Наиболее протяженная первая часть — «Траурный марш» — начинается глухими ударами барабанов, подобными грому пушек. Главную партию проводят деревянные инструменты, а пунктирный маршевый ритм отбивают валторны, трубы и корнеты. Тема разворачивается медленно, тяжело, достигая оглушительного звучания. Как обычно, мажорная побочная партия более лирична, даже камерна: ее интонируют кларнеты и гобои, аккомпанируют также только деревянные с выдержанными звуками валторн. Она очень коротка, а мощная кульминация, построенная на теме главной партии, трагична. Лирическое звучание побочной в репризе — эмоциональная передышка в мрачной атмосфере траурного шествия, после чего возвращаются скорбные настроения, маршевый ритм и гром барабанов. Однако завершается часть просветленной мажорной кульминацией.
Вторая часть — «Надгробная речь» — непосредственно воскрешает образы Французской революции, полные пафоса клятвы над могилой героев. Солирующему тромбону поручен ораторский речитатив — инструмент играет роль человеческого голоса, что так типично для Берлиоза. В следующем кратком эпизоде тромбон исполняет более напевную тему в терцию с фаготами — словно дуэт мужских голосов.
А в третьем эпизоде, в размеренном ритме и более подвижном темпе, новую напевную мелодию тромбона оплетают подголоски.
Роль быстрого финала играет «Апофеоз». О торжестве возвещают фанфарные призывы медных на фоне барабанной дроби. В помпезной первой теме можно услышать обороты надгробной речи второй части, но теперь, неоднократно повторяясь, она звучит как победный гимн лапидарного, плакатного склада. Появляются и более лирические образы, однако маршевые остаются господствующими. В репризе начальной темы к оркестру присоединяется хор, подчеркивающий апофеозный склад финала.
Роберт Шуман, (1810–1856)
Музыка Шумана пленяет своей поэтической образностью, проникновением в глубины психологического мира, яркой характеристичностью, порывистостью. Шуман открыл новую, романтическую страницу в фортепианном искусстве, насытив его программностью, которая сближает фортепианные миниатюры с литературными новеллами. Новая мелодика, гармония, фактура помогают раскрыть образ нового героя — романтика, наделенного сложными и противоречивыми душевными переживаниями, устремленного к идеалу и находящегося в вечном трагическом разладе с пошлой действительностью.
Фортепиано — причина горестных переживаний Шумана, повредившего руку чрезмерно усердными упражнениями и вынужденного навсегда отказаться от карьеры пианиста, — стало инструментом его первых открытий, первых новаторских сочинений, запечатлевших озарения двадцатилетнего композитора.
Другой излюбленный жанр — песня. Более ста родилось в «год песен» (1840), когда счастье соединения с любимой после долгих лет борьбы за нее вдохновило композитора на создание многочисленных вокальных циклов. В них с удивительной проникновенностью воплощены тончайшие, неуловимые оттенки человеческих чувств, отражен индивидуальный стиль каждого из поэтов, привлекавших композитора. А их круг очень широк — Шуман положил на музыку чуть ли не всех современных ему немецких и английских романтиков, отдав дань уважения и Гете.
Композитор тонко разбирался в поэзии и сам обладал большим литературным талантом, что отразилось в его критической деятельности, существенно отличавшейся от работ других музыкантов-романтиков. Шуман создал музыкальный журнал, был его основным автором. Его статьи — настоящая литературная проза, написанная от лица различных по темпераменту музыкантов — придуманных автором персонажей, объединенных в общество единомышленников «Давидово братство», выступающих против бюргерской косности за истинно классическое искусство.
Литература и музыка сплетаются в творчестве Шумана воедино. Не случайно одна из ранних его статей названа «О глубоком родстве поэзии и музыки». Герои-авторы статей, Флорестан и Эвсебий, олицетворение двух сторон романтизма вообще и шумановского мировосприятия в частности — порывистости и мечтательности, находят воплощение и в его музыке, прежде всего в лирике фортепианных и вокальных миниатюр. Тогда как крупные жанры — симфонический, ораториальный, оперный, к которым композитор обращается в 40—50-е годы, — отличаются большей объективностью и далеко не столь оригинальны. Подчас они приближаются по стилю к Мендельсону, этому высоко ценимому Шуманом классику среди романтиков.
Литературную одаренность и тяготение к издательской деятельности Роберт Шуман, родившийся 8 июня 1810 года в маленьком городке Цвиккау в Саксонии, унаследовал от отца. Процветающий книгоиздатель, переводчик Вальтера Скотта и Байрона, на протяжении двух десятков лет занимавшийся периодическими изданиями, он писал исследования для своих справочников, биографии знаменитых людей для словарей и даже романы. А мать отличалась любовью к музыке и знала так много отрывков из опер, что ее называли «живой книгой арий». Она охотно пела в кругу друзей, разучивала с мужем арии Моцарта. Родители обратили внимание на музыкальную одаренность Роберта, так как с раннего детства он постоянно пел. С семи до пятнадцати лет его обучал игре на фортепиано И. Г. Куншт, музыкант-практик, самоучка, скромные педагогические способности которого ученик быстро перерос. В 7 лет мальчик импровизировал на фортепиано, сочинял танцевальные пьесы, в 12 лет написал первое крупное произведение — «150-й псалом» для хора и оркестра, в 17 — песни и фортепианный концерт, оставшийся, правда, незаконченным. Найдя в магазине отца партитуру какой-то увертюры с комплектом оркестровых голосов, Роберт организовал домашний оркестр и руководил им, играя на фортепиано. А поскольку оркестрантов не хватало, он овладел еще игрой на флейте и виолончели.
