Я никогда в жизни не видела подобной красоты. Огромные бриллианты искрились и переливались синими искрами. Будто завороженная, я глядела на это чудо. Мне кажется, в тот момент я бы отдала все что угодно за ту великолепную вещь. Слово "императрица" засело у меня в голове. И я сказала: "Хорошо, я согласна". Тогда жена моего любовника достала из сумочки старую Библию и сказала: "Положи на Библию руку и обещай Богу и мне, что никогда и ни под каким предлогом больше не встретишься с моим мужем!" Я положила свою руку на Библию и произнесла слова клятвы, как и просила эта женщина.
Когда она ушла, я надела колье. Оно было прохладным и тяжелым. Я стала соображать, сколько же оно может стоить. Вечером позвонил мой любовник и сказал, что он купил шампанское и сейчас будет у меня. Я жалобным тоном стала ему говорить, что у меня невозможно болит голова и что я не хочу, чтобы он видел меня с кислой миной. Услышав, что я больна, он сказал, что тем более придет. Тогда я твердым тоном категорически сказала, что не хочу, чтобы во время моей болезни кто-нибудь был рядом со мной. Я знала, что металл в моем голосе всегда действовал на него безотказно. Он всегда избегал ссор со мной.
Неделю, потом еще одну я водила своего любовника за нос и избегала с ним встречи под разными предлогами. Видимо, я разбудила в нем ревность и он стал подозревать меня в измене, потому что однажды пришел ко мне без всякого предупреждения. У него был ключ, и он зашел без звонка. Начались утомительные, душераздирающие разборки, но я пыталась сдержать обещание, данное его жене. В общем, я сказала ему, что больше мы встречаться не будем, потому что я тоже хочу замуж и меня больше уже не устраивает положение любовницы. Виктор Андреевич то белел, то краснел, и я уже стала опасаться, как бы его не хватил удар в моей квартире.
Почувствовав мою решительность, он испугался и стал говорить мне, что готов развестись со своей супругой. Мол, дети у них уже взрослые, любовь давно ушла и что он сегодня же скажет обо всем этом своей жене. Тогда я ему сказала, что не хочу разбивать семью и прошу его больше ко мне не приходить.
И тут он заявил, что, если я его брошу, он поломает мне карьеру и заберет все, что подарил за эти годы. А если я соглашусь за него выйти замуж, то он сделает меня богатой и счастливой. "Что для тебя сделать, скажи", – спрашивал он меня как ненормальный.
Чтобы поскорей от него отвязаться, я ему сказала: "Сейчас идите домой, а я подумаю, как нам дальше быть". Он без возражения оделся – видимо, боялся разозлить меня еще больше. На другой день мой любовник заявился очень рано, и я поняла, что он не пошел на работу. Каково было мое удивление, когда он вытащил бархатный футляр с алмазными серьгами от колье, которое отдала мне его жена в обмен на мою клятву. Серьги были ослепительно прекрасны. Они были усыпаны огромными бриллиантами, с рисунком, повторяющим сложный узор, как и у колье. Это было испытание, которого перенести я не смогла. Я взяла серьги и спросила, есть ли у него еще что-либо подобное в качестве свадебного подарка для меня. Видя, что я опять с ним ласкова, он обрадованно сказал: "Найдется".
Тогда я поставила ему условие: если я выхожу за него замуж, то он обязан оградить меня от встреч со своей женой. Обязан обеспечить меня уже при своей жизни и что мы должны будем съехать с этой квартиры. Он обещал выполнить все мои условия.
На другой день он позвонил мне и сказал, что жена уже знает о его решении и что он подал заявление на развод. А через час после его звонка пришла его жена. С ней была старушка. Увидев ее, я для себя твердо решила, что ни за что не верну ей ее украшения. Ведь никто не видел, как она мне их передавала. Но про украшения разговора не было. Его жена спокойно прошла в комнату и села в кресло. Возле нее встала старуха. Глядя мне прямо в глаза, жена Виктора Андреевича сказала: "Я хотела все уладить добром, но тебе не знакомы понятия совесть, честь, стыд. Такие, как ты, идут по костям и готовы лечь спать со стариком за подарки и деньги. Я знаю, что ты выпросила у моего мужа серьги моей прабабки, потому что ты никого не боишься, даже Бога. Ты клялась на Библии, и ты клятвоотступница, а нет большего греха, чем обмануть Бога. Видимо, ты уверена, что Его нет, но уже сегодня я тебе докажу обратное. Вот эта пожилая женщина – одна из тех, кто умеет молитвой поднять больного, а если нужно, то здорового сделать больным. Я заплатила ей, чтобы она отомстила тебе не только за мои слезы и унижения, но и за то, что ты клятвоотступница перед Господом Богом. И поверь, пощады тебе не будет".
