Субботний вечер. Цирк переполнен. Хозяин цирка выходит на арену, поворачивается лицом к публике и объявляет:
— Цирк братьев Динглинг дарит лежащие в этом конверте пять тысяч долларов тому смельчаку, который совершит три геройских подвига: заставит слона Зорбу сесть, расчешет гриву нашему льву Лео и, наконец, займется любовью с этой пожилой дамой.
На арену выводят огромного слона, свирепого льва и жалкую сгорбленную старушку.
— Где же этот смельчак? Пять тысяч долларов, целых пять тысяч долларов за то, чтобы усадить этого старого слона, причесать эту кошку и полюбить эту пожилую леди.
В толпе раздается вопль, и на арену, спотыкаясь, выходит пьяный крепыш. Он говорит:
— Я! Я этот смельчак!
Клетку открывают, пьяница входит внутрь, подходит к слону и бьет ему ногой по яйцам. Слон с грохотом садится. Публика рукоплещет.
Потом он отправляется в клетку со львом и затевает драку. Они борются, перекатываются друг через друга, лев рычит, здоровяк кричит… полный хаос.
Через полчаса, весь в синяках и кровоподтеках, он выбирается из клетки. Лев остается внутри. Он лежит на полу и тяжело дышит. Пьяный подходит к распорядителю и спрашивает:
— Ну и где тут старушка, которую надо причесать?
Достаточно на сегодня.
Первый вопрос
Ошо,
Пожалуйста, спой нам такую песню… Недавно я осознал, что насквозь порочен. Но временами сердце приводит меня куда-то, где очень опасно, но очень красиво. Когда это происходит, мне хорошо, но откуда все это смятение и чувство опасности, — и одновременно столько блаженства?
Жизнь в основе своей опасна Таково ее неотъемлемое качество; здесь ничего нельзя изменить. Смерть безопасна, абсолютно безопасна Как только вы выбираете безопасность, вы, сами того не подозревая, выбираете смерть. Как только вы выбираете жизнь, вы, сами того не зная, выбираете опасность. Эс дхаммо санантано — таков неотвратимый закон жизни. Постарайтесь это понять.
В состоянии безопасности вам сразу же становится скучно, потому что нет никакой возможности для исследования. Вот почему браки так скучны. Та же любовь, что была раньше увлекательным приключением, — стоит ее узаконить браком, и она теряет всю радость, весь танец, всю поэзию. Любовь становится очень земной, рутинной, но она безопасна.
Любовь опасна Пути любви неисповедимы. Она приходит и уходит, и с этим ничего нельзя поделать. Брак управляем. Закон, общество, общественное мнение, мораль, религия, страх перед адом, жадное стремление попасть на небеса — все это подпорки, каким-то образом поддерживающие брак. Но это не настоящая жизнь.
Настоящая жизнь всегда движется из известного в неизвестное. Ощущение опасности возникает в той точке, где заканчивается известное и начинается неизвестное. Та грань, где соприкасаются известное и неизвестное, и есть источник всякой опасности. Как только вы пересекаете границу, вы чувствуете опасность. Безопасное, привычное надоедает; ваша чувствительность постепенно начинает притупляться. Опасность, неведомое, необозначенное на карте пространство возвращает вам экстаз, красоту, вы снова становитесь ребенком — снова те же удивленные глаза, то же сердце, исполненное благоговения.
Вы бы предпочли познать эти пространства, оставаясь в безопасности, но это невозможно по самой природе вещей. И с этим ничего нельзя поделать. Если вы стремитесь в неведомые пространства, вам придется полюбить опасное. И тогда произойдет чудо: если вы сможете полюбить опасное, его «опасность» исчезнет. Если вы знаете, что опасное вмещает в себя любовь, красоту, экстаз, истину, бога, — в чем же тогда заключается опасность?
Чувство опасности порождается страхом перед неизвестным, перед настоящим, потому что вы так долго жили во лжи — вы жили во лжи в течение многих столетий. Ваше коллективное бессознательное переполнено ложью, и оно продолжает проецировать эту ложь на экран ума. Все люди жили в страхе, потому что все религии эксплуатировали этот естественный для человека жизненный инстинкт.
