При короле Генрихе VIII дворец переделали под больницу, и со временем это место было освобождено от большинства старых построек. Позже среди вновь выстроенных зданий появились театр и отель. Чтобы почтить память прошлого, их назвали соответственно театр «Савой» и отель «Савой».
Период расцвета театра «Савой» пришелся на 80—90-е гг. XIX в., когда на его подмостках ставили оперетты Гилберта и Салливана, которые пользовались огромным успехом. По этой причине произведения Гилберта и Салливана стали называть «Савойскими операми», а тех, кто играл в них или был их страстным поклонником (как и автора этих строк), теперь зовут савоярами.
В 1865 г. Гражданская война[43] закончилась, и Юг лежал в руинах. В конечном-то итоге между двумя частями страны произошло примирение, однако пока в США были законы войны и глупость.
Среди северян были такие, кто из идеализма и искреннего желания освободить негров или не менее похвального желания отомстить южанам были решительно настроены заставить южан испить чашу унижения и поражения до самого дна. Среди южан были и такие, кто, считая себя патриотами, отказывался принять это унижение или кто из патологической ненависти к неграм делал все возможное, чтобы саботировать политику северян, играя тем самым на руку экстремистам из северных штатов.
Между ними лежали десять лет хаоса на Юге. Бывшие руководители выпали из политической жизни, а неграм дали право голоса, но при этом забыли дать образование и научить, как распорядиться вновь обретенными правами.
Такая ситуация была идеальна для всякого рода авантюристов, и они не замедлили хлынуть на Юг с Севера. Они обосновывались там, занимали руководящие должности, обещая несчастным неграм в случае победы на выборах дать гораздо больше, чем могли и хотели дать. Они оставались на этих должностях ровно столько, сколько нужно было, чтобы выкачать из них все возможное, а затем исчезали. Конечно, некоторые из отправившихся на Юг сделали это из самых благородных побуждений, желая помочь южанам и неграм начать новую жизнь в новых условиях. Но были и мошенники, и было их больше или, по крайней мере, столько же, сколько и честных северян. Или просто они были гораздо заметнее.
Эти авантюристы отправлялись в путь налегке, все их имущество умещалось в небольшом чемоданчике, который назывался саквояжем. Ну а сами они получили название саквояжников.
Это слово вошло в язык для обозначения любого чужака, приезжающего в какой-то регион, чтобы контролировать и «доить» его вопреки желанию его жителей.
Сардиния — это второй по величине остров Средиземного моря, уступающий по площади лишь Сицилии. Однако если Сицилия имеет богатую историю, то о прошлом Сардинии почти ничего не известно. Мы знаем, что этот остров не раз переходил из рук в руки: от Карфагена к Риму, затем к вандалам, византийцам, арабам и испанцам. Мало что можно к этому добавить, да и не нужно.
Однако в XVIII в. все изменилось. В это время северо-запад Италии со столицей в Турине находился под контролем Виктора Амадеуса II, герцога Савойского (см.: Савояр). В Войне за испанское наследство он сражался против Людовика XIV, а оказавшись в 1713 г. в стане победителей, получил в награду Савойю. В 1720 г. он уступил Савойю Австрии, а взамен взял себе Сардинию. Остров, конечно, был беднее, чем Савойя, но зато ближе к дому. Этот обмен был к тому же подслащен тем фактом, что Виктор Амадеус II получил возможность называться королем Сардинии.
Почти полтора века Сардиния (то есть северо-западная оконечность Италии, а не только остров, который особо в расчет не брали, за исключением того времени, когда Наполеон контролировал Италию и на остров бежали все, спасавшиеся от диктатора) была единственной истинно итальянской частью Италии. В 1859 г. именно отсюда началось движение за объединение Италии, и Савойская династия стала править всей Италией. Само же название Сардиния, которое прославилось во время борьбы за объединение, стало тогда вновь использоваться только применительно к острову.
Тем не менее в двух словах английского языка[44] сохранилась память о самом острове. Маленькая рыбка из семейства сельдей называется сардиной, очевидно, потому, что изначально ее ловили у побережья Сардинии.
