Vous parlez très bien anglais– Ву парле трэ бьен анг-лэ – Вы очень хорошо говорите по- английски
(Даже если это не так, польстите им. Они будут лучшего мнения о себе и, следовательно, будут лучше обслуживать. Но не в том случае, разумеется, если их английский столь ужасен, что они сочтут ваши слова за сарказм. Так что думайте, прежде чем говорить, употребляйте эту фразу осмотрительно – в крайнем случае, пожалуй, будет достаточно восхищенного «Ah, vous parlez anglais»).
Nous les Anglo-Saxons, nous sommes nuls en langues– Ну леза онгло-саксо ну сом нуль о ланг – Мы, англосаксы, не рубим в языках
(Такое признание собственного невежества, вероятно, произведет выгодное впечатление. Услышав это, французы обычно говорят: «Нет, мы, галлы, еще хуже» – и из чувства вины (ведь они не знают вашего языка) обслуживают вас по высшему разряду.)
Je ne comprends pas comment c’est arrivé, mais… – Же не ком-про па комм-о сет арриве, мэ… – Я не знаю, как это произошло, но…
(Если вы сознаетесь в собственном невежестве, они будут знать, что вы не собираетесь возлагать вину на них, и тем самым произведете хорошее впечатление. Именно во Франции родилось представление о правах человека, поэтому они легко поддаются на удочку, когда признаешься в собственной вине или беспомощности.)
J’ai un petit problème– Же ан пти проблэм – У меня небольшая проблема
(Если они знают, что у вас действительно небольшая проблема и, следовательно, им не придется потратить на вас весь свой обед, они с большей охотой будут помогать вам.)
Pouvez-vous m’aider? – Пуве ву мэде – Могу ли я вам помочь?
(Сдайтесь на их милость. Французы любят изобретать способы, как помочь окружающим, особенно если при этом им предоставляется возможность нарушить правила и подразнить свое начальство.)
Десятая заповедь
Будь вежлив (и одновременно груб)
Bonjour, madame, vous êtes une idiote [321]
Французы – подлинные гении в умении вежливо оскорблять ближних. Если вас не одергивал француз, значит, вы не изведали настоящего унижения. И с каким великолепным апломбом они это делают. Они пожелают вам удачи, назовут идиотом и на словах покажут кузькину мать, а вы даже рот не успеете в ответ открыть.
Как-то я стоял в очереди в знаменитый французский ресторан, в котором отсутствует система бронирования столиков, так как в том нет надобности. Шикарно одетый американец, перебравшийся на жительство во Францию, с самодовольным («да, я живу здесь») выражением на лице протиснулся в начало очереди и тихо сказал метрдотелю, что он заказал столик на двоих.
– Заказали столик, мосье? – во всеуслышание переспросил распорядитель. – Мы не принимаем заказов. Мосье уверен, что он по ошибке не позвонил в «Макдоналдс» на углу?
Он рассмешил очередь, но, вероятно, потерял клиента, не сумев совладать с искушением поставить хлыща на место. Французы могут сколько угодно говорить о том, что они живут в бесклассовом, республиканском обществе, но на самом деле они ревниво следят за тем, чтобы каждый сверчок знал свой шесток. И зачастую лучше всего действует на зарвавшегося человека вежливость в сочетании с чрезвычайной грубостью.
Впрочем, пока они не оскорбят вас, они для вас будут являться воплощением безупречных манер. Когда англосаксы уже зовут друг друга по именам, французы по-прежнему обращаются друг к другу «мосье» или «мадам». Только крикнув «мосье», можно привлечь внимание официанта или неуловимого продавца. Да, посетителю тоже приходится говорить «сэр», иначе его не обслужат, но мир, наверное, переворачивается с ног на голову, когда французы начинают вежливо обходиться с окружающими.
Однажды субботним утром в одном дорогом сырном магазине возле моего парижского жилища я стал свидетелем того, как мужчина в белом халате с помощью сарказма поставил на место случайно оказавшуюся тут женщину.
Меня обслуживала женская половина супружеского подряда crémеrie [323], и я пожирал глазами небольшие декоративные козьи сыры – кружочки белого свежего сыра, посыпанные черным перцем, выложенные кишмишем и покрытые травами. Однако этот сноб, ее муж, хозяин магазина, был столь груб, что у меня даже перестали течь слюнки.