После этих слов она встала и пошла к двери. Щелкнул входной замок, и я поняла, что она ушла, оставив меня наедине со старухой в черных одеждах.
Неожиданно я почувствовала, как подо мной стал покачиваться пол и я стала наклоняться из стороны в сторону, как Ванька-встанька, который был у меня в детстве. Подобное я видела по телевизору во время сеансов Кашпировского, когда люди крутили туловищем, руками или головой. Но здесь, у меня дома, было совсем не так. Со стены с грохотом упала картина, а я ясно чувствовала, как по комнате гуляет ветер, хотя сквозняка не было и все окна были закрыты. Голова моя закружилась, и я, чтобы не упасть навзничь, стала приседать на пол, держась за косяк двери. Бабка подошла ко мне так близко, что я почувствовала ее холодные руки на своем затылке.
Она отрывисто произносила не то слова, не то молитву. Некоторые фразы я почему то до сих пор хорошо помню:
...
Пойди, осиновый кол, из ее темени в пол,
Я ее леплю, я ее сгублю, мозги ее изопью и т. д.
Всего я не помню, но все последующие слова наводили на меня необъяснимый ужас, а главное, я не могла в тот момент пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело мое было окаменелым, я все слышала, а встать с пола не могла.
Не помню, как она ушла, не знаю, сколько я провалялась на полу. Потом, уже позже, я то приходила в себя, то снова теряла способность соображать. В очередной раз я очнулась посреди проезжей части улицы. Водитель автомобиля, высунувшись из окна, материл меня на чем свет стоит. Мне стало страшно, когда я поняла, где стою и что мимо меня несутся машины.
В общем, если говорить коротко, я стала постоянным пациентом психушки. Конечно же, у меня бывают длительные прояснения, как, например, сейчас. И то я не уверена, допишу ли свое письмо или меня снова переклинит.
Я очень изменилась и постарела. Моей ненормальностью воспользовались люди, которые занимаются продажей квартир, и теперь у меня нет ничего своего. Колье и серьги пропали. То ли их забрала жена Виктора Андреевича, то ли кто-то украл – я не знаю. Но я знаю теперь совершенно точно, что Бог есть и есть люди, которые могут вылечить или покалечить. Вашу книгу мне дала наша санитарка, и я ее зачитала до дыр. Она не раз уже омыта моими слезами.
Наталья Ивановна, миленькая, я давно уже раскаялась и уже довольно настрадалась. Спасите меня, я больше не могу. Мой адрес больницы… Я буду ждать если не помощи Вашей, то хотя бы ответа.
Я не против, если Вы решите напечатать мою исповедь, думаю, что она не только искренняя, но и довольно поучительная. С уважением и надеждой…»
Я не стала писать настоящие имя и фамилию женщины, которую я смогла вылечить, потому что Господь сказал: «Сердце раскаявшееся не отвергни».
Смерть неизбежна на нашем пути
Из письма: «Уважаемая Наталья Ивановна! Очень Вас прошу извинить меня за то, что я своим письмом отниму Ваше время. Но мне не к кому больше обратиться за советом. Я попытаюсь описать все как можно короче и очень надеюсь, что это письмо не затеряется и Вы его прочтете.
Около семи лет назад ушла из жизни моя мама. Каждый год, накануне родительского дня, я прибираю ее могилу, крашу оградку и подсаживаю рассаду цветов. (Моя мама очень любила цветы.) В этом году все должно было быть как обычно. Я купила на рынке замечательной расцветки анютины глазки и стала разрывать на могиле ямку, чтобы в нее посадить цветы. И вот в этой ямке я и нащупала какой-то пакет. Достав его, я обнаружила в нем много фотографий, цветных и черно-белых. На всех снимках были одни и те же люди: двое детей, мужчина и женщина. У мужчины на снимке были выколоты глаза. Все фотографии пострадали от влажной земли, но лица были различимы. Я не знала этих людей и прочла на обратной стороне их имена, отчества и фамилию – Колевниковы.
Эта фамилия тоже ничего мне не говорила. Неожиданно мне стало страшно. Страх буквально парализовал все мое существо. Я не знала, как мне поступить с этими снимками. Я сунула их назад в землю. Вернувшись домой с кладбища, я не переставала думать о находке. На другой день я пошла в церковь и рассказала батюшке о том, что со мной произошло на кладбище. Но батюшка сказал, что нельзя быть такой суеверной и что это предрассудки, что ничего не может случиться ни со мной, ни с людьми, чьи фотографии я обнаружила в маминой могиле.
