Про клад ничего не было известно до 1840 года. Около этого времени в имении начали строить новый господский дом. Под его фундамент крестьяне свозили с поля камни.
Через некоторое время после постройки дома из Франции приехал какой-то человек с планом и объявил о цели своего прибытия — отыскание зарытых в 1812 году нескольких бочонков золота. Но спустя 28 лет местность уже не соответствовала плану, так как просёлочная дорога, ведущая от большой дороги к имению, была уже запахана, а вместо неё проложена другая. Кроме того, не оказалось и главной приметы — «острого камня», который точнее определял местность, где был зарыт клад. Таким образом, весь предполагаемый район поисков площадью в несколько гектаров остался без упомянутых в плане примет и ориентиров. Искатель клада поневоле вынужден был ограничиться расспросами у местных жителей: куда делся «острый камень»? Оказалось, его свезли под фундамент. После долгих поисков камень всё-таки нашли с правой стороны от крыльца в угловом фундаменте дома. На нём оказался высеченный знак в форме подковы. Однако настойчивые расспросы о том, откуда взят камень, ни к чему не привели — никто уже этого не помнил. Француз ни с чем вернулся в своё отечество…
Один из авторов публикаций 1910 года, некто Л. С., долгое время жил в этой местности и ему удалось собрать множество свидетельств о пребывании здесь французов. Так, на поле имения Селище им были найдены пуговица от французского мундира с изображением скрещённых пушек, стальной шомпол и «отделка от штуцера». Кроме того, местные жители рассказали, что близ деревни в небольшом озере французами был затоплен «денежный ящик». Но попытки отыскать заветное сокровище так ни к чему и не привели.
Реальна ли история о кладе в Селищах? Разрешить эту загадку могут только поиски.
Территория бывших Виленской и Ковенской губерний — юг и запад Литвы — район, наиболее плотно насыщенный следами событий 1812 года. Именно здесь разыгралась самая ужасная трагедия наполеоновской армии, трагедия, которая затмила в памяти уцелевших все предыдущие испытания. Об этих событиях писалось довольно мало. Впрочем, это правильно — даже в наш жестокий век не хочется описывать те неслыханные сцены человеческих страданий, которые разыгрывались здесь в конце ноября — декабре 1812 года…
В начале XX века местные жители указывали сотни братских могил солдат французской армии. Вот как выглядела, например, одна из них, у деревни Покальнишки: «Могила представляет из себя два рядом стоящие холма… Часть могилы немного обнажилась и на песке видна масса костей: черепов, челюстей, больших и малых берцовых костей, лопаток… Судя по костям, здесь погребено не менее 500 человек». А всего в литовской земле нашли своё последнее пристанище не менее 60 тысяч наполеоновских солдат и офицеров.
На протяжении десятков лет крестьяне находили здесь ружья, сабли, тесаки, фрагменты обмундирования и амуниции, пуговицы, пряжки, металлические предметы, монеты. И — кости, кости, кости… А среди этих находок было немало следов «московской добычи» и «золота Наполеона».
Золотые 20-франковые монеты неоднократно находили на Ковенской дороге. Нашли поблизости и золотое кольцо с французским гербом. А местные предания указывают на несколько мест, где находится и добыча «покрупнее». Так, у местечка Евье, на Старо-Виленской дороге, в болоте затоплена французская фура с деньгами и документами. В Закрете — предместье Вильно — указывали озеро, к началу XX века уже заросшее, в которое французы бросили золото. Этот клад в середине XIX столетия пытался отыскать немец Миллер, но неудачно. Ему удалось найти только сабли, ружья и другое брошенное в озеро оружие. Впрочем, говорили, что этот клад был всё же кем-то «вынут».
А в середине мая 1826 года в российскую миссию в Карлсруэ явился слесарь Жан Пти и объявил, что ему известен клад, зарытый французами в окрестностях Вильно, просил паспорт и содействие в отыскании этого сокровища. Жан Пти утверждал, что ему известно и о других кладах, укрытых французами в «дуплах деревьев и пещерах».
К тому времени русское правительство, уже многократно обжёгшееся на подобных кладоискателях, очень неохотно выдавало разрешение на поиски. Предложение Жана Пти было сочтено не заслуживающим внимания, так как он «не в состоянии дать более точных сведений о сокровищах, о существовании которых ему якобы известно».
Клад французов указывали и на 5-й версте дороги Вильно — Полоцк — тут якобы находилась стоянка Наполеона. Память о зарытых здесь сокровищах более ста лет не давала покоя жителям местечка Михалишки.
