Его отправили в Киев, но местный губернатор приказал выслать его в глубь России, подальше от польской границы. Та же судьба постигла и пленного шведа Адольфа Винбланда, состоявшего прежде на службе у конфедератов и плененного где-то на Волыни.
Беньовский и Винбланд оказались в Казани, где их поселили в разных концах города. Морица определили на постой к купцу Степану Силычу Вислогузову, владельцу двухэтажного каменного дома с флигелями. Раз в неделю его навещал унтер-офицер, чтобы удостовериться, не сбежал ли ссыльный.
А мысли о побеге у Беньовского были. Улучив момент, он пробрался в кабинет хозяина и выкрал бумагу, удостоверявшую личность и дававшую право на проезд казенным транспортом. С этим документом Беньовский и Винбланд сбежали в Санкт-Петербург, чтобы оттуда на любом попутном суденышке вернуться через Балтику в Польшу. Однако их выдал Шкипер голландского судна, на котором намеревались отплыть беглецы.
Беньовского и Винбланда на этот раз сослали на Камчатку. Но прежде чем попасть туда, Мориц со шведом и тремя русскими ссыльными, отправленными в вечную ссылку на самый край русской земли, — Степановым, Пановым, Батуриным, — оказались в Охотском порту. Здесь они были расконвоированы и отпущены на волю — до той поры, пока не будет снаряжен в дорогу галиот «Святой Петр», курсировавший из Охотского порта в Болыдерецкий на Камчатке. На галиоте было трое матросов из ссыльных арестантов — Алексей Андреянов, Степан Львов, Василий Ляпин.
Свобода смущала ссыльных, как, наверное, и любого, кто знает, что впереди его ждет неволя, а надежд с каждой новой верстой, что ведет в глубь Сибири, остается все меньше и меньше. Тысячи верст тайги и тундры уже позади — попробуй одолей.
Но был другой путь — морем. До Японии, где вели торговлю голландские купцы, или до Китая — португальского порта Макао, или порта Кантон, куда заходили английские и французские суда. И нужно-то всего ничего — захватить казенный галиот, который повезет на Камчатку ссыльных, и увести его в Японию…
Скоро Беньовскому с товарищами удалось сойтись ближе с некоторыми членами экипажа «Петра». К заговорщикам, кроме ссыльных матросов Андреянова и Ляпина, примкнули также матрос Григорий Волынкин и, главное, командир галиота штурман Максим Чурин.
Нашли они сочувствующих и на берегу Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев помогли с оружием — к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План захвата галиота был чрезвычайно прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где и оставить всех не желающих продолжить плавание до Японии или Китая, а с остальными идти дальше, куда получится…
Шторм разыгрался у берегов Камчатки. И такой, что галиот вышел из него без мачты, изрядно потрепанный. Продолжать на нем плавание было бессмысленно, и Чурин повернул галиот на северо-восток, к устью реки Большой.
В Большерецке ссыльные встретились со своими товарищами по несчастью — государственными преступниками, уже не один год, а то и не один десяток лет прожившими в этих местах, — камер-лакеем правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора Иоанна V, Александром Турчаниновым, бывшим поручиком гвардии Петром Хрущевым, адмиралтейским лекарем Магнусом Мейдером…
Встретились и сошлись накоротке, так как всех их объединяла общая ненависть к нынешней императрице Екатерине II С Хрущевым Беньовский даже подружился.
В бытность Хрущева в здешней ссылке — а он провел здесь уже восемь лет — большерецкий казачий сотник Иван Черных на морской многовесельной байдаре ходил на южные Курильские острова и доплыл почти до Японии, описал все, что видел и слышал, а также составил подробную карту тех мест, где он побывал.
У заговорщиков созрел план. Первая его часть — непосредственно плавание в Японию — была самой простой.
В феврале 1771 года в Большерецкий острог явились тридцать три зверобоя во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым — все они были с промыслового бота «Святой Михаил» тотемского купца Федоса Холодилова и шли на Алеутские острова охотиться на морского зверя. «Святого Михаила» выбросило в устье реки Явиной (южнее Большерецка) на берег. Промышленники пришли на зимовку в Большерецкий острог, где чуть раньше по пути оставили они своего хозяина, но Холодилов приказал им возвращаться на «Михаил», сталкивать его в море и идти туда, куда он им прежде велел.