Жертва, женщина средних лет, влетела в магазин, ища в дамской сумочке кошелек. Она, вероятно, торо пилась домой, чтобы накормить ужином своих детей.
– Un litre de lait frais demi-écrémé, s’il vous plaît, – сказала она. (Бутылку полуобезжиренного молока.)
Мужчина, совладелец магазина, обменялся взглядом со своей женой, которая понимающе подняла брови.
– Bonjour, – поздоровался он с покупательницей.
– Un litre de lait frais demi-écrémé, s’il vous plaît, – повторила она, доставая деньги.
– Bonjour, – снова произнес мужчина, на сей раз чуть громче.
– Je voudrais juste un litre de lait [324], – проговорила она, перестроив предложение, но по-прежнему не понимая, в чем ее ошибка. Женщина пояснила, что пришла за молоком и не собирается тратиться на дорогие сыры, а то ведь хозяева некоторых сырных магазинов порой считают ниже своего достоинства торговать не подвергнувшимися брожению молочными продуктами, особенно полуобезжиренными.
– Вы когда-нибудь здороваетесь, мадам? – осведомился продавец сыров. Подтекст: я вам тут не прислуга, а благородный торговец первоклассными продуктами питания, мой рабочий халат, на минуточку, ежедневно отглаживает специально нанятый человек, и у меня тут собственный дом, а не арендуемая площадь, поэтому, пока вы не поздороваетесь, вам не видать вашей жалкой бутылки молока.
– О, простите, да, конечно же bonjour, – проговорила женщина, краснея и извиняясь. Она выжидательно посмотрела на продавца сыров, все еще надеясь купить молока и вернуться домой до конца выходных.
– Bonjour, Madame [325], – произнес продавец сыров, – что вам угодно?
Ей пришлось повторить свою просьбу, а потом подождать, пока владелец магазина отсчитает ей сдачу и положит пластиковую бутылку в пакет.
– Мы стремимся обращаться с нашими клиентами comme il faut [326], – сказал он назидательно, не видя никакого противоречия между тем, что он делает, и тем, что говорит.
Наконец женщина покинула магазин, провожаемая громким au revoirсупругов, гулко отдававшимся в ее покрасневших ушах.
На самом деле мне следовало уйти из магазина, однако я был отправлен в последнюю минуту за сыром для званого обеда, поэтому я смиренно сделал свой выбор, заплатил за него и напоследок вежливо пожелал хозяевам bonne journée.
Должен, кстати, обратить ваше внимание на ключевой момент в предыдущей сцене – столкновение произошло между двумя представителями французского народа. Мы, не французы, часто думаем, что французы стараются оскорбить нас, потому что мы иностранцы, но это не так. Они и с себе подобными не церемонятся.
Расталкивая с надутым видом
Французы умеют прекрасно работать локтями. Иногда, когда идешь по тротуару или пытаешься войти в переполненный универсам, ловишь себя на мысли, что их, верно, обучали в университете, где главным предметом был американский футбол. Впрочем, только они, наверное, способны бесцеремонно отпихнуть вас в сторону, не нарушив при этом ни на йоту правил приличия. Их выручает одно слово: « pardon» [327]. В теории pardon(произносится «пардо», с надутым под конец видом) следует говорить до того,как вы кого-то толкнули, либо извиняясь, что чуть не толкнули; в действительности же его произносят, когда пихают.
В Париже попадаются очень узкие тротуары, где часть места занимают пустые урны для мусора и небольшие металлические столбики, физически мешающие водителям поставить свою машину там, где ходят люди (решить эту проблему за неимением минных полей можно только так). Вот почему, гуляя по городу, нередко приходится петлять между разного рода препятствиями. Порой даже пропускаешь вперед человека, лавирующего между урной на колесиках и витриной. Ему в таком случае и полагается говорить « pardon», что, впрочем, часто и делается. Однако некоторые упорно прут вперед, бормоча себе под нос ради проформы « pardon, pardon» и нисколько не смущаясь тем, что уже отдавили ноги не одному десятку прохожих, а кое-кого заставили сойти на проезжую часть. Они соблюдают конвенцию, ну и дело с концом.