Поэтому был изобретен яд. Никакого ада не существует; это изобретение хитроумных священников — христианских, индуистских, мусульманских, джайнских, буддистских. Их философские системы могут быть различными, но эксплуатация во всех религиях основана на одном и том же: это эксплуатация человеческого страха и жадности. Страх и жадность — две стороны одной монеты. И когда вы напуганы, когда страх становится частью вашего существа, вы начинаете его искать. Даже когда страха нет, вам приходится его изобретать, чтобы удовлетворить требованиям коллективного бессознательного.
Молодой ученик парикмахера Дэвид приходит к мастеру и заявляет:
— Мистер Сниппет, я больше не собираюсь здесь работать. В этой парикмахерской сплошные антисемиты!
— Антисемиты? С чего ты взял?
— У меня есть неоспоримые доказательства Я устроил проверку, — отвечает юноша — Я задавал всем один и тот же вопрос. Вывод совершенно очевиден, мастер: они все антисемиты!
— А что за вопрос?
— Я спросил, как бы они отнеслись к массовому уничтожению евреев и парикмахеров.
— Парикмахеров? А почему парикмахеров? — изумился мастер.
— Вот видите, мастер, и вы туда же!
Вы носитесь со своими идеями и не перестаете их проецировать. Вы находите способы изобрести страх. Вы не можете жить с ощущением смутного страха; вы хотите, чтобы он был явственным, осязаемым.
Чувство опасности возникает потому, что вам не привили правильное отношение к жизни, вас не посвятили в тайну опасного. Вас просто напугали. Вас не готовили, не приучали к приключениям. Вам говорили, что вы должны оставаться в границах дозволенного и никогда не выходить за их пределы.
Тот, кто живет в рамках очерченных другими границ… эти границы, несомненно, определяют другие, так как ребенок не может сам определить свои собственные границы. Родители определяют его границы из страха — то же самое детали их родители, и то же самое они делают теперь со своими детьми. Так болезнь передается из поколения в поколение.
Каждый ребенок ненавидит своих родителей, но притворяется, будто он их любит. Я понимаю, почему он их ненавидит: родители его отравляют. Ребенок чувствует всем своим нутром, что в нем разрушают что-то чрезвычайно важное. В нем разрушают саму его жизнь! — но разрушают для его же блага. И из-за своей беспомощности он не может восстать против родителей.
В прошлом самым эксплуатируемым классом считали пролетариат; это неверно. Затем выяснилось, что больше всех эксплуатируется вовсе не пролетариат, а женщины. А теперь мы обнаружили, что и это неправда. Наиболее эксплуатируемый и самый беззащитный класс — это маленькие дети. Ребенок во всем зависит от родителей. Ему приходится слушаться, он не может сказать «нет». Про себя он говорит «нет»; его кости, кровь, мозг его костей говорят «нет». Но на поверхности ему все время приходится говорить «да», просто для того, чтобы выжить. Поэтому он соглашается с установленными границами.
А когда вы остаетесь в определенных границах двадцать, двадцать пять лет, то есть треть жизни, причем самую важную… Никогда больше вы не будете так разумны, никогда больше вы не будете так полны жизненной энергии, никогда больше вы не будете так уязвимы, никогда больше вы не будете так невинны, никогда больше вы не будете так необусловленны. Эти двадцать пять лет — первая треть жизни, в руках людей, которые боятся и дрожат от страха, — в руках рабов. Я не утверждаю, что они причиняют вред своим детям умышленно, специально. Они хорошие люди с добрыми намерениями, но их понимание неразвито, они практически ничего не понимают. В противном случае любой родитель помог бы своему ребенку выйти за пределы известного.
В этом и состоит истинная роль родителей, истинная роль мастера: помочь выйти за пределы известного, заставить полюбить неизвестное, помочь пойти на риск ради неизвестного, сделать вас бесстрашным игроком, а не бизнесменом, помочь вам стать более поэтичным, а не более расчетливым. Тогда не возникнет никаких трудностей. Вы с радостью примете и пространство любви, и царящую в нем опасность.
Второй вопрос
Ошо,
Я нахожусь в замешательстве. Когда ты говоришь о Дионисии, кого ты имеешь в виду: Диониса, древнего бога греческого театра и мифологии, или епископа, который не имеет отношения ни к театру, ни к мифологии? Или же это сочетание того и другого?
Кроме того, я не знаю, кто такой этот святой Тимофей. Не мог бы ты пролить свет на эти вопросы и восполнить пробелы в моих знаниях?