Моисей разъединил океан… я пытался разъединить воду у себя в ванной, но у меня ничего не вышло! Все это нонсенс. Каждый день, вот уже двадцать пять лет… я закрываю глаза, открываю глаза — и ничего не меняется!
Верить в подобные вещи глупо, но мы все воспитаны на глупостях.
Бразилец сидит на обочине дороги, рядом с ним стоит корова. К ним приближается «порш». За рулем — какой-то хлыщ из городских. Бразилец встает навстречу машине и голосует. «Порш» останавливается.
— Сеньор, вы не могли бы меня подвезти? — спрашивает он.
— А куда ты денешь корову? — спрашивает водитель.
— Не беспокойтесь, я привяжу ее к заднему бамперу.
— Что? — удивляется горожанин. — Да она не угонится за моей машиной!
— Не волнуйтесь за нее, она справится, — нехотя отвечает бразилец.
И вот они отправляются в путь — с коровой, привязанной к заднему бамперу. Горожанин, желая поразвлечься, увеличивает скорость до пятидесяти миль в час. Он смотрит в зеркало заднего обзора и видит, что корова бежит за машиной с той же скоростью. Он не верит своим глазам… шестьдесят, семьдесят пять, девяносто, сто миль в час — корова все не отстает.
Удивленный и озадаченный водитель разгоняется до ста двадцати миль в час, но корова все же не отстает. Тогда он выжимает сто пятьдесят миль и, посмотрев в зеркало, замечает, что корова все еще бежит сзади, но уже с высунутым языком.
— Похоже, что твоя корова так долго не выдержит, — с облегчением сообщает он бразильцу. — Вот она и язык свесила.
— В какую сторону? — небрежно спрашивает бразилец.
— Налево, — отвечает водитель.
— Тогда возьмите правее: она показывает, что идет на обгон!
Такое бывает в разных историях, в анекдотах, но не в реальности.
С тобой же происходит нечто реальное. Ты веришь в вымыслы и разучился доверять реальному. Наблюдай за происходящим, уважай его, доверяй ему — и то, что с тобой происходит, станет глубже; оно станет расти, оно станет богаче, в нем появятся новые измерения. Ты на верном пути, но не отказывайся это принять. Отказавшись принять, ты остановишься, ты станешь закрытым.
Оставайся открытым и доступным для всех ветров, для дождя и солнца. Оставайся открытым для существования как такового. Для меня существование — это бог, и нет другого бога. А каждый момент существования — чудо; просто мы ослепли.
Существует много видов слепоты: христианская слепота, индуистская, коммунистическая, буддистская слепота и так далее. Откажись ото всех. Стань простым и обычным. В этом суть моей саньясы. Слушай, наблюдай и исследуй, что с тобой происходит. И произойдет еще много чудес, они придут следом. Если ты позволишь чудесам случаться с тобой, то окажешься в бесконечном путешествии и начнешь паломничество, которое не заканчивается никогда.
На сегодня достаточно.
Глава 4
Мистическое незнание
Но берегись, как бы не стало это известно кому-либо из непосвященных, что прилепились к тварному миру и возомнили, будто за пределами бытия нет ничего, полагая, что могут уразуметь того, кто «соделал мрак покровом своим».
И если посвященные в божественные таинства превосходят подобных… то что уж говорить о тех безусловных невеждах, которые размышляют о боге, первопричине всего сущего, так же, как и о внешних формах, вещая то, что он не в силах превзойти великого числа их богохульных измышлений? Мы должны приписать ему и утвердить за ним все свойства вещей, ибо он — причина всего сущего. Но вместе с тем он выше всего сущего и за его пределами пребывает, и потому следует нам совершенно отказаться от присвоения ему этих свойств. Притом не нужно полагать, что присвоение и отказ противоречат друг другу, ибо прежде всего он сам превосходит любой отказ и предшествует ему, будучи за пределами любого отрицания и утверждения.
Вот и благословенный Варфоломей утверждает, что истина божья велика и вместе с тем мала, а в Евангелии говорится, что она величественна и обширна и в то же время немногословна. Это представляется мне удивительным прозрением, поскольку о превосходящей все причине всего сущего можно поведать как многословно, так и посредством немногих слов, и даже бессловесно, ибо невыразим и непознаваем тот, кто возвышается за пределами бытия над всей природой. Открывается же он полностью лишь тем, кто, отвратившись от всего чистого и нечистого, отрекшись от покорения святых вершин, оставив позади все божественные звуки и свет, и ангельские гласы, вступает во мрак, где воистину пребывает тот, кто за пределами всего сущего.
