Вадим Розин - Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

К. Льюис пишет в «Письмах Баламута»:

«Падшие ангелы, как и падшие люди, очень практичны. Ими движут два побуждения. Первое — страх наказания, ибо, подобно тоталитарным государствам, они имеют свои лагеря пыток, и поэтому мой Ад имеет более глубокие Ады, свои «исправительные заведения». Второе побуждение — нечто вроде голода. Я предположил, что бесы якобы могут, в духовном смысле, есть друг друга и нас. Даже в людях мы видим стремление подчинить, переварить ближнего, сделать всю его умственную и эмоциональную жизнь лишь продолжением своей собственной — пусть ненавидит то, что ты сам ненавидишь, пусть обижается на то, на что ты сам обижаешься. И люди часто угождают своему эгоизму как сами, так и посредством других.

На земле это желание часто называется «любовью». В Аду же, предположил я, это считается голодом. Голод гам более волчий, но зато возможно и более полное удовлетворение. Там, я предполагаю, дух сильнее, вероятно, потому, что там нет тел, которые только. мешают делу. Бес, действительно, может навсегда вобрать в себя более слабого и непрестанно насыщать свое существо его попранной индивидуальностью. Именно для этого (по моей версии) бесам нужны человеческие души и души друг друга. Именно для этого Сатане нужны все его последователи, и все сыны Евы, и весь сонм небесный. Его мечта — день, когда все будет в нем, и всякий, способный сказать о себе «Я», сможет сделать это только через него…».

В одном из писем старый, преуспевший в искусительстве и мерзостях бес Баламут разъясняет молодому неопытному бесу Гнусику, чем же, с его точки зрения, различаются христианское и сатанинское отношение к человеку:

«… Для нас человек — преимущественно пища. Наша цель порабощение его воли, нам надо увеличить площадь нашего эгоизма за его счет. Враг же требует от него совершенно иного. Нужно твердо усвоить, что все разговоры о Его любви к людям и о том, что служение Ему — подлинная свобода, не просто пропаганда (как нам хотелось бы думать), а ужасающая правда. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вздумал наполнить Вселенную множеством отвратительных маленьких подобий Самого Себя. Ему нравится, чтобы она кишела существами, чья жизнь в миниатюре подобна Его собственной не потому, что Он подчинил их, а потому, что их воля свободно сопрягается с Его волей. Нам нужно стадо, которое станет нам пищей. Он хочет служителей, которые станут Ему сыновьями. Мы хотим поглотить, Он — отдавать. Мы пусты и хотим насытиться; Он — полнота, неистощимый источник. Цель нашей войны — мир, состоящий из людей, захваченных нашим отцом преисподней. Враг жаждет, чтобы все люди соединились с Ним, и при этом каждый составил бы неповторимую частицу».

Итак, свобода воли и грех — естественные аспекты человеческого поведения, человек то приближается к идеалу и традиции, то отходит от них. С христианской точки зрения, для человека естественно как впадать в грех, так и, осознав свою греховность и раскаявшись, возвращаться к Богу. По этому поводу Баламут с раздражением говорит Гнусику:

«Он (Христос) вульгарен, Гнусик! У него буржуазная душа. Он заполнил весь мир, весь Свой мир Своими же радостями. Люди целый день занимаются тем, что отнюдь не вызывает у Него возражений: купаются, спят, едят, пьют, любят друг друга, играют, молятся, работают. Все это надо ИСКАЗИТЬ, чтобы оно пошло на пользу нам. Наша борьба протекает в крайне невыгодных условиях. Ничто естественное само по себе не работает на нас».

Как ни странно, все это убеждает: христианский идеал жизни, действительно, не отрицает человеческой радости, влечений, желаний, любви, жажды познания и обновления. Он лишь не признает уклонения от человечности, ставит преграду нежизненности, отрицает такую свободу, которая вольно или невольно размывает фундамент жизни на земле. А поскольку и гибель, и спасение, по христианским представлениям, находятся в руках самого человека, его нравственный долг — идти к Богу, а не от Бога.

