я этого; Ты видишь, Господи!» Послушник содрогнулся и заглянул в щель ширмы, за которыми лежал больной. Увидел, что о. Иосиф пристально смотрит на икону Спасителя и поднимает к Нему руки. Тот же брат говорил после духовным детям о. Иосифа: «Ах, если бы вы знали, какой ваш духовный отец!» Старцу же Амвросию этот послушник рассказывал следующее: «Вошел я раз в палату и слышу, что за ширмой кто-то говорит:
«Потерпи, любимче мой, немного осталось». Думая, что кто-нибудь там есть, я заглянул за ширму, и был поражен, — там никого не было. А батюшка Иосиф лежал как пласт, с закрытыми глазами. Меня такой объял страх, что волосы дыбом стали». И после старец Амвросий говорил некоторым, что о. Иосиф в болезни сподобился видеть Царицу Небесную.
Вечером по хибарке впервые пронёсся тихий шепот: «Батюшке о. Иосифу лучше»… Скоро вышел старец радостный и сказал: «Совсем было о. Иосиф собрался умирать, да не умрёт — теперь ему лучше стало».
По выздоровлению о. Иосифа, о. архимандрит Исаакий официально назначил его быть помощником старца и с тех пор он начал открыто исповедовать, так как для старца это становилось тяжело. Батюшка о. Амвросий был очень этим доволен и с радостью говорил многим: «Теперь у нас новый духовник». Однажды одна близкая к старцу особа благословилась у него раз пойти исповедаться у о. Иосифа. «Счастливица, — ответил ей старец, — и не раз, а всегда». В это же время старец распорядился сделать внизу пристройку, где о. Иосиф и стал принимать посетителей.
Летом этого же 1888 года батюшка о. Амвросий благословил о. Иосифу поехать в Киев поклониться его святыням. И вот, почти через тридцать лет исполнилось его заветное желание. Невольно думается, сколько трепетного благоговения, сколько умиленных воздыханий, сколько молитв излилось там из этой чистой, смиренной души!…
Наместником Киево-Печерской Лавры в то время был архимандрит Ювеналий (Половцев), живший перед тем на покое в Оптиной Пустыне. По приезде в Лавру, о. Иосиф отправился к нему, чтобы передать поклон от старца Амвросия. Наместника не случилось дома, и келейники, привыкшие к важным и сановным гостям своего начальника, предложили незнакомому монаху подождать в передней. Долго пришлось ему ожидать; келейники не обращали на него никакого внимания. Наконец настало время обеда и, вспомнив о госте, они позвали его в келейную. Там перед обедом, по заведённому обычаю, предложили ему выпить. Но о. Иосиф, никогда не бравший в рот никакого вина, наотрез отказался. Келейники стали приставать и поднимали его на смех, но кончили тем, что оставили его в покое, а сами принялись за угощение и развязно разговаривали, нисколько не стесняясь присутствия незнакомца. В это время приехал наместник, и келейники доложили, что его дожидается какой-то Оптинский монах. Увидя о. Иосифа, наместник воскликнул: «Кого я вижу, — ведь это будущий старец!» — и поспешил заключить его в свои объятия, и оказал ему такие знаки уважения, что оторопевшие келейники не знали, что и подумать. Затем наместник повёл его к себе, а келейникам приказал перенести из гостиницы его вещи, приготовить для о. Иосифа помещение в его доме. До самого вечера беседовал он со своим гостем, вспоминая дорогую Оптину. Когда же о. Иосиф пришел в отведённую ему комнату, то там ожидали его два келейника и кинулись ему в ноги, прося прощения за свою грубость, и умоляли не передавать о. архимандриту об их невоздержании. Кроткий о. Иосиф с улыбкой любви обнял их и успокоил.
Рассказ этот передавал один из этих келейников, бывший потом иеромонахом в одном из монастырей Курской губернии и прибавил: «Как варом обдал нас он тогда — мы думали: пропали мы теперь, нажалуется он наместнику. Но потом он поразил нас своим смирением и кротостью, и так хорошо говорил с нами, что мы искренно устыдились своего поведения».
В Курске он был у одного протоиерея, того самого, который знал его в детстве. Протоиерей так был рад видеть у себя сына своего друга, что не знал, как обласкать о. Иосифа, и называл его то Иван Ефимович, то именем родителя его, Ефим Емельянович, как бы показывая этим, что в нём он чтит его отца, которого так любил и уважал.
Проездом о. Иосиф посетил и Борисовскую женскую пустынь, где жила его сестра — матушка Леонида, которая чуть не заболела от радости, когда увидела своего дорогого братика. Казалось ей, что не наговорится она, не насмотрится на него. Вспомнилось им обоим, как приходил он сюда с котомкой и чистил снег около её кельи; сколько тревог было тогда в её душе за него, а теперь всё это миновало, и она видит перед собой всеми уважаемого иеромонаха — помощника великого старца… Для довершения своей радости она хотела видеть его служащим, и о том же очень просила его игуменья и сёстры. Но о. Иосиф, ещё не достаточно окрепший после перенесённой болезни, был очень утомлён непривычным долгим путешествием и, чувствуя себя не очень хорошо, отказался было от сего, но м. Леонида так была этим огорчена и так слёзно его умоляла, что он, наконец, уступил её просьбам.
Началась литургия. Перед самым Евангелием в храме неожиданно водворилось молчание. Оказалось, что с батюшкой о. Иосифом сделалось дурно; и уж обедню кончал за него сослужащий ему священник. Матушка Леонида, бывшая в церкви, услыхав молчание и смятение в алтаре и догадавшись, что с братом верно что-нибудь случилось, лишилась чувств и её едва отходили. Когда оправившись пришел к ней о. Иосиф, то с обычной своей улыбкой сказал: «Ну, что, — утешилась!» Тогда матушка Леонида стала просить его, чтобы он скорее уезжал домой в Оптину. «Уезжай скорее, — говорила она, — а то если здесь умрёшь, я этого не вынесу».
Старец Амвросий был очень обрадован возвращением своего помощника, так как без него было ему трудно с приезжими. Жизнь обоих подвижников потекла опять своим обычным порядком; старец каждое лето ездил недели на три гостить в Шамордино, и неизменным спутником его был его верный послушник и ученик о. Иосиф.
Настало лето 1890 г. В июне месяце начались обычные сборы в Шамордино, но о. Иосифу старец сказал: «Тебя я не возьму нынешний раз; тебе нужно здесь оставаться, — ты здесь нужен». Это случилось в первый раз за всю тридцатилетнюю совместную жизнь, что о. Амвросий ехал без него. Мало того, батюшка Амвросий приказал о. Иосифу перейти в его келью. А в приёмную велел перенести большую икону «Споручницы грешных». Грустно сделалось о. Иосифу от всех этих распоряжений; больно
