4. Походы Сципиона Африканского.
Битвы при Илинге и Заме и войны с Митридатом{43}
Битва при Илинге в Испании между Сципионом Африканским и Газдрубалом приводится обыкновенно как образец высшего развития тактического искусства в римской военной истории и потому заслуживает более подробного изучения, тем более что конница играла в ней совершенно выдающуюся роль.
Газдрубал и Магон имели 70 000 пехоты, 4000 конницы и 32 слона; Сципион 45 000 пехоты и 3000 конницы, следовательно, был значительно слабее. Весной 205 г. до н.э. Газдрубал собрал все свои силы и занял укрепленный лагерь у подошвы горы близ города Илинга. Впереди лагеря простиралась очень удобная для действий равнина.
Сципион находился в это время в очень критическом положении. Его римские легионы были слишком слабы, чтобы бороться одни со столь превосходным в силах неприятелем, испанские же союзники не внушали ему достаточного доверия. Тем не менее он решил не выказывать своего недоверия и в деле употребить свои испытанные легионы на решительном пункте, а союзными войсками только заполнить промежутки.
Поэтому он подошел к позиции карфагенян на 1/2 мили и начал разбивать лагерь. Предполагая, однако, что Газдрубал постарается ему помешать, он поставил свою конницу в засаду за холмом. Хитрость его вполне удалась: Магон и Массинисса, которые действительно вышли из своего лагеря с конницей и нумидийцами, были неожиданно атакованы из засады и с большими потерями, в полном беспорядке отброшены в свой лагерь. Эта стычка подняла дух римлян и скрепила союз их с испанцами.
Вслед затем войска обеих сторон простояли еще несколько дней друг перед другом в боевом порядке на равнине, простиравшейся между лагерями, не начиная боя; только между легкими частями происходили изредка небольшие схватки.
Во все это время Сципион внимательно наблюдал за боевым порядком Газдрубала и заметил, что лучшая часть войска последнего, африканская пехота, находилась в центре, а конница и слоны - на флангах. Очевидно было, что, принимая это построение, Газдрубал хотел противопоставить своих африканцев римским легионерам, которые также обыкновенно занимали центр; он мог ежедневно видеть римское войско в боевом порядке и заметить, что испанцы и вообще малонадежные союзные войска стояли на флангах. Сообразно с этим он и принял свои меры; между тем Сципион показывал ежедневно свой боевой порядок, для того чтобы ввести в заблуждение Газдрубала, а сам хотел в последнюю минуту переменить построение так, чтобы поразить неприятеля неожиданностью.
Перед началом сражения Сципион, как опытный воин, принял все меры к тому, чтобы по возможности обеспечить себе успех. Трибунам и офицерам было приказано проследить, чтобы все люди были накормлены и на рассвете совершенно готовы к выступлению. Раньше других вышли конница и легкие войска, за ними - главные силы, которые развернулись на равнине так, что испанцы стали в середине, а римские легионы - поровну на обоих флангах. Конница приблизилась к самому неприятельскому лагерю и угрожала нападением. Газдрубал, видевший выступление и развертывание противника при тусклом свете едва начинающегося дня, немедленно выслал легкие войска и конницу, как они были, не евши и наскоро одетые, против римской конницы, а сам с остальною частью войска, также не успев поесть, выступил вслед за ними и выстроил свой обыкновенный боевой порядок, имея слонов на флангах. Между тем солнце взошло; легкие войска Сципиона отошли через интервалы в заднюю линию, и глазам Газдрубала представилось римское войско в новом и неожиданном его построении. Он видел, что его испанские союзники должны будут выдержать удар лучших войск противника и что исход боя будет в значительной степени зависеть от исхода этого столкновения.
Он не имел, однако, много времени на размышления, так как Сципион сейчас же начал наступление, которое также было произведено совершенно неожиданным образом. Испанцы в фалангообразном строю составляли центр, римские легионы фланги; последние введением когорт принципов в интервалы гастатов были построены в одну сомкнутую линию; триарии следовали за ней; каждая когорта имела 32 человека по фронту и 12 человек в глубину. За тяжеловооруженной пехотой шли велиты в манипулярном строю с интервалами; за велитами - конница, по 1500 на каждом фланге, имея турмы сведенными по три в одну массу с интервалами между этими последними. Очевидно, все тактические действия были заранее обдуманы и сообщены офицерам.
