.