Для нагуа и древнего иудейского народа смысл жизни обрисовывался вполне отчетливо: жизнь каждого отдельного человека, как и народа в целом, была направлена на исполнение закона, на поддержание порядка мироздания. Жертва и закон противостоят хаосу (смерти), поддерживая космос (жизнь). Переведя всю витальную проблематику в план нравственных отношений, Христос способствовал формированию иных представлений о смысле жизни. Смысл христианской религиозной жизни только в одном — в воссоединении человека с Богом.

«Но никто, — говорит Серафим Саровский, — вам не сказал о том справедливо. Ибо пост, молитва, бдение и вся кие другие дела христианские, сколько ни хороши сами по себе, однако, не в делании лишь только их состоит цель нашей жизни христианской, хотя они и служат средствами для достижения ея. Истинная цель жизни нашей христианской — есть стяжение Святаго Духа Божияго. Пост же, бдение, молитва, милостыня и всякое Христа ради делаемое добро — суть средства для стяжения Святаго Духа Божияго. Заметьте, что лишь только ради Христа делаемое дело приносит нам плоды Духа Святаго, все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, мзды в жизни будущего века нам не предоставляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь наш Иисус Христос сказал: «Всяк, иже не собирает со Мной, гот расточает…»«.

«Человек, — утверждает Шри Ауробиндо Гхош, — должен перестроить все части своего существа для того, чтобы подняться к Божеству и сделать возможным нисхождение Божества в человека».

Но в чем тогда смысл земного существования? На первый взгляд, перед вечностью загробного бытия бытие земное кажется кратким мгновением; по сравнению с ценностью божественной жизни земная жизнь ценности почти не имеет. «Множество людей, раздумывает бес, — умирает в детстве, из выживших многие умирают в молодости. Очевидно, для Него (Христа) рождение человека важно прежде всего как квалификация для смерти, а смерть важна как вход в иную жизнь». Впрочем, эти мысли возникают не только в голове беса, они повсеместно распространены среди людей. Философы и поэты нагуа писали:

Если Бог — идеал жизни, то воссоединение с ним означает лишь стремление к идеальному бытию на земле, к исполнению второй заповеди Христа — «возлюби ближнего, как самого себя». «Само посвящение Богу, — утверждает Шри Ауробиндо, — есть посвящение всего существа сверхразумному Свету, Воле, Силе, Любви (без всяких компромиссов), которые являются лучшими методами практического разума обычной жизни на земле».

«Господь, — замечает Серафим Саровский, — ищет сердца, преисполненного любовью к Богу и ближнему; вот престол, на котором Он любит восседать и являться в полноте Своей преднебесной Славы… Не укоряет Господь за пользование благами земными, ибо и Сам говорит, что по положению нашему в жизни земной «мы всех сил требуем»; т. е. всего, что пашу человеческую жизнь на земле успокаивает, украшает и делает удобным и более легким путь наш к отечеству небесному. Вот на это именно Апостол Павел сказал, что, по его мнению, нет ничего лучше на свете, как «благочестие с довольством»; об этом-то молится и Церковь Святая, чтобы то даровано было нам Господом Богом, и, хотя прискорбия и несчастия и разные нужды и неразлучны с нашей жизнью на земле, однако же Господь Бог не хотел и не хочет, чтобы мы в скорбях и напастях были, почему и заповедует нам через Апостолов, чтобы мы друг друга тяготы носили и тем исполнили закон Его Христов. И Сам лично дает нам заповедь, чтобы мы любили друг друга и, этою любовью взаимно соутешаясь, облегчали себе прискорбный и тесный путь шествия нашего посреди скорбей земных к отечеству нашему небесному. Для чего же Он и с небес к нам сошел, как не для того, чтобы нашу нищету восприняв на Себя, обогатить нас богатством благости своей и щедрот неизреченных? Пришел не для того, чтобы послужили Ему, по да послужить Сам другим и дагп душу Свою во избавление многих».