Могильные камни, согласно некоторым фольклористам, являются отголосками примитивного страха перед мертвыми: могилу намеренно утяжеляли камнем, чтобы труп не поднялся. Но скорее всего идея была в том, что люди подсознательно тянутся к поклонению камням, общему для Северной Европы тысячелетия назад. И оно же присутствовало и в других примитивных культурах. Верилось, что камни были обителью некоторых духов, то есть камни использовались не только в качестве маркеров могил, но и как символические дома для душ мертвых.
Неестественная смерть – случайная или насильственная – создавала ауру суеверного страха у живых, так как духи в этом случае крайне вероятно хотели мести. По этой причине казненных преступников часто хоронили на перепутье дорог, частично из-за магической силы креста в любой форме, частично из-за веры в то, что дух не сможет потом найти правильную дорогу к своим врагам. Ведьмы и вампиры сходным образом погребались обычно с колом магического дерева (осины) в сердцах, чтобы удерживать их в могилах. Во многих частях Британии, когда люди случайно погибали или были убиты вне дома, существовал обычай царапать крест на земле или на камне у места происшествия – против попытки выхода духа.
Считалось, что самоубийцы тоже любили возвращаться и гоняться за людьми, поэтому их тоже хоронили на перепутье дорог. Или, возможно, самоубийца мог быть выбран на роль постоянного стража на кладбище, как описывалось выше, так как им редко гарантировалось правильное христианское погребение.
Смерть при утоплении привлекает к себе множество суеверий – предположительно из-за старого поверья, что такую смерть вызывают злые духи воды. По этой причине многие суеверные люди не помогают тонущим, хотя оказание такой помощи было бы для них легким делом. Они верят, что, если воде не дать жертву, она найдет себе другую. Схожее поверье утверждает, что, если вы спасете утопающего, он станет вашим врагом на всю жизнь. Когда тело утонувшего выносит на берег, его нужно похоронить на границе приливной волны, так как оно является собственностью моря и не может быть удалено от его влияния.
Старорусские поверья приписывают утопленникам массу специфических страстей.
« Утопленник – жертва водяного или русалок. Простой народ говорит, что все эти утопленники не имели креста, купались или в полдень, или в полночь – самое опасное время, потому что русалки или водяной пуще всего в это время дебоширят.
Говорят, утопленник сидит на дне реки или вообще на дне другого какого резервуара или бассейна на корточках и как обмерший (по понятиям новейшего исследования науки) хватает неловких водолазов в охапку и топит их.
Искусство ныряльщиков или водолазов в этом случае состоит в том, чтобы утопленников брать сзади и за волосы и с ними вместе подняться, то есть вынырнуть к берегу.
По рассказам многих ловких водолазов, мастеров своего дела по части исследования русла рек, если они видели утопленника, то непременно в сидячем положении и на корточках, будь то женщина или мужчина. Но когда у утопленника лопался пузырь, то женщина всплывала по течению реки на спине, а мужчина кверху спиною.
Утопленник нечаянный – другое дело, но того, кто нарочно утопился, по-старинному поминать на молитве за упокой считалось за грех для поминающего. Говорят, что вынутого из воды утопленника нужно непременно откачивать, но не класть на землю; если положить на землю замершего, то он непременно умрет, несмотря на разного рода растирания щетками, щекотания и прочее. Но медицина отрицает откачивание на бочках, на руках, на коврах.
У камчадалов почитается за грех спасти утопающего – у них есть убеждение, что кто вытащит утопающего из воды – тот сам утонет. Также грехом считается спасти человека, которого занесло снегом в пути [7] .
Чтобы обнаружить труп утонувшего, поиски ведутся с зажженной свечой на борту лодки. Ее пламя становится неподвижным на том месте, где лежит труп. Краюха хлеба, содержащая ртуть, действует тем же образом. Некоторые верования утверждают, что утопленник поднимается на поверхность на девятый или седьмой день. И наконец, нужно согласиться с тем необъяснимым фактом, что утопленник действительно плавает лицом вниз, а утопленница – на спине.
Понятно, что смерть от утопления играет важную роль в суевериях моряков. Но, как покажет следующая глава, профессионалы на многих путях жизни одержимы собственными формами патологических страхов – с их особыми версиями магических способов – для преодоления таких ужасов.
Тяжелая ржавчина суеверия поразила людей тех профессий, где вовлеченные в труд люди зависят в большой степени от сил, стоящих вне их контроля. И они обращаются к магии, приносящей удачу, чтобы получить некоторые гарантии своего будущего благополучия. Из всех профессионалов, которые наиболее глубоко зависят от случая, наверное, никто не вовлечен в такой обширный список суеверий, как моряки. Конечно, люди всегда рассматривали море с благоговейным страхом, наделяя его многими сверхъестественными свойствами. И в эпоху парусов это благоговение было оправдано: жизнь моряков действительно зависела от ветров и штормов и сомнительной прочности деревянных судов.
