Народное верование создало особых демонических существ, которые производили или олицетворяли собою сновидения. Их местопребыванием в «Одиссее» называется крайний запад, близ входа в подземное царство. Гесиодовская «Теогония» называет их сыновьями Ночи, а позднейшие поэты считали сыновьями Сна и различали по именам: Морфей (Μορφευη) являлся только в человеческом образе, Икелос (Ικελοη или Φοβητορ) принимал вид всевозможных животных, а Фантаз (Φαντασοη) представлялся в виде неодушевленных предметов. Овидий говорит:
Сон же из сонма своих сыновей вызывает Морфея, —
Был он искусник, горазд подражать человечьим обличьям, —
Лучше его не сумел бы никто, как повелено было,
Выразить поступь, черты человека и звук его речи.
Перенимал и наряд и любую особенность речи,
Но подражал лишь людям одним. Другой становился
Птицей, иль зверем лесным, или длинною телом змеею.
Боги «Подобным» его именуют, молва же людская
Чаще «Страшилом» зовет. От этих отличен искусством
Третий — Фантаз: землей, и водой, и поленом, и камнем, —
Всем, что души лишено, он становится с вящим успехом.
Эти царям и вождям среди ночи являют обычно
Лики свои; народ же и чернь посещают другие.
Они находятся под властью верховных богов, которые и посылают их к людям (например, во II песни «Илиады» Зевс послал Агамемнону обманчивый сон). Иногда и сами боги устраивают ειδωλον и посылают его к спящему, или даже сами являются людям во сне в том или другом виде. Даже души усопших, по крайней мере пока они не находятся в царстве Аида, т. е. пока тела их не погребены, могли являться живым людям во сне. Эти представления гомеровских времен существовали и впоследствии в народном веровании. Для объяснения сновидений, как и других чудесных знамений, прежде всего необходимо было остроумие, способность комбинации составных частей сонного видения с окружающей действительностью, но впоследствии на основании различных данных и соображений постепенно составились определенные правила для объяснения сновидений и явилось особое искусство снотолкования, ονειροκριτικη. Древнейший «сонник», или снотолкователь, о котором нам известно, был составлен афинянином Антифонтом, современником Сократа. До нас сохранился снотолкователь Артемидора (II в. по Р. X.). Но уже в классические времена снотолкователи нередко считались шарлатанами, и искусство их не пользовалось уважением.
Кроме веры в сновидения было распространено верование, что некоторые, особенно любимые богами, люди могли и наяву испытывать наитие свыше, приходить в состояние экстаза и, находясь в нем, более или менее ясно и определенно узнавать сокрытое от других. Этот вид безыскусственной мантики, к которому преимущественно перед другими подходило самое название μαντεια ставился у греков гораздо выше мантики искусственной. Аполлон, бог физического и нравственного света, просвещавший и души людей, считался главным покровителем не только тех оракулов, где предсказания давались под влиянием экстаза, но и отдельных прорицателей. Гомеровский Калхант, хотя предсказывавший по знамениям, а не под влиянием экстаза, все-таки получил свой дар от Аполлона и обращался к нему как к своему покровителю. Прорицателей, предсказывавших по вдохновению, было весьма много как в мифические, так и в исторические времена. Большим уважением пользовались сивиллы, мифические существа, представлявшиеся в виде дев, живших в разные времена и в разных странах, обыкновенно в глубоких и сырых гротах. С сивиллами очень сходен Бакид, мифический вдохновенный нимфами прорицатель, место жительства которого также указывалось в разных странах. Сивиллам и Бакиду приписывалось множество предсказаний, записанных и соединенных в сборники, к которым обращались в важных случаях как государства, так и частные лица, заимствуя из них те советы, которые казались применимыми к данным обстоятельствам. Подобные сборники имелись и с именами других мифических прорицателей, например, Мусея, Лика, сына Пандиона, фиванского царя Лая, Сивиллины книги Тарквиниев в Риме и др. Такое собрание было, например, у Писистратидов; при своем бегстве из Афин они покинули его на Акрополе, где оно хранилось, и спартанский царь Клеомен взял его в Спарту (Геродот). У спартанцев было собрание изречений Дельфийского оракула, находившееся в заведовании особых магистратов, избиравшихся царями. Кроме таких официальных сборников, находившихся во владении и под надзором государств или жрецов, существовало еще множество частных сборников, владельцы которых давали из них советы и предсказания всем, кто к ним обращался, конечно, в большинстве случаев не даром. К таким владельцам сборников предсказаний преимущественно применялось название χρησμολογοι, хотя часто им обозначались и такие лица, которые предсказывали по собственному вдохновению, а не из книг. Впрочем, многие предсказывали и обоими способами, а кроме того, занимались и гаданием по знамениям (которое к собственно хресмологии не имело никакого отношения), делая себе из всего этого прибыльную профессию. Были даже целые роды, в которых прорицание и искусство объяснения знамений с требовавшимися для этого духовными способностями считались наследственными, переходившими из рода в род от какого-нибудь мифического родоначальника, бывшего в свое время славным прорицателем. Таковы были, например, Иамиды и Клитиады в Элиде и род акарнанских прорицателей (считавших своим родоначальником Мелампода), из которого происходил известный Мегистий, павший при Фермопилах (Геродот).