К тому же еще древние рассказывали о ядовитом растении, которое росло на Сардинии и которое вызывало резкое сокращение мышц лица, так что губы растягивались в отвратительную ухмылку. С тех пор горький смех или улыбка, а также выражение лица, демонстрирующее презрение или насмешку, называются сардоническими.
До XIX в. править большими империями было очень тяжело, так как транспорт и средства связи оставались крайне неразвитыми. В этих условиях известия о восстаниях приходили слишком поздно, да и войска для их подавления двигались слишком медленно. Именно поэтому было практически невозможно подавить восстания прямо в зародыше.
Поэтому правитель должен был ставить во главе провинции доверенного человека и облачать его чуть ли не царскими полномочиями. Но очень трудно обладать огромной властью, находиться далеко от центра и при этом сохранять ему верность. Всегда существует соблазн попытаться добиться полной независимости.
Но даже если наместник остается верным своему повелителю, он пытается обогатиться за счет населения. Он становится богатым и могущественным. В империи персов такие правители называли себя сатрапами (защитниками царской власти). В греческой истории так много внимания уделяется взаимоотношениям сатрапов Малой Азии и правителей-греков, что слово «сатрап» стало употребляться по отношению к деспотичным слугам, проявляющим всю свою власть в отсутствие господина.
В Индии эпохи правления Моголов таких наместников называли словом «навах». Эти правители чаще всего использовали свою власть только для личного обогащения. Когда в VIII в. Ост-Индская компания начала укреплять свои позиции в Индии, ее чиновники также настолько обогатились, что их уже можно было сравнивать с самими набобами (искаженный вариант слова «навах»).
В 1772 г. английский драматург Самуэль Фут написал сатирическую пьесу, в которой высмеивал Ост-Индскую компанию и ее чиновников. Он назвал эту пьесу «Набоб», чем сделал это слово популярным в Британии.
Со временем это слово стало означать любого человека, который благодаря своей предприимчивости стал чрезвычайно богатым, а потому — влиятельным.
Еще до того, как в Японии появились собственно японцы, там жили айны, первобытное племя людей, не относящихся к монголоидной расе. Японцы же пришли туда, очевидно, из Кореи незадолго до 660 г. до н. э. (эта дата считается началом правления первого императора Японии) и постепенно вытеснили айнов с территории островов. К 720 г. айны остались только на Крайнем Севере, и полководцы, которых посылали против аборигенов, называли себя sei-i-tai-shogun (генерал, покоряющий варваров). Затем это слово сократилось до shogun (сегун), а позднее оно вышло из употребления, так как айны к 900 г. были окончательно покорены. (Правда, остатки этого народа все еще живут на Крайнем Севере Японии.)
Вследствие целого комплекса причин Япония все более превращалась в милитаристскую страну, а власть императора постепенно слабела, в то время как влияние различных военных диктаторов усиливалось. В 1192 г. военачальник Минамото Норимото возродил некогда уважаемый титул — сёгун — и сам принял его, практически управляя страной и отведя императору роль марионетки (в это время император постоянно проживал в древней столице Японии Киото).
В течение следующих шести веков история Японии была историей сёгуната. К концу XVI в. Япония достигла вершины своего могущества при сегуне Хидеёши, который объединил Японию и даже вторгся в Корею (это был первый поход Японии в зарубежные страны). После смерти Хидеёши в 1698 г. сёгунат вошел в свою последнюю фазу.
Хидеёши первым стал проводить политику изоляции Японии от внешнего влияния. Он практически не допускал иностранцев в страну, чтобы избежать соприкосновения с западными идеями. Однако в 1854 г. американец, коммодор Мэттью Пери, убедил японцев изменить свою точку зрения, посетив Токийский залив на нескольких внушительных военных кораблях.
В глубокой древности вождь племени обращался за советом к его самым старшим членам. И это было вполне естественно, ведь у них, как считалось, было больше опыта и больше мудрости (на последнее оставалось только надеяться!). Англичане называют такой совет пожилых людей советом старейшин, и мы до сих пор говорим о церковных старостах (то есть старейших и уважаемых прихожанах).