Сципион командовал правым крылом, Юлий Силан - левым. Войска обеих сторон двинулись друг другу навстречу и сошлись уже на 100 локтей, когда оба крыла римской армии неожиданно зашли в наружную сторону направо и налево и колонной продолжали движение: правое - к правому флангу, левое - к левому, пока головы их не поровнялись с противоположными флангами карфагенян; тогда они зашли во фронт, выстроились таким образом против неприятельских флангов и скорым шагом двинулись в атаку. Между тем велиты и конница, также произведшие фланговое движение, не зашли во фронт одновременно с легионами, а продолжали движение, заходя последовательно по мере того, как они выходили из-за флангов легионов и стоя, таким образом, в обратном первоначальному порядке. Этим построением боевой порядок Сципиона настолько продолжился в обе стороны, что охватывал боевой порядок противника. Вместе с тем Сципион задержал центр, приказав им почти топтаться на месте, и получилось построение в виде уступов с обоих флангов. Дело началось с того, что римская конница бросилась на карфагенскую с фронта и с флангов, а велиты атаковали слонов и притом настолько удачно, что эти животные, повернув назад, смяли и привели в беспорядок свои собственные линии. Римская конница сразу смяла нумидийцев и согнала их с поля битвы; тут Сципион пожал плоды его забот по обучению и организации своей кавалерии, и римским легионам также не стоило большого труда справиться с испанскими союзниками карфагенян, тем более что они сражались натощак. Они были разбиты и прогнаны с поля сражения. Все это время отборные дружины карфагенян должны были стоять на месте праздными зрителями, не имея возможности подать помощи, потому что на них медленно надвигалась фаланга римских союзников, готовясь воспользоваться всяким их неловким движением; вместе с тем ее атаковать они также не могли, потому что она находилась еще довольно далеко от них. Но африканская пехота показала себя достойной своей славы: несмотря на полное поражение и бегство фланговых частей, она отошла в порядке, прикрыла отступление и спасла остатки армий.
Битва при Илинге показывает, что римляне научились отлично маневрировать и что Сципион полагался вполне на их маневренную ловкость, так как иначе он вряд ли решился бы производить столь сложные перестроения в такой близости от многочисленного и деятельного противника, обладавшего предприимчивой кавалерией. Такая же уверенность Фридриха Великого в маневренной способности его армии дала ему возможность принять косой боевой порядок, так как он был уверен, что может решиться на то, о чем никакая другая армия и думать не смеет.
Интересно еще сравнить только что описанное сражение с теми, в которых римляне дрались с Ганнибалом, причем можно ясно видеть, насколько этот последний послужил учителем для римлян вообще и для Сципиона в особенности. Сципион 17-летним юношей сопровождал отца своего, бывшего консулом, в его походах против Ганнибала, в сражениях при Тичино, Треббии и Каннах. В первой же битве он видел совершенное поражение римской конницы, причем тяжелораненому отцу его (жизнь которого молодой Сципион, как говорят, спас выдающимся подвигом храбрости) едва удалось спасти остатки своего разбитого войска от полного рассеяния. Этот первый печальный опыт боевой деятельности Сципиона открыл ему, по-видимому, глаза на значение хорошей конницы. Так же точно и при Треббии видел он, как его соотечественники были разбиты из-за неудачи их конницы на флангах, причем центр - лучшие силы римлян - не мог изменить исхода сражения. Наконец, при Каннах пришлось ему в третий раз видеть, как превосходство карфагенской конницы и искусство ее вождя повели к полному поражению римлян. Влияние этих тяжелых опытов выказалось сейчас же по получении Сципионом назначения военачальника. Его первой мыслью было улучшение кавалерии, чем он и занялся в мирное время, а когда пришла минута боя, в его памяти восстала картина боя при Треббии, ему представились усталые, голодные, продрогшие от холода товарищи, и он решил принять тактику великого противника его отца. Он заставил неприятеля своего вступить с ним в бой также усталым и голодным, обошел, разбил оба его крыла своей прекрасной конницей и одержал блестящую победу, которая была по образу действий сколком с первых боев его жизни, только противники поменялись ролями.