Знамения, в которых боги, по верованию древних, открывали свою волю, были посылаемы ими или по собственному желанию, или по просьбе людей, выраженной в молитве. Для ниспослания знамений богам служили преимущественно: а) птицы и атмосферные явления, б) жертвы, в) знаменательные встречи, г) слова и звуки. Особенно распространено было гадание по птицам и жертвоприношениям.
Птицы вполне свободны и независимы от человека в своем полете, они парят в воздушных пространствах, поднимаются высоко над землею, как бы приближаясь к небесным жилищам богов, и потому преимущественно перед другими живыми существами считались вестниками воли богов. Поэтому их появление даже без предварительной мольбы о даровании знамения считалось знаменательным во всех случаях, когда человеку интересно было узнать волю божества. При их появлении наблюдалось множество специальных примет как относительно рода птиц, так и относительно способа их полета, бега или сидения, разных их движений, места появления, криков, отношения друг к другу и к другим существам и пр., так что птицегадание представляло собой весьма развитое искусство, требовавшее больших знаний и опытности. Каждая птица имела свою особую символику, и хотя некоторые считались вещими преимущественно перед другими, но все-таки значение каждого отдельного знамения находилось в зависимости от множества внешних обстоятельств. Наиболее вещими считались большие хищные птицы, летающие особенно высоко и поодиночке, а не стаями. Такие птицы собственно и называются οιωνοι; но впоследствии этим именем называли всех вещих птиц и даже обозначали им и разные другие знамения. Между οιωνοι особенным уважением пользовался орел как царь птиц и вестник царя богов; часто также упоминаются ястребы, соколы, коршуны и т. д.; они подавали знамения то своим появлением с той или другой стороны наблюдателя, то обстоятельствами, при которых совершилось явление. В «Илиаде» орел, пронесшийся над лагерем греков с олененком в когтях и уронивший свою добычу на алтарь Зевса, был признан благоприятным знамением, а, напротив, пролетевший слева орел, несший в когтях живого змея и выпустивший его вследствие раны, нанесенной ему змеем в грудь, предсказал несчастье Гектору при нападении на греческий лагерь. Для птицегадания избиралось открытое, удобное для кругозора место. Благоприятной считалась правая сторона, причем гадатель обращался лицом к северу, так что направо от него был восток, а налево — запад. У Гомера считаются благоприятными знамения, появляющиеся со стороны зари и солнца, неблагоприятными — со стороны мрака. Впрочем, как кажется, на страны света не всегда обращали внимание или правую и левую сторону различали по отношению не к гадателю, а к солнцу; вообще следует думать, что как во всей греческой религии не было систематического единства и обязательных для всякого догматов, так и при птицегадании употреблялись различные способы наблюдения. Эсхил называет слепого прорицателя Тиресия «кормильцем птиц»; отсюда можно было бы заключить, что у греков был обычай кормить птиц для гаданий, чтобы всегда иметь их под рукой в случае надобности; но никаких других указаний на этот обычай не имеется. У римлян, как известно, он был широко распространен.