Но прежде всего отец настаивал на общем гуманитарном образовании сына, которое началось тогда же с изучения языков — латыни, французского, греческого. На протяжении девяти лет (1820–1828) Шуман посещал гимназию, где переводил античных авторов, писал стихи и драмы, которые были поставлены в домашнем театре, эстетические статьи и биографии знаменитых людей для издаваемой отцом серии книг, организовал литературный кружок и оркестр, с которым выступал в качестве солиста-пианиста на домашних и гимназических вечерах. Он увлекался в равной мере поэзией и музыкой, драматургией и филологией, а по окончании гимназии, как сказано в аттестате, «педагогический совет признал его во всех отношениях достойным направления в университет в качестве студента-юриста». Юриспруденции Шуман отдал два учебных года (1828–1830) — вначале в Лейпциге, затем в Гейдельберге. Однако из всех университетских предметов его интересовали философия, итальянский и французский, а затем английский и испанский языки, литература и, конечно, музыка. Уже через несколько дней после приезда в Лейпциг Шуман встретился с известным фортепианным педагогом Ф. Виком и его дочерью Кларой, девятилетним вундеркиндом, начал брать у него уроки, а в следующем году — выступать в домашних концертах и вскоре заслужил репутацию «любимца публики».
И 20-летний Шуман решает резко изменить жизнь, целиком посвятив себя музыке. Для этого надо сломить сопротивление матери (отец к тому времени скончался), старших братьев, опекуна — почтенного купца: все боятся «неопределенного будущего и отсутствия куска хлеба». Мнение Вика, считающего, что «Роберт при его таланте и воображении примерно за три года может стать одним из крупнейших пианистов среди ныне живущих», решает дело. Осенью 1830 года Шуман поселяется у Вика и по 6–7 часов в день упражняется на рояле, а с лета следующего года в течение десяти месяцев берет уроки композиции у Г. Дорна.
Год сверхусердных занятий на фортепиано привел к катастрофе. Шуман почувствовал боль в правой руке — причиной был изобретенный им прибор для разработки самостоятельности всех пальцев: произошло растяжение сухожилия, что привело к параличу одного пальца, а потом к неизлечимой болезни кисти. О карьере пианиста-виртуоза пришлось забыть навсегда. Но сочинять он мог и без поврежденного пальца.
К этому времени выходят из печати первые сочинения Шумана, свидетельствующие о формировании оригинального таланта. Опусом 1 помечены фортепианные вариации на тему Abegg, опусом 2 — цикл «Бабочки», опусом 3 — Этюды по каприсам Паганини. В октябре 1832 года он начинает работать над симфонией соль минор, законченной в апреле следующего; ее первая часть исполняется в родном Цвиккау (издана она так и не была). Но основные жанры этого десятилетия — фортепианные: от цикла миниатюр («Карнавал», «Крейслериана», «Танцы Давидсбюндлеров», «Симфонические этюды» и многое другое) до по-новому трактуемых сонат. Тогда же Шуман начинает выступать как публицист — 7 декабря 1831 года появляется его первая статья в лейпцигской музыкальной газете, а два с половиной года спустя выходит первый номер созданного им «Нового музыкального журнала». В нем он выступает против обывательских вкусов, рутины, косности, его девиз — «Юность и движение вперед». Вокруг Шумана группируются молодые музыканты, образующие «Давидово братство» по имени библейского царя Давида, музыканта и воина, победителя филистимлян (по-немецки название этого враждебного народа совпадает с обозначением мещан-филистеров — главных врагов Шумана). Образы Давидсбюндлеров постоянно встречаются в музыке композитора, как и образ Киарины — Клары Вик, дочери его учителя. Поселившись у Вика, Шуман сочиняет для Клары и ее младших братьев волшебные сказки и разбойничьи истории, играет в шарады. Особенно сближает их музыка. Клара — не только выдающаяся пианистка, с 11 лет дающая самостоятельные концерты: она пробует сочинять музыку, и Шуман использует ее темы в своих сонатах, посвящая ей свои сочинения «от имени Флорестана и Эвсебия». Между ними возникает и крепнет чувство, но на пути становится отец. Вик в течение пяти лет прибегает к любым способам, чтобы разлучить влюбленных. Борьба мучительна. В 1837 году Роберт и Клара тайно обручаются, а два года спустя им приходится прибегнуть к помощи суда. Судебное разбирательство затягивается на 13 месяцев. Вик обвиняет Шумана в пьянстве и беспутстве в таких выражениях, что судья вынужден прерывать его. В защиту Шумана выступают многие уважаемые граждане Лейпцига, среди них Мендельсон, руководитель знаменитого оркестра Гевандхауза. Наконец, суд вынес решение в пользу Шумана, и 12 сентября 1840 года, накануне совершеннолетия Клары, они обвенчались в маленькой деревенской церкви неподалеку от Лейпцига. Шуман был счастлив: Клара стала для него не только возлюбленной, женой, матерью восьми детей, но и верным другом, музой, пропагандистом его творчества.
