В сентябре 1796 года Талейран прибыл в Париж. Он сблизился с политическими лидерами, и в первую очередь с членами Директории. Бывшим конституционалистам Шарль Морис говорил о своей дружбе с Мирабо, бывшим жирондистам и дантонистам — о том, что своей жизнью он обязан Дантону; бывший робеспьёровцев Талейран заверял о своем «уважении» к Робеспьеру. Посещая модный во времена Директории салон жены шведского посланника баронессы де Сталь, Талейран познакомился с одним из пяти директоров виконтом Баррасом. Их объединяли общие денежные интересы и тайные спекулятивные сделки. Оправдывая Талейрана, которого другие директора обвиняли в аморальности, беспринципности и даже в том, что он состоял на иностранной службе, Баррас заявил: «Талейран, как и многие другие, состоит на службе у своих интересов и властолюбия».
Благодаря влиятельной Жермене де Сталь он вошел в состав правительства Директории, а в июле возглавил министерство внешних сношений. Талейран не мог сдержать своих чувств: «Теперь у нас есть место, где следует достигнуть богатства, огромного богатства». Впоследствии, занимая разные правительственные посты, Талейран продавал свою подпись под международными договорами за различные подарки. Общая сумма, полученная Шарлем Морисом за два года его пребывания на посту руководителя дипломатии Директории, составила 13 650 тысяч франков. Огромная цифра! «Министр внешних сношений любит деньги и надменно говорит, что, когда уйдет со своего поста, он не будет просить милостыню у Республики», писал в Берлин прусский посланник в Париже.
Талейран старался снизить степень риска и торговал, как правило, второстепенной информацией. Он хорошо знал, писал академик Тарле, «что даже простая его попытка советовать своему правительству явно невыгодные для Франции действия может для него кончиться в лучшем случае немедленным увольнением, а в худшем случае — казнью». Талейран брал взятки лишь за более мягкую редакцию второстепенных пунктов соглашений договоров, за обещание содействия в вопросах, когда этого и не требовалось, за информацию, которая так или иначе должна была стать достоянием гласности. Академик Тарле и другие исследователи отмечают, что Талейран в своих «торговых операциях» проявлял даже своеобразную этику: если он не мог исполнить обещанного, он возвращал деньги, полученные в качестве платы за услугу.
Приступив к обязанностям министра внешних сношений, Талейра направил французским дипломатическим агентам за границей циркулярное письмо, в котором призывал к национальному единству в вопросах войны.
Талейран придерживался взглядов последователей Мирабо, которые стремились примирить французскую революцию с системой «европейского равновесия», сохранить нейтралитет Испании; связать Австрию поддерживая Пруссию; обеспечить союз с Англией, без участия которой создания сильной антифранцузской коалиции было невозможно.
В 1797 году министр внешних сношений Директории считал необходим разрыв с принципами королевской дипломатии, и прежде всего с одной из их основ — союзами правящих королевских семей. По мнению Талейрана, другими государствами Франции следует подписывать «не постоянные договоры о союзе и братстве, а временные соглашения в соответствии с политическими и торговыми интересами порождаемыми обстоятельствами».
Влияние Талейрана на деятельность французской дипломатии был значительным. Министр являлся своего рода посредником между Директорией и генералами, которые лично вели переговоры и подписывали договоры о мире или перемирии. Однако наиболее важными внешнеполитическ ми вопросами занимались сами члены Директории.
Талейран установил тесные отношения с генералом Бонапартом и сразу после своего назначения министром поспешил предложить генералу свои услуги и сотрудничество.
Еше больше они сблизились в период подготовки и проведения государственного переворота 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года). Это была схватка с правыми силами, стремившимися к реставрации монархии. Талейран без колебаний встал на сторону республиканского большинства Директории, выступавшего против возврата Бурбонов, но ненавидевшего принципы 1793 года.
Наполеон не находил общего языка с Директорией и нуждался в посредничестве «своего человека», в его помощи, в своевременной и правдивой информации. Талейран охотно взялся за выполнение этой трудной миссии.