Ведь не напрасно же благословенный Моисей прежде всего получает повеление не только самому очиститься, но и от неочищенных отдалиться, и только после полного очищения слышит он множество труб и видит множество огней, блистающих ясным и лучезарным сиянием. Затем оставляет он народ свой и предстает перед избранными священниками, взойдя на высочайшую из святых вершин. Но и после этого общается он не лично с богом и созерцает не его самого, ибо он незрим, а только то место, где он пребывает.
По моему мнению, это означает, что все самое возвышенное и небесное из зримого и мыслимого не более чем образы вещей, подчиненных тому, кто все превосходит. Посредством них открывается его присутствие, превосходящее всякое разумение, основанное на умопостигаемых высотах горных селений.
И порой тот, кто освободился от видящего и отрешился от видимого, вступает в глубину поистине мистического мрака незнания, где он отбрасывает знание, приобретенное умом, припадая к незримому и неосязаемому — к самой сути того, кто пребывает за пределами всего сущего. Таким образом, после упразднения всякого знания он объединяется с лучшей частью себя — не с тварью, не с самим собой, не с другим, но с тем, кто недоступен внутреннему познанию, в совершенном неведении обретает он сверхразумное видение.
Философ зашел в кондитерскую, чтобы заказать самый вкусный и самый красивый фруктовый торт.
— Мне нужен именинный торт, — сказал он, — и чтобы сверху была надпись: «С днем рождения!» Когда он будет готов?
— Через двадцать минут, сэр, — ответил кондитер. Когда философ вернулся спустя двадцать минут, торт был готов. Философ долго и внимательно его изучал, потом отошел на шаг назад, чтобы рассмотреть все детали, после чего сказал:
— Послушайте, я так хотел, чтобы он был самым красивым. Добавьте разноцветных завитушек из глазури. И вот еще что: вместо «С днем рождения!» напишите «Тысяча поздравлений!»
— Хорошо, — ответил немного разочарованный кондитер. — Приходите через полчаса, и торт будет готов.
Философ возвращается через полчаса и сосредоточенно осматривает новый торт. Через некоторое время, после размышлений, наконец произносит:
— Не могли бы вы сделать для меня еще кое-что? Добавьте кремовых розочек и завитушек по краям и, может быть, сделайте надпись подлиннее, что-нибудь вроде «Поздравляем! С безграничной любовью!» Сделаете?
Кондитер согласился и выполнил все улучшения. Философ вернулся и после тщательного изучения торта воскликнул:
— Да, да! Теперь он великолепен!
— Вам завернуть? — с облегчением спрашивает кондитер.
— Нет, нет, спасибо, не нужно. Я буду есть его прямо здесь.
Философы, теологи, логики — самые глупые люди в мире! Жаль, очень жаль, что такому человеку, как Дионисий, приходится говорить на языке христианской логики, философии и теологии. Мастер дзэн бы выразил ту же самую мысль совершенно иначе, очень четко, не нагромождая горы бесполезных слов и вообще не упоминая имени бога.
Дионисий находится в трудном положении: он хочет говорить, как мастер дзэн, ничего о дзэн не зная. Но, обладая тем же опытом, тем же пониманием, он хочет говорить прямо, называя вещи своими именами, а это очень трудно. Если вы хотите выжить в христианском мире, в мусульманском мире, в мире иудаизма, вам придется использовать определенный язык. Поэтому Дионисию приходится ходить вокруг да около. Он говорит именно то, что хочет сказать, но в целях безопасности ему приходится прибегать к туманным словам, хитростям, маскировать свои идеи. И я думаю, что он поступал правильно, поскольку выжить, передав потомкам послание, которое он обрел внутри себя, было важнее, чем стать мучеником.
Христиане сожгли тысячи людей. Люди, говорившие о любви, люди, говорившие о мире, люди, считавшие, что Иисус пришел, чтобы поведать о любви и братстве, — они убивали больше, чем кто-либо другой. И кровь была пролита только из-за слов — слова стали такими важными.
Так всегда происходит с глупыми людьми: реальность улетучивается, и на ее место приходят слова. Слово «бог» становится важнее подлинной сущности бога, слово «любовь» становится важнее самой любви. И люди могут убить друг друга из-за слова.
