Если мы хотим достичь Царствия Небесного, нам нужно обязательно в этом покаяться, то есть такое наше отношение обязательно изменить. Потому что кто не любит причащаться и не стремится к этому, тот не любит Царствия Божия и не любит Господа нашего Иисуса Христа, поэтому он Царствия Божия и не наследует. И там, в глубине ада, когда душа его будет гореть в вечном огне, он будет вспоминать те пять-шесть раз, когда он был в церкви и причастился, потому что именно тогда только он побывал в Царствии Небесном. Так и говорили в народе: сколько в церковь походишь, столько в Царствии Небесном и побудешь. Господь сказал: "Аз с вами есмь во вся дни до скончания века". И во все дни, когда совершается Божественная служба, Господь здесь присутствует. Поэтому, приходя в храм, мы приходим не к батюшке и не пение послушать – мы приходим к Самому Господу нашему Иисусу Христу. Он здесь присутствует не только Духом Своим Святым, но и Телом. И мы так же, как кровоточивая, можем к Нему прикоснуться, Он так же может нас исцелить от любой болезни.
Кто из нас Евангелие читал, знает, сколько приходило к Господу людей – и все исцелялись, кто хотел. А ведь мы та же толпа, которая окружает Христа Спасителя, как и тогда, в то древнее время, две тысячи лет назад. Перед нами живой Христос, мы так же можем послушать Его слова – через святое Евангелие Господь обращается к нам. Мы находимся среди учеников Христовых и веруем в Него. Среди нас есть люди и более крепкой веры, более любящие Христа, как Иоанн Богослов, и такие горячие, но не твердые, как апостол Петр, или, например, как Иуда-предатель, который и верует, но соблюдает свой интерес и готов в любую минуту продать Христа. Все то же самое, и так же каждый из нас может припасть к Христу Спасителю, может прикоснуться не только к одежде Его, но и принять Тело Его в себя.
После детского праздника
А почему с нами ничего не происходит? Почему не творятся такие великие чудеса? Да потому, что у нас веры такой нет. Господь, когда исцелял, всегда спрашивал: имеешь ли веру хоть сколько-нибудь? Вот если имеешь веру, Господь тогда творит. А у нас такое маловерие, вера наша слепая, она не видит Бога, поэтому ничего и не происходит. Много народу ходило вокруг Христа, и Господь спрашивал: за кого вы Меня почитаете? Одни говорили: Ты воскресший Иоанн-пророк; другие: кто-то из пророков; третьи просто за учителя принимали. И только единицы исповедали Его Богом: слепой Вартимей назвал Его Сыном Давидовым, то есть признал в Нем Христа, или Петр увидел в Этом Человеке Божество, назвал Его Христом. Так и каждый из нас: вот мы пришли в храм, а не каждый здесь Бога видит; забывает как-то, к Кому пришел. Вроде толпа какая-то существует, вот и потолкусь здесь, постою, послушаю, интересно все-таки, да и потом в храм сходил – на душе легче. Вроде такая психотерапия – чтобы мне полегчало, чтобы на душе было весело.
И так же в те времена вокруг Христа много людей ходило, всяких зевак: постоят, потолкаются, послушают, потом к себе домой возвращаются, опять к своим грехам. Некоторых Господь и накормил, и напоил, некоторых исцелил от страшных болезней. Десять прокаженных было, Он их исцелил – и только один из десяти пришел поблагодарить, а остальные сразу забыли. Вот так и мы получаем от Бога всякие милости, а сразу забываем, Кто нам это подал. Так вот в слепоте и живем, не чувствуем Бога, потому что душа полна греха, душа не омывается Кровью Христовой. Потому что мы не жаждем этого. Господь научил Своих учеников молитве "Отче наш", и в ней просится о Хлебе небесном: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь". Это на все времена сказано: ежедневно нужно жаждать участия в Божественной трапезе и участия в Божественной Евхаристии для того, чтобы с Богом соединиться. А у нас равнодушие, нам как-то все равно. Это наше равнодушие – греховное.
Что нас может отлучить от любви Христовой? Что нас может отлучить от Божественной Евхаристии? Только церковная дисциплина. Потому что мы люди немощные, грешные и каждый день не можем причащаться. Мы не сумеем достойно подготовиться, мы не сумеем так жить, как жили первые христиане, которые причащались ежедневно. Мы такой огненной жизни не в силах теперь выдержать, мы все стали разрозненны. Раньше в древней Церкви так было: вот собрались на Божественную литургию; кто не причащается, должен уходить, ему нечего здесь делать, и двери даже закрывали, потому что это собрание тайное, здесь никакой посторонний не может быть – а тот, кто не причащается, он просто чужой. Потом эта практика изменилась, потому что приходил новый народ, все больше и больше, и стадо стало как бы распадаться.
