Если бы верующие люди всегда следовали велению своих сердец, а не религиозным канонам, то в истории человечества не было бы костров инквизиции, не было бы вдов, добровольно лишающих себя жизни после смерти своих мужей, не было бы невинных жертв войн, развязанных во имя Бога.
У сострадания нет идеологии.
Суфий Баязид так говорил о себе самом:
«В молодости я был революционером. В молитве я просил у Бога лишь одного: "Господи, дай мне силы изменить этот мир"».
Прожив полвека, я осознал, что за все это время мне не удалось изменить ни единой души. Поэтому я поменял свою молитву: «Господи, дай мне возможность изменить хотя бы близких мне людей — мою семью и друзей, и этого мне будет достаточно».
Сейчас, когда мои дни уже сочтены, я молюсь так: «Господи, дай мне силы изменить самого себя». Если бы я молился так с самого начала, я бы не растранжирил попусту свою жизнь.
Он был особенным человеком. Он размышлял и действовал не так, как все остальные. Он всем интересовался. Кем он был: Бунтарем? Пророком? Психопатом? Героем? «А кто может сказать, в чем разница между ними? — говорили мы. — Да и кому какое дело?»
И мы сделали его частичкой общества. Мы научили его прислушиваться к общественному мнению и к чувствам окружающих. Мы заставили его подчиняться. С ним стало легко общаться, им стало легко управлять. Он стал восприимчивым и покорным.
Мы поздравили его с победой. Он сам себя стал поздравлять. Он так и не понял, что мы сделали из него раба.
Большой Джо вошел в пивную и рявкнул:
— Кто здесь Мэрфи?
— Я Мэрфи, — ответил невысокого роста человек.
Большой Джо чуть не убил его. Он сломал ему пять ребер и нос, набил два огромных синяка и свалил на пол.
Затем он ушел.
Мы были просто поражены, когда увидели, что коротышка поднялся с земли, ухмыляясь.
— Здорово же я разыграл этого типа, — негромко сказал он, — Я вовсе не Мэрфи. Ха-ха!
Общество, приручившее своих бунтарей, добивается спокойствия. Но теряет будущее.
Притча для религиозных наставников.
Однажды овца нашла дыру в заборе и протиснулась через нее. Она забрела очень далеко и не смогла найти дорогу назад.
Вскоре она увидела, что за ней гонится волк. Овца стала убегать, и, хотя бежала она очень быстро, волк догнал бы ее, если бы не пастух. Пастух спас овцу и с радостью отвел ее обратно в отару.
Несмотря на настойчивые советы, пастух отказался заделать дыру в заборе.
Насреддин еще не закончил свою речь, как какой-то остряк из толпы крикнул ему:
— Вместо того чтобы разглагольствовать о духовных теориях, ты бы лучше показал нам что-нибудь на практике.
Насреддин пришел в замешательство.
— Что ты хотел бы увидеть?
Довольный тем, что ему удалось унизить муллу и произвести на толпу впечатление, остряк сказал:
— Можешь ли ты, например, показать нам райское яблоко?
Насреддин немедленно достал яблоко и показал его толпе.
— Это яблоко гнилое с одной стороны, — отпарировал человек. — А райское яблоко должно быть совершенным.
— Конечно, райское яблоко совершенно, — ответил мулла. — А для тебя сойдет и такое.
Можно ли увидеть совершенное яблоко несовершенными глазами?
Можно ли увидеть доброту в других, если ее нет в собственном сердце?
Один шах безумно влюбился в рабыню и велел перевести ее из барака в свой дворец. Он хотел жениться на ней и сделать ее своей любимой женой, но каким-то необъяснимым образом девушка сильно заболела, едва переступив порог дворца.
Ее состояние постоянно ухудшалось. Никакие лекарства не помогали. Она находилась между жизнью и смертью.
Отчаявшись, шах предложил полкоролевства тому, кто сможет спасти ее от смерти. Но кто сможет вылечить болезнь, в борьбе с которой оказались бессильными лучшие лекари королевства?
Однажды какой-то целитель пришел во дворец и попросил оставить его наедине с умирающей. Он проговорил с ней около часа. Затем подошел к трону — шах напряженно ждал, что скажет ему лекарь.
