В 1947 г. Е. В. Веймарн, руководя отрядом Тавроскифской экспедиции, обследовал одну из стен, упомянутых в "Крымском сборнике", перегораживающую ущелье к западу от Чатыр-дага. Она примыкает к западному отрогу Чатыр-дага — Эклизи-бурун, а с другой стороны — к крутому склону ущелья, отделяющего Чатыр-даг от горы Черной. Толщина ее равна примерно двум метрам, длина — километру. По строительным приемам она, по мнению Веймарна, напоминает кладку оборонительных сооружений Эски-кермена, относимых им к V–VI вв.[155]
В районе Ангарского перевала между массивами Демерджи и Чатыр-дага, при впадении ручья Курлюк в Ангару, река и дорога зажаты в короткой, узкой теснине, пересекающей хребет, который соединяет выступ Долгоруковской яйлы с северо-восточными склонами Чатыр-дага. На западной, левобережной по отношению к Ангаре, части хребта местами еще сохранилась кладка стены. Сложенная насухо из необработанных глыб, она тянется на два километра, упираясь в чатырдагские скалы. Правобережный отрезок той же стены описан Кеппеном. Сегодня камень оттуда выбран до основания. Исследователь О. И. Домбровский различает в существовании стены не менее двух периодов: "В ее основании, — пишет он, — имелись кладки циклопического характера, а там, где они были еще в древности утрачены, а местами, возможно, и поверх них в средние века была поставлена новая кладка на цемянково-известковом растворе".[156]
Существовала стена и на одном из перевалов напротив Гурзуфа, обнаруженная вблизи нее керамика относится к VI–VIII вв. Отнесение ее ко времени Юстиниана, то есть к VI в., подкрепляется тем обстоятельством, что стены, сложенные (или возобновленые) на цемянково-известковом растворе, расположены именно на тех перевалах, откуда могла угрожать непосредственная опасность Алустону и Горзувитам — двум византийским крепостям на побережье. Следы стены длиной 1,2 км обнаружены возле горы Роман-кош: она перегораживала одну из самых оживленных дорог из верховьев реки Альмы в Ялту и Гурзуф. Защита перевалов к востоку и к западу от них, видимо, меньше беспокоила военачальников Юстиниана, и поддержание укреплений было предоставлено местным жителям. На западе стены доходили до Фороса, кончаясь у скал Батилимана. Здесь сохранились основания коротких — до 100 м — стен на заброшенных ныне дорогах, ведущих из села Орлиное (б. Байдары) в Ласпи и Батилиман. От стены длиной 1,2 км, перегораживавшей Байдарский перевал и описанной М. А. Сосногоровой, еще прослеживаются остатки по обе стороны ворот.
Едва ли все они были воздвигнуты с византийской помощью в одно и то же время: об этом говорит само разнообразие строительной техники: кладка всухую, на глине, на цемянково-известковом растворе; из огромных глыб — «циклопическая», и из мелких камней. Нередки случаи, когда различные строительные приемы встречаются в одном и том же сооружении. Все это наводит на мысль "о разных этапах существования сооружений, часть которых, возможно, была возведена еще таврами", пишет Домбровский.[157] В то же время для датировки укреплении предгорного Крыма недостаточно принимать во внимание только их "варварский вид": характерная для тавров циклопическая кладка насухо с использованием скальных выступов и обрывов и включением в нее отдельных каменных глыб, нагроможденных самой природой, сохранялась в глухих уголках горного Крыма и в раннем средневековье. Поэтому необходимо учитывать другие датирующие признаки, прежде всего керамику, а ее-то и маловато вблизи стен, где оседлого жилья не было.
Остатки "длинных стен" еще сумели послужить в годы Великой Отечественной войны крымским партизанам, которые иногда использовали их как укрытия в борьбе с врагом, наступавшим в горы с севера.
Укрепленные монастыри и исары
"Длинные стены" разрушены, видимо, в эпоху нашествия хазар. Столкновение интересов двух крупнейших феодальных держав того времени — Византийской империи и Хазарского каганата — самым непосредственным образом ощущалось в Таврике. В результате нашествия хазар в Крым влияние Византии там ослабело; в самой же Византии с середины VIII в. разыгрались драматические события, связанные с борьбой иконоборцев и иконопочитателей. Утверждение у власти иконоборческой партии, сопровождавшееся разрушением монастырей, уничтожением книг и икон, вынуждало иконопочитателей бежать на окраины империи, где власть ее ощущалась слабее. Таким местом в период хазарского наступления и оказался Крым, точнее «ничейная», защищенная "длинными стенами" полоса Южнобережья, где и обосновалась иконопочитательская оппозиция, которая в 787 г. обретет своего духовного вождя — Иоанна Готского, игравшего важную роль в этот сложный период истории. Со второй половины VIII–IX вв. монастыри и поселения возникают по всему Южному берегу. Это хорошо видно на прилагаемой карте Таврики, где помечены, кроме "длинных стен", ряд замков, укрепленных убежищ, монастырей, торжищ, вокруг которых выросли сельские поселения,[158] Иконопочитательские монастыри, укоренившиеся прежде всего на Южном и Юго-восточном берегу, столь активно насаждали христианство, что уже в VIII в. учреждаются Готская и Сугдейская епархии: отметим, что первая к этому времени, судя по источникам, охватывала не только Южнобережье, но распространилась и на горный Крым Юго-западной Таврики:[159] это, видимо, было связано с усилением готской области Дори, распространявшей свою политическую власть и влияние на Черноморье. Иконопочитательские монастыри, в изобилии возникшие здесь, ускорили насаждение и распространение нового социально-экономического уклада — более развитых феодальных отношений. Монастырь силою обстоятельств становился крупным землевладельцем, содействовал развитию различной ремесленнической деятельности. В одном из поучений Федора Студита в начале IX в. упоминаются жившие при монастырях ремесленники: каменщики, плотники, иконописцы, художники, переплетчики книг, кузнецы, гончары, целители и т. д. Вокруг монастырей вырастают укрепления со стенами и башнями, где местное население скрывается в случае опасности.
