Калинников вновь перебрался в Ялту, но было уже поздно. Неудачная поездка на Кавказ окончательно подорвала его силы. Правда, он продолжал сочинять, хотя сердце не лежало к навязанной ему опере. Однако это были реальные деньги: Мамонтов выплачивал ежемесячный гонорар, достаточный для скромной жизни маленькой семьи. И Калинников работал. В июне 1899 года Мамонтов, захватив с собой нескольких артистов принадлежащей ему московской Частной оперы, приехал в Ялту, чтобы познакомиться с написанным. Музыка всем очень понравилась, и окрыленный успехом, композитор продолжал сочинение, как вдруг, подобно удару, обрушилось известие, что Мамонтов арестован по обвинению в растрате. Калинников искренне сочувствовал Мамонтову. Но его собственное материальное положение в результате стало просто катастрофическим. Перед ним встал призрак голода. На помощь пришли московские друзья-музыканты. Под видом гонорара от нотоиздателя Юргенсона они выслали ему деньги.
В июне 1900 года распространилось известие, что состояние Калинникова безнадежно. К нему в Ялту приезжают проститься многие представители музыкального мира России. Рахманинов, Кюи, Гречанинов и другие музыканты меньшего масштаба совершали своего рода паломничество к коллеге, умиравшему не только от болезни, но и от нужды. Так, стало известно, что композитор и его жена отказывают себе в пище. Ведь у больного расходов становилось значительно больше: нужно было оплачивать визиты врача, фельдшерицы, покупать лекарства. А Ялта была одним из самых фешенебельных, следовательно, дорогих, курортов.
Друзья, как могли, помогали, но их возможности были ограничены, да и, живя в Москве, они не представляли, сколько требуется средств. В отчаянии Калинников решил уехать из Ялты. Он хотел обосноваться в родной Орловской губернии, но врачи категорически запретили ему уезжать из Ялты. По свидетельству очевидцев, семья голодала в буквальном смысле. Только этим было вызвано письмо композитора с такими словами: “Похлопочите, дорогой мой друг, кликните клич, и, авось, найдутся добрые души и не оставят больного мусикийца...” Можно представить, как тяжко было ему писать эти слова. В то же время он пишет в другом письме: “Шестой год борюсь с чахоткой, но она меня побеждает и медленно, но верно берет верх. А всему виною проклятые деньги! И болеть-то мне приключилось от тех невозможных условий, в которых приходилось жить и учиться”. Деньги нашлись — от Филармонического общества, от знакомых, от Шаляпина. Но состояние больного неуклонно ухудшалось. Он скончался 29 декабря 1900 (11 января 1901 года по новому стилю) года.
Симфония № 1, соль минор (1894—1895)
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, арфа, струнные.
История создания
Первую симфонию Калинников начал писать в марте 1894 года и закончил ровно через год, в марте 1895-го — не просто написал партитуру, но и переписал ее в нескольких экземплярах, расписал с помощью жены партии, так как денег, чтобы заплатить за эту работу переписчику, у него не было. В эти месяцы композитор узнал о неизлечимости своей болезни — туберкулеза, который через несколько лет свел его в могилу. Однако на характере музыки его состояние совершенно не отразилось.
В симфонии наиболее ярко воплотились особенности его дарования — душевная открытость, непосредственность, насыщенность лирических чувств.
После окончания работы над симфонией начались хлопоты по ее исполнению. Педагог Калинникова С. Крутиков, на всю жизнь оставшийся своему ученику самым верным другом, решил заинтересовать новым сочинением пока еще малоизвестного композитора как можно большее количество авторитетных музыкантов. Экземпляры партитуры он послал директору Московской консерватории В. Сафонову, руководителю Тифлисского отделения РМО Н. Кленовскому, в Киев дирижеру А. Виноградскому и, наконец, в Петербург, Н. А. Римскому-Корсакову. К сожалению, почти все попытки потерпели неудачу: Сафонов, от которого зависели программы концертов Московского отделения РМО, отказался принять симфонию к исполнению, сославшись на то, что один из профессоров консерватории нашел в ней технические недостатки. На самом деле курсы Филармонического общества, которые окончил Калинников, он считал “конкурирующим” учреждением и не собирался пропагандировать сочинение их выпускника. Кленовский дал принципиальное согласие на исполнение, но дальше слов дело так и не пошло. Хуже всего сложилось в Петербурге: Римский-Корсаков и Глазунов отнеслись к симфонии резко отрицательно. Между Крутиковым и Римским-Корсаковым даже завязалась по этому поводу довольно длительная переписка, так как мнение маститого главы Петербургской композиторской школы было особенно важным для судьбы любого русского музыкального произведения. Но Римский-Корсаков настаивал на своем мнении: “У него есть талант, но он ничего не знает и пишет грязно гармонически и контрапунктически” и на этом основании отказал как в исполнении в программах Русских симфонических концертов в Петербурге, так и в издании партитуры в издательстве М. Беляева, известного мецената, который очень хорошо платил композиторам за издания.
