Также и Деяния и послания Апостольские следует читать духом. Помнить нужно, что Апостолы были земными людьми и, как видно это из Евангелий, людьми несовершенными. Вспомним хотя бы все распри между Петром и Павлом. Возможно ли нечто подобное cреди учителей, какими их старается показать церковь! Много прекрасного в этих Писаниях, но есть и от самости. Не внесена ли была эта самость позднейшими поправками и добавлениями? Ведь оригинал этих Писаний еще неизвестен. Кто знает, может быть, когда-нибудь и он будет найден, и тогда явится возможность сравнения, как уже возможно стало сравнение некоторых евангельских речений с более древними греческими и коптскими переводами их, а также и с некоторыми сохранившимися текстами на арамейском языке.
Так не всем принятым церковным авторитетам можно безусловно верить. Все они были людьми, а история церковных соборов, особенно их постановлений, наглядно показывает, что среди участников соборов было немало весьма невежественных лиц. В указанном мною труде «Аграфа...» имеются еще правдивые строки: «Не трудно видеть, что Учение Христа, будучи слишком определенно и резко выражено, должно было очень рано оказаться весьма «неудобным» для «средних» последователей Христа Спасителя, о которых так образно сокрушался уже апостол Иоанн Богослов: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, но не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3, 15—16). Для таких теплохладных христиан – а таких, вероятно, было весьма много уже и в послеапостольский период – радикальное и даже прямо революционное учение, о котором идет теперь речь, это истинное ядро моральной части Учения Христова, подходило уже очень мало, и реальная жизнь окруженного язычниками христианского общества неудержимо влекла его к ряду компромиссов с этим языческим миром. Таким образом, истинное ядро Учения, этот «гнозис» христианский, очень скоро оказался слишком высоким и недосягаемым для жизни того (как и нашего) времени и все более и более превращался только в известный светоч, маяк, идеал, к которому рекомендовалось стремиться христианам... увы, без особой надежды на практическое осуществление его в жизни. А идеал этот был, действительно, настолько высок, что даже частичное, бесконечно малое его осуществление в последующие века принесло миру все-таки неисчислимые благодеяния.
Указанное (слишком сильное) расхождение между абсолютной и всепроникающей моралью Христовой и повседневной христианско-языческой жизнью и способствовало, вероятно, удалению, или, вернее, недопущению целого ряда несомненных изречений Христа Спасителя в письменные канонические о Нем «воспоминания» (Евангелия). Слава богу, что они все-таки сохранены нам преданием! Сколько таких недопущений могло вкрасться и в другие писания!
Мораль Спасителя и апостолов прямо-таки отменяется для государственно-общественных и государственно-международных отношений, и мы хорошо знаем, к какому, смело можно сказать, возмутительному противоречию с прямым и ясным смыслом Учения Христова пришла эта (к сожалению, освященная церковью) эволюция на практике... «Мораль компромисса» заставляет забывать многие и многие стороны Учения Христова, и конечно, неудивительно, что в эту же тяжелую эпоху перелома – внешнего торжества, но внутреннего обнищания христианства – также затериваются (просто материально, физически) и драгоценнейшие тексты из эпохи раннего детства или молодости христианства, в том числе, именно, и наши внеевангельские изречения... Благодаря случайным счастливым находкам, благодаря кропотливым изысканиям западноевропейских ученых удалось их возвратить для научного изучения. В самом деле, не стыдно ли для христианского общества, что такие первостепенной важности памятники древней христианской письменности, как пять книг собрания Логий Христовых, первоначальное арамейское Евангелие апостола Матфея, катехизический сборник Учение Двенадцати Апостолов I века или древнейшие иудохристианские псалмы (тоже I века), оказались либо совершенно затерянными, либо полузабытыми до самого конца XIX века?!
Между прочим, в прибавление к тексту Евангелия от Матфея (гл.) 7, 21—23 в «Секунда Клементис» приведено: «Ибо даже если бы вы были собраны со Мною на лоне Моем, а заповедей Моих не исполняли, то Я отвергну вас и скажу Вам: отойдите от Меня. Я не знаю вас, откуда вы, делатели беззакония». Так Лоно, или, как поясняют, Церковь, еще не есть безусловный авторитет. Лишь понимающий и исполняющий Завет Христов может быть судьей.