Такой укрепленный монастырь находился в урочище Ласпи. Семь поселений располагались вокруг горы Ильяс-кая, на вершине которой находился храм св. Ильи. Оборонительная стена, водопровод, дорога, подпорные стенки сооружались коллективно. Большой храм IX–X вв. имел ступенчатую композицию внутреннего пространства: притвор, средний неф, алтарь приподняты один над другим, образуя три ступени. В храме имелись каменная скамья и аркосолий с 11 погребениями; судя по остаткам, он был расписан фресками, а его коробовое сводчатое перекрытие опиралось на широкие полукруглые арки.
Наряду с монастырями возникали и замки. В урочище Кокия, на крутой и высокой скале Айя стояла крепость, окруженная стеной с приворотной башней и донжоном, с часовней н другими постройками. Под ее защитой находилось несколько групп земледельческих усадеб, разбросанных по долине. С юга и запада урочище было защищено отвесными обрывами и морем, а с севера и востока его ограждал хребет Кокия-бель, местами усиленный стеною, о которой упоминал Кеппен.
Хотя большая часть средневековых исаров — поселений и укреплений — возникла в VIII-Х вв., большинство из них — многослойные: они стоят на местах, где с давних времен селились люди. Кажется, что сама природа предопределила такие места к многократному использованию, к тому, чтобы жизнь возникала здесь вновь и вновь, вопреки разрушениям, чинимым захватчиками и временем. "Есть такие излучины моря, такие складки в суровом теле земли, которые всегда, на протяжении тысячелетий служат средоточием человеческой жизни, почти независимо от смены племен и народов, приходящих и исчезающих с ритмичной последовательностью. Когда погибает один город, из его развалин на том же месте прорастает другой",[160] - писал Волошин.
Такое место, издревле прораставшее поселениями — окрестности Аю-дага. Любуясь этой издалека заметной и безошибочно узнаваемой всеми горой, жадно припавшей к синей морской воде, поразмыслим над ее названием. Существует предположение, что Аю — это искаженное ай, «святая»: аналогий предостаточно, ведь начиная от южного мыса Айя названия десятков скал и урочищ начинаются с этой частицы. Но не будем торопиться. Вспомним, как звучало слово «медведь» по-латыни: ursus — не сохранился ли этот корень в названии Гурзуф или Юрзуф, как называл его Пушкин? А по-гречески медведь — «арктос»: не слышим ли мы его отзвук в названии «Артек» — именно так называлось поселение, стоявшее на месте всемирно известного детского курорта. Итак, «медведь» в названии горы, видимо, не случаен: но что послужило причиной названия — сходство ли горы с медведем, обилие ли медведей в округе? Принимая во внимание, что название закрепилось за местом издревле, позволим себе внести в общую копилку и свое предположение — а не идет ли речь о созвездии Большой Медведицы? Семизвездье в древности обозначалось и как 7 быков (у латинян), 7 риши (у индусов), — короче, семь богов: древнее название Феодосии — Ардавда — означает "город семи богов"; сакральное число семь повторяется в древнем названии селения «Семидворье» неподалеку от Алушты. Аю-даг несет на "мохнатой спине" развалины семи христианских храмов, возможно, воздвигнутых на местах языческих культовых сооружений… Другой ход рассуждений связан с селением Партениты, примостившимся у восточного бока горы: Партенит — в переводе с греческого — «девичья», возможно, напоминает о древнем культе таврской Девы. Известно, что греки сближали ее с Артемидой, а архаические элементы культа этой богини сохраняли черты Медведицы: таков был культ Артемиды в Бравроне, когда служительницы рядились медведицами. Не будем настаивать на каком-либо из этих предположений: для этого необходимы и новые данные, и основательные исследования. Мы хотели еще раз привлечь внимание читателей и путешественников к тому, как все непросто в Крыму с его многослойной культурой, где название местности, маршрут полузаброшенной дороги, камень, взятый с древних развалин и мирно дремлющий в ограде двора, глыба, казалось бы не отличающаяся от других, но приподнятая над землей камнями-опорами и в итоге усилий человеческих ставшая из обломка скалы древнейшим сооружением — дольменом — все это может оказаться началом открытия.
