17 августа на поле перед воротами Цетинского монастыря состоялась многолюдная сходка. В присутствии Долгорукова, губернатора, старшин и 2 тысяч собравшихся один из монахов огласил грамоту Василия Бркича, в которой патриарх именовал Степана обманщиком, неизвестным бродягой, «возмутителем покоя и злодеем нации». Патриарх разуверился в Степане и связал свою судьбу с русскими. Поднявшись с места, Долгоруков подтвердил, что Степан — «самозванец, плут и бродяга». Народ безмолвствовал, и князь решил, что разоблачил самозванца. После обеда был прочитан по-русски, а затем объяснен по-сербски манифест Екатерины II от 19 января 1769 года, в котором императрица объявляла христианским народам Балканского полуострова о войне России с турками и призывала их подняться за веру. Затем собравшимся был задан вопрос: «Обещает ли народ черногорский… со своей стороны верность и усердие и желает ли это утвердить присягою?» В ответ раздался громкий одобрительный крик. Началось целование креста Евангелия, которое Длилось до позднего вечера. Затем князь распорядился раздать народу 400 дукатов и распустил всех по домам.
На рассвете следующего дня к Цетинскому монастырю верхом и с обнаженной саблей в руке примчался самозванец. Его появление было встречено народным ликованием. Началась пальба из ружей, черногорцы отовсюду сбегались к своему предводителю и, окружив его, двинулись к монастырю, позабыв вчерашнюю присягу Впрочем, присяга на верность Екатерине II вовсе не исключала преданности Петру III, Степану.
У ворот монастыря наступил решающий момент: за кем пойдет население? Из дневника экспедиции непонятно, как сумел добиться Долгоруков перелома в настроении народа, но дело длилось несколько часов. Наконец, престиж русского генерала взял верх. Степана отвели в монастырь, обезоружили и стали допрашивать перед всеми собравшимися. И тут-то события повернулись для самозванца самым неблагоприятным образом. Он поступил необдуманно, дав себя обезоружить (в глазах черногорца это уже само по себе являлось бесчестием). Не исключено, что в ответ на вопрос Долгорукого, «кто ты таков и откуда родом», он признался в своем подлинном происхождении. Как бы то ни было, черногорцев охватила ярость, раздались крики: «Повесить!», «Изрубить на куски!» Русским с трудом удалось удержать толпу от самосуда. Самозванец оказался в тюрьме.
Долгоруков продолжал рассылать письма воеводам соседних областей, в турецкие Боснию и Герцеговину, готовил выступления против турков. Отстранив самозванца, Ю. В. Долгоруков, по сути, продолжал его политику. Однако добиться успеха ему не было суждено, так как отношения между генералом и местным населением стали неожиданно портиться.
Оказавшись перед лицом трудностей, Долгоруков стал искать надежных советников. В октябре пошли слухи, что он регулярно встречается с сидящим под замком Степаном А 24 октября русская миссия покинула Цетинский монастырь и двинулась к морю, где ее ждало заранее нанятое судно. Русских сопровождали около 50 взятых на службу черногорцев, патриарх Василий, митрополит Савва и… Степан Малый. Степану была возвращена свобода, пожалован чин и подарен мундир русского офицера. Долгоруков объявил, что оставляет его начальником в Черногории. Всю ночь на 25 октября русские шли «на голос Степана, который… лучше других знал дорогу».
Черногорцы остались недовольны русским генералом. В одном из писем Екатерине II они писали, что с помощью Долгорукова надеялись освободиться от власти турок, а «генерал Долгоруков такой уехал от нас».
Отныне Степан стал признанным правителем страны. Уже в последние дни своего пребывания в Черногории русские заметили, что возросло влияние Степана в народе. Еще находясь под замком в Цетинском монастыре, он сумел внушить окружающим мысль о том, как уважают его русские. «Смотрите, — говорил он охранявшим его русским солдатам, — сам Долгоруков признал меня царем, он поселил меня выше себя, на втором этаже, а сам поселился внизу». Когда распространились слухи об отъезде русских, первой реакцией черногорцев было узнать о судьбе Степана. Цетинский воевода с полусотней людей силой ворвался в монастырь; обнаружив, что комната Степана пуста, нападавшие пришли в отчаяние («Теперь черногорцы погибли!»). Неудивительно, что стоило русским погрузиться на корабль и отплыть — и Степан снова взял управление в свои руки.
А. Г. Орлов еще питал какие-то надежды на восстание против турок В феврале 1770 года он отправил в Котор капитана Средаковича (его венецианцы не пропустили в Черногорию). Но Степан и не думал поднимать народ на какое-либо активное выступление. Более того, он разослал письма всем черногорским племенам, запрещая нападать на венецианцев. Правда, сношений с русскими он не прекратил, турецкие документы упоминают какого-то монаха, который привозил Степану письма от русских из Италии, а весной 1771 года Степан отправил к Орлову своего старого доверенного, монаха Феодосия Мркоевича.