Также и я очень уважаю отца Иоанна Кронштадтского, ибо морально он был выше многих своих коллег и единоверцев. Вероятно, по этой причине он был так жестоко оклеветан и преследуем при своей земной жизни. Но все же он обладал не только широким образованием, но, как мы видим по некоторым речениям его, и редчайшим даром синтетического сознания. Непростительно, что наши духовные наставники не допускают существование других Провозвестников Божественного Откровения, кроме Христа. Но сам Христос указывал, что многие язычники, как называли тогда всех инаковерующих, будут ближе к Царствию Небесному, нежели говорящий Ему: «Господи, Господи! Не от Твоего ли Имени мы пророчествовали?..» См. указанное выше изречение из «Секунда Клементис». Точно такое же речение имеется и в Заветах Будды.
Л. Н. Толстой, его отношение к христианскому учению
07.05.39 Теперь о Толстом. Вы правы, что отход от Христа грозит тяжкими последствиями. Христос и Его Великие Собратья являются выразителями Объединенного Духа и Единого Пути Света. Потому каждый отступающий от Пути Света ввергается в бездну мрака. Это должно быть усвоено твердо, и потому приходится неустанно повторять эту истину. Знаю, что многие осуждают Толстого, не дав себе труда ознакомиться основательно со всеми его трудами. Осуждающие его за отход от Христа думают, что отход от церковного Христа уже означает отрицание Христа. Но именно поиски Христа Живого, а не обезжизненного идола, каким Он представлен сейчас церковью, было благородною целью жизни Толстого. И он нашел Его. Но семейный разлад, вызвавший его бегство из дома, нельзя толковать как тяжкое последствие его отхода от церкви. Не Сам ли Христос сказал: «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Матф. 13, 57). Эта истина особенно ярко проявляется и в наше время. Очень советую Вам прочесть труды В. Булгакова о Толстом, среди них имеется и книжечка, дающая описание и тяжкой домашней жизни Толстого. Но особенно хорош его труд «Толстой – моралист», изд[анный] в Праге, в нем прекрасно очерчена духовная эволюция этой большой души. Булгаков состоял многие годы личным секретарем Толстого и находился при нем до самой последней искры его земной жизни. Описана у него и самая смерть Толстого. Семья Толстого разделилась на два лагеря, и между ними шла жестокая борьба за овладение исключительным правом издания всех сочинений Толстого. Конечно, материальные соображения, с одной стороны, и чисто эгоистические – с другой, играли в этой борьбе первенствующую роль. Сам Толстой и его устремления при этом не принимались в расчет борющимися сторонами. Он так устал от всех этих интриг и распрей, происходивших вокруг него, что после очередного разлада с семьей, и даже с дочерью Александрой, решил бежать из дома. Этот уход из дома вовсе не был вызван каким-то желанием покаяния, но просто он жаждал душевного и физического покоя.
Из книги Булгакова вы увидите, как он понимал Христа Живого. Хотя и трудно из-за времени и длины письма, но все же приведу Вам символ веры Толстого.
«Я верю, что благо возможно на земле только тогда, когда все люди будут исполнять Учение Христа».
«Я верю, что исполнение этого Учения возможно, легко и радостно».
«Я верю, что и до сих пор, пока Учение не исполняется, что если бы даже я один был среди всех неисполняющих, мне все-таки ничего другого нельзя делать для спасения своей жизни от неизбежной погибели, как исполнять это Учение, как ничего нельзя делать тому, кто в горящем доме нашел двери спасения».
«Я верю, что жизнь моя по учению мира была мучительна и что только жизнь по Учению Христа дает мне в этом мире то благо, которое предназначил мне Отец Жизни».
«Я верю, что Учение это дает благо всему человечеству, спасает меня от неизбежной погибели и дает мне здесь наибольшее благо, потому я не могу не исполнять его».
Судите сами, справедливо ли после этого говорить об отходе Толстого от Христа. Но дело в том, что обвиняющие Толстого в антихристианстве сами или не читали его трудов, или же не могли понять внутреннего мира этой большой души, жаждавшей идти Путем Света, или сами были истинными антихристианами, следуя обмирщенному Учению Христову. Так пусть не клевещут на человека большого духовного прозрения.
Вспоминается мне один любопытный эпизод, имевший место в наших местах. Местный почтмейстер-индус попросил одолжить ему на прочтение Евангелие. Через некоторое время он вернул книгу со словами: «В этом прекрасном Учении я не нашел и следов современного христианства». Между прочим, В. Булгаков пишет, что Толстой был знаком с учением теософии и очень воспринял его, любил беседовать с посещавшими его теософами.