1896 год прошел в напрасных долгих переговорах. К счастью, в Киеве 8 февраля 1897 года под управлением А. Виноградского симфония была исполнена и сразу покорила слушателей. Позднее она неоднократно исполнялась тем же дирижером в разных городах России и за рубежом. Через несколько лет симфония получила полное признание, однако и теперь Римский-Корсаков отстаивал свое мнение. В ответ на доводы Кругликова, что симфония имеет безусловный успех, он писал: “Повторяю, талант у автора есть; может быть он здоровый, бодрый и русский, хотя я этих качеств не вижу, тем не менее по симфонии нельзя счесть его за крупный, а неумелость автора значительная. Правда, не нравится мне ни начало первой части, где после унисонной фразы а ла рюсс (разрядка Римского-Корсакова. — Л. М.) вступает не идущий к делу изысканный гармонический ход из разных увеличенных аккордов; ни надоедливые и немощные синкопы, переполняющие всю 1 часть; ни некрасивый ход параллельных квинт, начинающий Анданте, ни следующая затем мелодия, в коей кой-где не хватает вводного тона; ни трио в скерцо, где вводного тона окончательно нет, и музыка которого... по выражению Балакирева, напоминает “расстроенную шарманку”; ни финал со спутанными темами и довольно-таки дисгармоничной кодой... Вы говорите, что в Беляевских концертах исполнялись более мелкие по дарованию вещи и умению. Думаю, что симфония Ф. Блуменфельда подаровитее будет”.
Эта оценка была пристрастной и, бесспорно, несправедливой. Но объяснение ей есть. Во-первых, тогда, по собственному выражению Римского-Корсакова, ему было не до симфонии Калинникова — одолевали собственные заботы, и он “не вчитался”, не вслушался в присланную партитуру по-настоящему. Во-вторых, Калинников был представителем иной, “конкурирующей” школы, тогда как упомянутый Блуменфельд, превосходный пианист, но третьестепенный композитор, не оставивший сколько-нибудь значительных сочинений, принадлежал к Петербургской школе. Самым же главным, почему Римский-Корсаков предпочитал Калинникову Блуменфельда, Алфераки, Арцибушева и других, сейчас заслуженно забытых композиторов, было его отношение к композиторской технике, в основном к гармонии, нарушение строгих правил которой казалось ему недопустимым. В самом деле — на возражение Кругликова, что и у гениального Мусоргского были гармонические погрешности, Римский-Корсаков отвечает с полной уверенностью в своей правоте: “Что же касается Мусоргского, то он издается и исполняется только в моей обработке, без чего его сочинений допустить ни на программу, ни в издание нельзя” (напомним, что теперь оперы Мусоргского исполняются либо в авторской редакции, либо в более близкой к авторскому замыслу редакции Шостаковича).
Через несколько лет Первая симфония все же была исполнена в столице и имела там, как и везде, заслуженный успех. Однако не исключено, что вся эта история губительным образом подействовала на композитора и приблизила его конец.
В симфонии отсутствует объявленная программа, но общий характер музыки, напоминающий Первую симфонию “Зимние грезы” Чайковского, живое ощущение русской природы, русского быта определяют ее содержание с достаточной конкретностью.
Музыка
Первая часть начинается спокойной певучей мелодией струнных без сопровождения. Ей отвечают мягкие аккорды валторн, поддержанные низкими деревянными и литаврами. Это главная партия сонатного аллегро. Певучая мелодия подхватывается другими инструментами, развивается, распевается все шире. Побочная партия — широкая лирическая мелодия, полная сердечного тепла, трепетная и увлеченная, звучит мягко и нежно у солирующей валторны, альтов и виолончелей на фоне взволнованного синкопированного аккомпанемента. Она не создает контраста с первым образом, а дополняет его. Заключительная тема основана на коротких мотивах, сходных по характеру с главной. После повторения экспозиции согласно классическим канонам, начинается разработка, в которой обе темы многообразно варьируются, приобретают напряженные, порой драматические черты. Достигается лирическая кульминация части, после которой наступает реприза.