Но Степана Малого ждал новый удар. Осенью 1770 года, когда он руководил прокладкой дороги, рядом с ним взорвался заряд пороха. Степан был изувечен и потерял зрение. Его отнесли в монастырь Брчели, где он, искалеченный и слепой, оставался два последних года своей жизни. Но, как ни странно, он не стал политическим трупом. С ним советовались, к нему приезжали, он явно сохранял какие-то остатки былого авторитета. И венецианцы, и турки продолжали видеть в нем какую-то опасность; недаром наемные убийцы по-прежнему шныряли вокруг его дома. В октябре 1773 года наступила развязка: грек Станко Класомунья, взятый Степаном на службу и подкупленный скадарским пашой, ночью перерезал ему горло. После смерти Степана некоторые черногорские старшины предложили отправить в Петербург его одежду и оружие, а некий житель Боки Которской потребовал у Екатерины II пенсию на том основании, что в свое время служил ее «мужу».
В последние годы жизни Степану Малому удалось осуществить то, к чему он так долго стремился, — установить деловое сотрудничество с русскими властями. Фактически он был признан правителем Черногории. По иронии судьбы, Степан Малый-"Петр III" вел переговоры по этому поводу с адмиралом А. Г. Орловым — тем самым, который убил в Ропше настоящего Петра III…
Емельян Иванович Пугачев
(1740 или 1742–1775)
Самозванец, выдавал себя за Петра III. Предводитель Крестьянской войны (1773–1775), донской казак, участник Семилетней и русско-турецкой войны. Получил чин хорунжего. Под именем императора Петра III поднял восстание яицких казаков в августе 1773 года. В сентябре 1774 года выдан властям. Казнен в Москве на Болотной площади.
«Ужас XVIII столетия» — так нарекла императрица Екатерина II восстание Емельяна Пугачева, самое крупное социальное потрясение, происшедшее в России за 34 года ее царствования.
Пугачев родился около 1742 года в станице Зимовейской казачьего Войска Донского. Его славным земляком был уроженец той же станицы — Степан Разин. Когда пришло время, Емельяна записали в казачью службу. Вскоре он женился на казачке Софье Недюжевой, но прожил с ней, по его собственным словам, только неделю, после чего «наряжен был в прусский поход»: в то время уже шла Семилетняя война, участником которой Пугачев стал с 1759 года. Летом 1762 года он вернулся домой, хотя время от времени его и посылали для выполнения разных воинских заданий. В эти годы Пугачев «прижил» сына Трофима и двух дочерей — Аграфену и Христину. Он принял участие в русско-турецкой войне, разразившейся в 1768 году. За мужество, проявленное при осаде и штурме Бендер в сентябре 1770 года, ему присвоили младшее казачье офицерское звание — чин хорунжего. Участие в заграничных походах существенно расширило кругозор донского казака. Оно не только обогатило его немалым жизненным опытом, но и позволило впоследствии включить реалии в свою «царскую» биографию.
Когда русская армия была отведена на зимние квартиры в Елизаветград, в числе других казаков Пугачеву дали месячный отпуск, и он вернулся на побывку домой. Однако ранения и болезни задержали его здесь на более длительный срок, и в мае 1771 года он стал официально хлопотать об отставке. Но дело затягивалось и грозило обернуться неудачей. Тогда Пугачев ударился в бега, его несколько раз арестовывали, но каждый раз ему удавалось бежать.
Смелый и предприимчивый, не склонный к оседлой жизни, он с ранних лет обнаружил черты лидера, стремление выделиться среди прочих казаков. Например, он хвастался перед товарищами саблей, якобы подаренной ему Петром I.
Весна 1772 года застала его в Стародубском монастыре, неподалеку от границы с Речью Посполитой. Выдавая себя за беглого донского казака, пострадавшего «из усердия к Богу», он нашел приют у местных старообрядцев (хотя сам раскольником никогда не был). План действий, который был придуман либо самим Пугачевым, либо был подсказан ему старообрядцами, заключался в следующем: тайно перейти польскую границу, направиться в раскольничьи скиты на Ветке (неподалеку от Гомеля), а оттуда — на русский пограничный форпост в Добрянке, где выдать себя за русского, желающего вернуться в Россию и получить российский паспорт. Этот план успешно осуществился. 12 августа, после отсидки в карантине, Пугачев получил российский паспорт В нем, в частности, значилось: «Объявитель сего, вышедший из Польши и явившийся собой при Добрянском форпосте, веры раскольнической, Емельян Иванов сын Пугачев, по желанию для его житья определен в Казанскую губернию, в Симбирскую провинцию, к реке Иргиз».