Чулошников возразил хозяину. Тот сместил приказчика с должности и на его место поставил нового — Степана Торговкина. Тогда зароптали промышленники. Холодилов же обратился за помощью к Григорию Нилову — к власти. Нилов уже дал Федосу пять тысяч рублей — под проценты с промысла — казенных денег и потому даже слушать не стал никого из зверобоев.
Тогда и появился у промышленников Беньовский. Он взялся уладить все недоразумения, поговорить с начальством и — больше того — обещал промышленникам помочь добраться до легендарной на Камчатке Земли Стеллера, той самой, которую искал Беринг, а потом и другие мореходы. «Именно туда, — утверждал ученый муж Георг Стеллер, — уходят на зимовку котики и морские бобры с Командорского и прочих островов». Для себя же Беньовский просил о малом — на обратном пути завезти его с товарищами в Японию. На том и договорились.
Увы, штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к плачевному выводу «Михаил» к дальнему плаванию не годится. А к заговору примкнули уже около пятидесяти человек. К тому же пополз по Большерецку слушок, будто ссыльные замышляют побег с Камчатки и что они составили заговор против Нилова. Но командир Камчатки пил горькую и знать ничего не хотел о каких-то там заговорах и побегах Это, конечно, не успокаивало Беньовского с компанией — когда-то ведь он может и протрезветь?! Тут еще и протоиерей Никифоров, заподозрив неладное, задержал Устюжанинова в Нижнекамчатске, а отец Алексей был нужен Беньовскому здесь, в Большерецке, потому что заговорщики снова обратились к старому, еще недавно совершенно безнадежному плану захвата казенного галиота, и священник-единомышленник оказал бы при этом неоценимую услугу. Нужно было поднять народ на бунт против власти. А для этого должен быть общий политический мотив, надежда, веру в которую укрепил бы авторитетом православной церкви отец Алексей. Но Устюжанинов сидел под домашним арестом далеко от Большерецка. Правда, его сын, Иван, оказался в отряде Морица.
Беньовскому срочно нужно было вовлечь в новый заговор людей, способных вести корабль туда, куда укажет их предводитель. Прежде всего — промышленников с «Михаила», озабоченных пока только собственными бедами и обдумывающих вояж к богатой морским зверем Земле Стеллера, где каждый из них сможет обогатиться.
Однажды вечером Беньовский пришел к промышленникам с зеленым бархатным конвертом и открыл им государственную тайну: мол, попал он на Камчатку не из-за польских дел, а из-за одной весьма щепетильной миссии — царевич Павел, насильственно лишенный своей матерью Екатериной прав на российский престол, поручил Беньовскому отвезти это вот письмо в зеленом бархатном конверте римскому императору. Павел просил руки дочери императора, но Екатерина, каким-то образом узнав об этом, приставила к собственному сыну караул, а Беньовского с товарищами сослала на Камчатку. И Мориц сказал зверобоям: ежели поможете завершить благородную миссию к римскому императору, то «…получите особливую милость, а при том вы от притеснения здешнего избавитесь, я хотя стараюсь об вас, но ничто не успевается».
Холодилов просил Нилова высечь промышленников и силой заставить их идти в море. Промышленники, в свою очередь, подали челобитную с просьбой расторгнуть их договор с купцом, так как судно потерпело кораблекрушение и они теперь свободны от обещаний Холодилову. Незадачливого купца хватил удар, после чего обозленные поведением командира Нилова промышленники готовы были разгромить Большерецк и бежать куда глаза глядят.
Беньовский тут же предложил отправиться в испанские владения, на свободные острова, где всегда тепло, люди живут богато и счастливо, не зная насилия и произвола начальства. Ему поверили. Но в это время протрезвел командир Нилов, до него стало доходить, что во вверенном ему Болыцерецке затевается нечто опасное для власти со стороны ссьыьных. Он послал солдат арестовать Беньовского и остальных заговорщиков. Но получилось так, что приказ остался невыполненным — Беньовский арестовал солдат сам и приказал своим людям готовиться к выступлению. Впрочем, до Нилова эта весть уже не дошла. Послав солдат, он успокоился и снова напился до невменяемости. А в ночь с 26 на 27 апреля 1771 года в Большерецке вспыхнул бунт.