— Ваше Величество, — сказал Хаким, — у меня есть лекарство от ее болезни. Я настолько уверен, что лекарство ей поможет, что готов поклясться своей головой! Однако должен сказать, что лекарство это очень болезненное; не для девушки, а для вас.
— Что за лекарство? — несдержанно завопил шах. — Она его получит независимо от цены!
Хаким с состраданием посмотрел на шаха и ответил:
— Девушка влюблена в одного из ваших рабов. Позволь ей выйти за него замуж, и она сразу же поправится.
Бедный шах! Он слишком сильно любил девушку, чтобы так просто отпустить ее. Он любил ее так сильно, что позволил ей умереть.
Однажды Пу Шан сказал Конфуцию:
— Что ты за мудрец такой, если говоришь, что Ень Хуэй превосходит тебя в целеустремленности. Туань-му более ясно выражает свои мысли. Чан Ю храбрее тебя, а Чань-сунь достойнее тебя?
Стремясь получить ответ на свой вопрос, Пу Шан придвинулся к краю циновки и чуть не свалился с нее.
— Если это действительно так, то почему эти четверо состоят у тебя в учениках?
Конфуций ответил:
— Стой там, где стоишь, и я отвечу тебе. Ень Хуэй знает, как быть целеустремленным, но не знает, как быть гибким. Туань-му умеет ясно выражать мысли, но не знает, как дать простой ответ на вопрос. Чан Ю знает, что такое храбрость, но не знает, как быть осторожным. Чань-сунь знает, что такое быть достойным, но не знает, что такое скромность. Вот почему эти четверо рады учиться у меня.
Мусульманин Руми говорит: «Ладонь, что всегда открыта или закрыта, — искалеченная ладонь. Птица, не умеющая расправлять и складывать крылья, не может летать».
У еврейского мистика Баал Шема была необычная молитва.
«Помни, Господи, — говорил он, — я нужен Тебе так же, как и Ты мне. Кому бы я молился, если бы не было Тебя?
А кто бы молился Тебе, если бы не было Баал Шема?»
Я радуюсь, когда осознаю, что, если бы я не грешил, у Бога не было бы возможности прощать меня.
Обезьяна швырнула с пальмы кокос прямо в голову суфия.
Человек поднял орех, выпил его сок, съел мякоть, а из скорлупы сделал чашу.
Спасибо за критику в мой адрес.
Разговор у концертного зала:
— Какой солист! Его голос наполнил весь зал.
— Да, некоторым из нас пришлось уйти, чтобы освободить его голосу место.
Разговор на духовной встрече:
— Святое писание учит нас любить Господа. Как полюбить Его всем сердцем?
— Вначале освободи сердце от всего лишнего.
*****
Неправда! Не бойся наполнить свое сердце всем, что ты любишь, ибо любовь к Господу займет в твоем сердце места не больше, чем голос солиста в концертном зале.
*****
Любовь — не буханка хлеба. Если отломить от буханки кусок тебе, другим уже достанется меньше. Любовь же сродни церковному хлебу — я получаю всего Христа, и ты тоже, и он, и она, и все остальное.
Ты можешь любить свою мать всем сердцем, и свою жену, и каждого из своих детей. И чудо заключается в том, что любви хватает на всех, ибо любви становится больше всякий раз, когда ты отдаешь свое сердце другим.
Если друг любит только тебя и больше никого, то было бы разумным с твоей стороны побудить его дарить свою любовь и другим. В противном случае, сердце, которое он дарит тебе, — скупое и голодное!
Как мы любим Бога? Конечно, не так, как мы любим тех, кого видим, слышим и к кому прикасаемся. Ведь Бог — это не человек в обычном смысле слова. Он — Вечность, Абсолют; не Он и не Она, не человек и не вещь.
Когда мы говорим, что зрители заполняют зал, голос певца наполняет зал, мы используем одинаковые слова для обозначения двух различных реальностей. Когда мы говорим о любви к Богу и любви к друзьям, мы также используем одно и то же слово — любовь, выражая две различные реальности. Голос исполнителя на самом деле не наполняет зал, и мы не можем любить Бога в обычном значении этого слова.
