ЖИЗНЬ И ТРУДЫ ПРЕПОДОБНОГО ЕФРЕМА СИРИНА [1]
Преподобный Ефрем Сирин [2] родился, вероятно, в первых годах четвертого столетия [3], в Низибии, главном городе северо-восточной части Месопотамии, или в окрестностях его. Предки его, как сам он свидетельствует, были нищими, которые питались милостыней; деды уже стали земледельцами и жили в достатке; родители также были земледельцами и находились в родстве с незнатными городскими жителями [4]. Но незнатность рода вознаграждалась христианскими добродетелями и попечительностью родителей о воспитании своего сына в страхе Божием. Сам преподобный Ефрем говорит о летах своей юности: «Я был уже причастником благодати, – от отцов получил наставление о Христе. Родившие меня по плоти внушили мне страх Господень. Видел я соседей, живущих в благочестии, слышал о многих, пострадавших за Христа; отцы при мне исповедали Его перед судьей, я родственник мученикам» [5].
Еще в первые годы жизни Ефрема Бог показал будущее величие дитяти в знаменательном видении, или сне, вследствие которого, может быть, он и назван был Ефремом, то есть плодоносным. Было открыто, что на языке дитяти выросло виноградное дерево, которое так, наконец, разрослось, что ветвями своими покрыло всю землю, и было так плодоносно, что чем более птицы питались плодами его, тем более умножались плоды [6].
Но лета юности не прошли для Ефрема без некоторых преткновений. От природы пламенный, он был раздражителен, а в юной плоти по временам возбуждались нечистые желания. В таких чертах представлял впоследствии сам Ефрем первые годы своей юности, хотя, без сомнения, в его изображении нельзя не заметить того глубокого смирения, которое составляло отличительную черту его характера в иночестве. «Еще в молодых летах, – говорит он в своей „Исповеди“, – произнес я обет; однако же в краткие эти годы был я злоязычен, бил, ссорил других, препирался с соседями, завидовал, к странным был бесчеловечен, с друзьями жесток, с бедными груб, из-за маловажных дел входил в ссоры, поступал безрассудно, предавался худым замыслам и блудным мыслям, даже и не во время плотского возбуждения». А пытливость молодого, еще незрелого ума, усиливающегося постигнуть то, что выше сил его, или легкомыслие молодости вовлекли его в некоторые сомнения относительно Промысла Божия. «В юности, – говорит он, – когда жил я еще в миру, нападал на меня враг; и в это время юность моя едва не уверила меня, что совершающееся с нами в жизни случайно. Как корабль без руля, хотя кормчий и стоит на корме, идет назад, или вовсе не трогается с места, а иногда и опрокидывается, если не придет к нему на помощь или Ангел, или человек, так было и со мной» [7].
Но Промысл Божий не оставил без вразумления колеблющегося юношу, и следующие события, рассказанные самим Ефремом с глубоким сокрушением, послужили ему вразумительным уроком о Промысле и переходом к новому образу жизни [8]. Однажды, по приказанию родителей отправившись за город, Ефрем запоздал и остановился ночевать в лесу вместе с пастухом овец. Ночью напали на стадо волки и растерзали овец. Когда пастух объявил об этом хозяевам стада, те не поверили и обвинили Ефрема в том, будто он привел воров, которые расхитили овец. Ефрем был представлен судье. «Я оправдывался, – говорит он, – рассказывая, как было дело. Вслед за мной был приведен некто, пойманный в прелюбодеянии с одной женщиной, которая убежала и скрылась. Судья, отложив исследование дела, обоих нас вместе отослал в тюрьму. В заключении нашли мы одного земледельца, приведенного туда за убийство. Но и приведенный со мной не был прелюбодеем, а земледелец – убийцей, равно как и я – похитителем овец. Между тем, взяты под сохранение по делу земледельца – мертвое тело, по моему делу – пастух, а по делу прелюбодея – муж виновной женщины; поэтому их и стерегли в другом доме».
«Проведя там семь дней, на восьмой вижу во сне, что кто-то говорит мне: „Будь благочестив, и уразумеешь Промысл; перебери в мыслях, о чем ты думал, и что делал, и по себе познаешь, что эти люди страждут не несправедливо; но не избегнут наказания и виновные“. Итак, пробудившись, стал я размышлять о видении, и, отыскивая свой проступок, вспомнил, что однажды, будучи в этом же селении, на поле, среди ночи, со злым намерением выгнал я из загона корову одного бедного странника. Она обессилела от холода и от того, что была непраздна; ее настиг там зверь и растерзал. Как только я рассказал заключенным со мной этот сон и свою вину, они, возбужденные моим примером, начали рассказывать о своих: поселянин, – что видел человека, тонувшего в реке, и мог ему помочь, однако же не помог; а городской житель, – о том, что присоединился к обвинителям одной женщины, оклеветанной в прелюбодеянии. „Она, – говорил он, – была вдова; братья ее, возведя на нее вину эту, лишили ее отцовского наследства, дав из него часть мне, по условию“. При этих рассказах начал я приходить в сокрушение, потому что в этом было некоторое явное воздаяние. И если бы все это случилось только со мной, можно было бы сказать, что все это случилось со мной по человеческим причинам. Но нас троих постигла одна и та же участь. И значит, есть некто четвертый, отмститель, который не в родстве с терпящими напрасную обиду и не знаком нам, потому что ни я, ни они никогда не видели его, – так как я описал им наружность того, кто явился ко мне во сне».
«Заснул я в другой раз, и вижу, что тот же говорит мне: „Завтра увидите и тех, из-за кого терпите вы обиду, и освобождение от возведенной на вас клеветы“».
На другой день действительно представлены были градоначальнику вместе с Ефремом и другими товарищами его по заключению еще пять человек, обвиняемых в разных преступлениях. Из них двое были братьями оклеветанной вдовы и взяты в темницу за другие, действительно ими совершенные преступления; а