В ночь с 17 на 18 октября 1797 года был подписан договор между Францией и Австрией, вошедший в историю под названием Кампоформийского договора. Для Австрии условия были грабительскими.
Но для Бонапарта и Талейрана переговоры, несомненно, завершились успехом. В глазах широкой публики молодой полководец был героем, проявившим не только военные, но и недюжинные дипломатические способности. Но подлинным организатором победы в Кампоформио, оставшимся неизвестным публике, являлся министр внешних сношений Директории, сумевший предотвратить разрыв отношений с Австрией. Начало деловому сотрудничеству Бонапарта и Талейрана было положено.
Египетская экспедиция! Одновременно два крупных политических деятеля — Бонапарт и Талейран пришли каждый своим умом к мысли о необходимости овладения Египтом.
Каковы были цели египетского похода? Министр внешних сношений считал, что африканская страна должна стать базой для создания на Востоке и в Азии колониальной империи Франции. Он надеялся нанести сокрушительный удар по английскому могуществу, вытеснив Англию прежде всего из Индии.
Талейран, несомненно, являлся одним из главных авторов проекта. Уже 23 августа 1797 года в одном из своих писем министр подчеркивал, что Египет будет для Франции «очень полезен», так как, став ее колониальным владением, он заменит Антильские острова и откроет дорогу для торговли с Индией.
В период подготовки египетской экспедиции Талейран беспрекословно поддерживал все предложения Бонапарта и добивался одобрения их Директорией. Верил ли он в возможность покорения Египта французами? На начальном этапе — возможно. Но скоро министр понял, что сил и средств у генерала явно недостаточно.
Поражение французского флота в сражении у Абукира в Египте взволновало Францию. Популярность и репутация «героя пустыни» защищали Бонапарта от критики. Зато Талейран явился прекрасной мишенью и для монархистов и для якобинцев и для тех, кто именовал себя «либеральными республиканцами». Да и члены Директории радовались возможности свалить на министра внешних сношений всю ответственность за провал египетской авантюры, которую они одобрили.
Талейран решил публично выступить в свою защиту. В июле 1799 года он публиковал «Разъяснения», в которых попытался ответить на обвинения, брошенные в его адрес.
По возвращении Бонапарта из Египта Талейран содействовал сговору будущего диктатора с Сийесом, который готовил замену Директории «сильным правительством» и соответствующее изменение конституции.
Незадолго до государственного переворота, в закулисной подготовке которого Талейран активно участвовал, он сумел заблаговременно сойти с политической сцены, подав в отставку в связи с обвинениями его в антиреспубликанских взглядах и двуличии. Директория удовлетворила просьбу, отметив в тексте своего решения «постоянное усердие, гражданскую доблесть и познания» бывшего главы дипломатического ведомства.
Переворот 18 брюмера (9 ноября) 1799 года привел к власти Бонапарта. 22 ноября Талейран в награду за участие в организации подготовки переворота получил пост министра внешних сношений.
«Я сказал генералу Бонапарту, что портфель министра иностранных дел секретный по своему характеру, не может быть открытым на совещаниях, что ему следовало бы одному взять на себя работу над иностранными делами, руководить которыми должен лишь глава правительства… — писал Талейран в „Мемуарах“. — Было условлено с первого же дня, что я буду работать только с первым консулом». Талейран стал как бы главным внешнеполитическим советником первого консула и выполнял его дипломатичен поручения.
Бонапарт считал, что у Талейрана «имелось многое из того, что необходимо для переговоров: светскость, знание дворов Европы, тонкость, если не сказать больше, неподвижность в чертах, которую ничто не может исказить, наконец, известное имя… Я знаю, что он принадлежал к революции только благодаря своему беспутству; он якобинец и дезертир из своего словия в Учредительном собрании».
Министр никогда не работал за своих подчиненных. Свою личную редакционную правку он сводил к минимуму. Доверенные лица получали указания главы ведомства, которые затем им предстояло сформулировать и изложить на бумаге, добавив к ним подходящие аргументы. Шеф просматривал эти наброски, делал замечания и высказывал свое мнение. «Я прощаю людям, которые не разделяют моего мнения; я не прощаю им, если они имеют свое», — говорил он.