Не следует относить все эти предания только к области легенд. Достоверно известен, например, следующий полуфантастический, но реальный случай. В ноябре 1812 года на 14-й версте Полоцкого шоссе, под мостом через реку Вилейку, прятался крестьянин деревни Мицкуны Юрий Маковский. По мосту шла отступающая французская часть. Маковский увидел, как несколько французов бросили с моста в реку какой-то увесистый предмет. Когда французы прошли, любопытный крестьянин не побоялся слазить в ледяную воду, и его старания были вознаграждены — он вытащил на берег… бочонок с золотом!
Этого золота Маковскому (он умер около 1850 года) и его семье хватило на 30 лет!
7–9 декабря остатки французской армии проходили через Вильно. Морозы усилились до –25–27°. «Ночь с 7 на 8 и день 8 были ещё тяжелее для армии, чем предыдущие, — писал Наполеону утром 9 декабря из Вильны маршал Бертье. — Одна из повозок, на которых везли казну, разграблена возчиками; удалось спасти всего 12 000 франков. Делается всё, что в пределах человеческой власти, чтобы спасти остальные повозки».
Судьба похищенных московских сокровищ и казны Главной квартиры была окончательно решена только за Вильной. По показаниям многочисленных очевидцев, последние остатки «золотого обоза» были дотла разграблены совсем потерявшими человеческий облик солдатами и офицерами «Великой армии» 10 декабря 1812 года на дороге между Вильно и Ковно, когда подводы, влекомые измученными лошадьми, беспомощно остановились перед покрытым льдом подъёмом на Понарскую гору. Из-за гололедицы на неё не могла въехать ни одна повозка и ни один экипаж, не говоря уже о тяжело нагруженных фургонах. Именно здесь, у подножия этой горы, погибли и «золотой обоз», и казна Главной квартиры «Великой армии».
«Ваше величество, знаете, что в полутора лье от Вильны есть ущелье и очень крутая гора, — писал 12 декабря (30 ноября по старому стилю) из Ковно маршал Бертье. — Прибыв туда к 5 часам утра, вся артиллерия, Ваши экипажи, наши экипажи, войсковой обоз представляли собой ужасное зрелище. Ни одна повозка не могла проехать, ущелье было загромождено орудиями, а повозки опрокинуты…»
Это был момент окончательной гибели всей артиллерии, фур и обоза. Скопившиеся у подножия обледенелой горы деморализованные и утратившие всякое подобие армии люди начали тащить с повозок всё, что можно унести на себе.
Свидетельств очевидцев этих событий более чем достаточно. Предоставим же слово авторам мемуаров:
«Мы на рассвете 10 декабря оставили город [Вильно] и пошли по дороге на Ковно. Часа через два мы пришли к подошве холма, обледеневшего и настолько крутого, что на него невозможно было взобраться. Кругом были разбросаны остатки экипажей Наполеона, оставленный в Вильне при отступлении обоз, походная касса армии и ещё много повозок с грузными московскими трофеями: они не могли подняться в гору…» (Штейнмюллер).
«Через два часа мы подошли к подошве горы… Вокруг были остатки наполеоновских экипажей, войсковая казна и ящики с несчастными московскими трофеями…» (Лабом).
«Здесь, у подножия холма, собрались дезертиры, фургоны, экипажи, артиллерия, всякого рода багаж и, наконец, императорские фургоны с 10 миллионами и остатками московских трофеев» (граф Хохберг).
«Фургоны с казной, трофеи, взятые в Москве, русские знамёна, столовая посуда маршалов — всё это было брошено. Трудно представить себе, какие богатства были покинуты у подножия этой горы» (анонимный бельгийский солдат).
«— Ко мне, друзья! Разграбим обоз!
Тотчас толпы беглецов присоединяются к этому крику и бросаются на драгоценные фургоны. В одно мгновенье они окружены стаей хищных птиц. Кидаются к замкам и взламывают их посредством всего, что находится под рукой.
Они разбиты вдребезги и открыты. Солдаты всех родов оружия, лакеи, чиновники, даже офицеры полными пригоршнями черпают в них золото и бесчестие… Пренебрегают монетами в пять франков — их выбрасывают далеко на снег» (Лемонье).
«Все бросились к повозкам: взломали кассы, в которых было ещё около пяти миллионов франков, деньги вынули и поделили…» (Штейнмюллер).
«Многие, кто пришли потом, приняли участие в этом грабеже. Люди, умирающие с голоду, в то же время сгибались под тяжестью богатств, которых они не могли нести. Со всех сторон говорили лишь о слитках золота да о драгоценностях. Каждый солдат был нагружен серебром, но ни один не имел ружья» (Лабом).