Раньше христиане все были как одна семья. Мы сейчас говорим: братья и сестры! Но это только слова, потому что никакие мы не братья и никакие мы не сестры. Нам какой-нибудь безбожник брат наш или племянник гораздо дороже, чем родная сестра во Христе, которая здесь стоит, хотя должно быть наоборот. Когда Господь сидел с учениками и Ему сказали, что пришли Мать и братья Его, Господь ответил: кто Мати Моя? кто братья Мои? кто слушает слова Божии, тот Мне и сестра, и брат, и Мать. Хотя неужели Он Мать Свою не любил, Богородицу, Которую вознес превыше ангелов и серафимов?
А мы все за плоть цепляемся, а братьев и сестер во Христе побоку. Поэтому мы и не представляем единой семьи. Поэтому у нас так: один причащается, другой кается; один в храм пошел, а другой сейчас к первому мая салаты режет; один Евангелие читает, другой не читает; один молится, другой не молится; один постится, другой нет, а третий сам себе выбирает, когда ему поститься, когда не поститься: вот эту неделю попощусь, вот ту пропущу, а вот эту опять попощусь. То есть каждый сам по себе, кто во что горазд. Но чтобы не отвергать никого, Церковь пошла таким путем: во время литургии священник читает тайные молитвы – не в том смысле, что они должны быть скрыты от христиан, нет, текст их известен, и каждый может их знать,– а тайные в смысле таинственные (по-гречески "мистикос"). Эти молитвы стали читать не вслух, а про себя, потому что тот, кто не причащается, не может в них участвовать: в них говорится только о том, чтобы нам достойно причаститься. А как же человек будет молиться об этом и потом не причащаться? Это бессмыслица. Поэтому молитвы читаются тайно, и тот, кто готовился к святому причастию, тот внутренне, духовно переживает эту встречу с Богом, а тот, кто просто пришел постоять, помолиться, остается за неким духовным порогом, хотя телесно он в храме.
Церковь вынуждена так делать, зная наши немощи, но положение это все равно неестественное, потому что Церковь есть семья Христова, мы все должны друг друга любить, знать, почитать, друг другу ноги должны мыть, а у нас этого ничего нет. Мы не исполняем то завещание, которое дал нам Христос Спаситель перед Своей смертью – а ведь это воистину завещание, потому что Господь, когда совершил Божественную литургию, на горе Елеонской, в Гефсиманском саду, молился до кровавого пота, принимал на Себя грехи всего мира. Потом предан был, и Его схватили, и Он пошел на страдания и на смерть. То есть это было Его предсмертное завещание Своим ученикам: мойте друг другу ноги и причащайтесь.
Вот заповедь всей нашей жизни: мыть друг другу ноги – то есть относиться друг к другу с любовью, почтением, благоговением и смирением – и причащаться Святых Христовых Таин. Люби ближнего своего и люби Бога – в этих двух действиях все завещание Христово. Как просто! Не надо никакого ума иметь, чтоб это постигнуть. Господь дал нам образ, Он говорит: вы называете Меня Господом и Учителем, и Я вот вам ноги мою, и вы так должны поступать. И Чашу показал им и говорит: "Сия есть Кровь Моя, Новаго Завета".
Когда мы причащаемся, мы вступаем в завет с Богом, в договор, мы принимаем в себя благодать Божию, чтобы она попалила терния наших грехов. Вот где наше спасение. Многие думают: что нам делать? кому молебен надо служить? куда съездить где-то отчитаться за что-то пред кем-то? Вот Христос живой. Чего нам еще искать? Что может быть выше? Какие могут быть еще поездки, поиски, книги? Здесь живой Христос пребывает Телом и Духом. Нет, еще какие-то надежды на что-то. В нашей голове сместились все понятия. Отчего такое нечувствие? У нас нет духовного зрения, потому что наши уши закрыты грехом, наши очи смежились грехом, все им залеплено. Поэтому, чтобы нам узреть свое спасение, увидеть, почувствовать, надо нам покаяться, то есть изменить свою жизнь.
Преподобный Серафим Саровский, когда у него спрашивали, как нужно причащаться, говорил: чем чаще, тем лучше. А в его время сказать такие слова – это было прямо революцией, потому что как так? Больше, чем раз в год, редко кто причащался; монахи там четыре раза в году, каждым постом, и то считалось часто. Но считалось совершенно неверно, и что сейчас из двухсот шестидесяти миллионов людей осталась только маленькая горстка православных – результат того, что наши предки, наши дедушки и бабушки, причащались раз в году. Вот поэтому и иссякла благодать. И дети наши почему в Бога не веруют, почему мы воспитали безбожников? Потому что если мы их и причащали, то, может быть, раз или два раза в году, а не ежедневно. Поэтому-то мир их и съел, и смял, и воспитал по-своему, что не было в их сердечке благодати, они не напитаны были Кровью Христовой.