Море казалось местом страха, смерти и безумия, пропастью, скрывающей Сатану, демонов и чудовищ. Оно было должно исчезнуть в день возрождения мира. В Откровении св. Иоанна Богослова сказано: «И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет (XXI, I)».
В старину море считалось наипервейшей опасностью. Поэтому в литературе судьба человека часто сравнивается с терпящим бедствие кораблем.
Обращаясь к Богородице, Эташ Дешан просит защиты от невзгод, обрушившихся на его ветхий и хрупкий корабль жизни (Баллада CXXXIV). Ронсар в «Гимне смерти» также сравнивает жизнь с морем невзгод. Дю Белле называет счастливцем того, кто умер, не успев родиться, так как на его голову не обрушится буря, которой мы все подвержены («Жалоба отчаявшегося»). Д’Обинье жалуется на свою долю, на шквал ветра и огрызающиеся волны, на бурю, козни врагов и заговоры («Гекатомба Дианы»).
В XVIII веке Ж. Ж. Руссо напишет: «Затерянный среди безбрежного моря несчастий, я не могу забыть детали моего первого кораблекрушения» («Исповедь», V).
К такому же сравнению прибегает Верлен, говоря об усталости от жизни и страхе смерти, о затерянном в волнах бриге и терпящей страшное кораблекрушение душе: «Устал я жить, и смерть меня страшит. / Как челн забытый, зыблемый приливом и отливом, / моя душа скользит по воле бурных волн» («Тоска». Перевод Ф. Сологуба, 1923 г.).
Так, до победы современной техники коллективное сознание воспринимало море как место бедствия. Оно связывалось с ночью, смертью, пропастью. Таков фон тысячелетнего ужаса перед «Океаном ночи». «Где моряки, погибшие во мраке ночи?» – пишет В. Гюго в 1836 г. Семнадцатью годами позже в годовом отчете Английского флота будут приведены такие цифры – 832 погибших судна за 1853 год.
Человеческая цивилизация, в основном сухопутная, страшилась вероломства воды, тем более такого огромного скопления воды, каким является море. В середине XVIII в. один доминиканский монах отправился из Граса в Рим морским путем. Он сел на корабль в Ницце, но уже вблизи Монако море разбушевалось, и он вынужден был сойти на берег. Добравшись до Рима и умудренный этим опытом, он записал в своем дневнике следующую сентенцию: «Как бы близко ни был берег, смерть в море еще ближе» [8] .
Календарные морские приметы
Моряки боятся неудачи в пути, если они встречают некоторых людей перед погрузкой на судно, включая (в европейских странах) адвокатов, портных, швей и особенно священников. Каждого с прищуренными или косыми глазами тоже боятся (из-за веры в дурной глаз). Плавание не начиналось по британским традициям 2 февраля или в первый понедельник апреля, который, по легенде, приходится на день рождения Каина; а также 31 декабря, потому что в этот день повесился Иуда, да и вообще в любую пятницу. Лорд Байрон предположительно пренебрег этим суеверием, отправившись в Грецию в пятницу, и умер в той стране. Моряки по-прежнему не подчиняются судовладельцам, которые пытаются дискредитировать это табу. Вы можете заложить киль корабля в пятницу, дать судну имя в пятницу или пустить его в плавание в пятницу. Но ваш корабль никогда не достигнет порта и никто о нем больше не услышит [9] .
Неудача последует, если моряк ступит на борт (или сойдет с корабля) левой ногой и если за кораблем наблюдают, даже с хорошими пожеланиями, пока он не скроется из виду. Во многих местах друзья и родственники бросают старые ботинки вслед кораблю, когда он ставит паруса, чтобы гарантировать удачу в плавании (по той же причине старые ботинки бросаются вслед молодоженам).
Моряки неохотно уплывают на корабле, когда ему изменили название. Они боятся кораблей, чьи на звания кончаются на «я», – поверье, которое получило хождение после того, как «Лузитания» затонула в 1915 году. Конечно, названия всегда имеют магическое значение. Вера в магию имени играла большую роль в ритуале названия, и это возвращает нас к древним временам, когда боги морей умилостивлялись перед спуском судна на воду. Традиционная бутылка шампанского разбивалась о нос – это отголосок старого ритуала, когда богам предлагали выпивку, обычно вино или масло, как это делали древние греки, но иногда и кровь, сопровождаемая человеческим жертвоприношением. И прежде чем шампанское стало популярным, в церемониях крещения обычно использовалось красное вино.
