В следующей главе речь пойдет о самых значимых явлениях в жизни врача; время от времени с ними сталкивается не только врач, но и любой человек, – я имею в виду смерть и ее неизбежность. Ни о чем в нашем современном мире не принято умалчивать в такой степени, как о смерти и бренности всего сущего. Никто не горит желанием умирать, и каждый тешит себя иллюзией, что умирает все время кто-то другой. В психологии говорят о нарциссическом самопереоценивании. Уже у детей наблюдается такая внутренняя позиция, при которой они считают себя непобедимыми и думают, что весь мир вертится вокруг них. То, что у детей выполняет важную психическую функцию защиты, у взрослых становится иллюзорностью, неприятием действительности. Таким образом, пока большинство людей живет в мире мечты, не замечая неприятных вещей. При этом мы не замечаем и большей части душевных глубин и духовности, которые нам могут незримо помочь найти наше истинное «Я».
Духовный опыт во врачебной практике
Не смерти нужно бояться: так и не начать жить – вот что страшно.
Марк АврелийОдно из самых впечатляющих переживаний периода обучения в медицинском университете связано с моим нахождением в ситуации, когда умирал человек. Я был один-одинешенек – единственный из медперсонала на весь стационар, в котором я дежурил по ночам, чтобы заработать немного денег. В больничных коридорах, где покрытый серым линолеумом пол освещался матовыми неоновыми лампами, было необычайно тихо. Только время от времени слышалось хрипение умирающего, которое то прекращалось на минуту, то – прервав мое пронизанное ужасом ожидание – начиналось снова. Этот звук доносился с кровати пациента, которого откатили к кладовке с хозяйственным инвентарем, чтобы его предсмертный хрип не будил больных.
В какой-то момент хрип замер. Когда я вошел в палату и увидел умершего на его постели, мне в который раз показалось, что после смерти человек как будто сжимается, становится чуть меньше, чем был мгновением раньше, пока в нем еще теплилась жизнь. Это нередко возникающее впечатление, скорее всего, обманчиво: на самом деле все происходит иначе. Уже в средние века умирающих взвешивали, чтобы, когда наступит смерть, определить вес души, покинувшей тело. Однако никакого изменения веса отметить не удавалось. Умершие кажутся легче потому, что их жизненная сила воспринимается со стороны как нечто тяжелое, имеющее вес[2]. Если жизненная сила покидает тело, наблюдающим смерть может показаться, что оно становится легче.
Когда мы впервые видим мертвого человека, самое ужасное – это тишина, безмолвие. Действительно, о чем тут говорить? Но так как я знал о тибетской Книге мертвых и много лет занимался изучением буддизма и теории переселения душ, мне иногда хотелось сделать хоть что-нибудь полезное в подобной ситуации (располагая временем, я вместо чтения скучных журналов выбирал именно это). Я начинал говорить с умершим тихим шепотом, произносить ободряющие фразы. Я вел себя, как суфлер в театре, чтобы умершему было не так страшно идти навстречу белым лучам света, поскольку, согласно тибетской Книге мертвых, если душа отшатнется, отклонится от этого света, то это станет для нее началом перехода в низшие экзистенциальные формы, и переход продолжится до тех пор, пока душа не реинкарнируется вновь.
Египетская Книга мертвых. Бог мертвых Анубис с головой шакала взвешивает сердце («душу», или «Я», а в нашем толковании – каузальное тело) умершего. Если жизнь умершего была праведной, то сердце будет равно по весу перу богини Маат на другой чаше. Тогда он, оказавшись в царстве Осириса, мог сопровождать бога солнца в его небесном путешествии и жить на полярных звездах (по христианской трактовке – «попасть на небо», на языке нашей книги – мог продолжать жить в каузальном теле как отдельная душа). Злодеи и лгуны, напротив, становились жертвами «ненасытного чудовища» (выражаясь другими словами, становились жертвами своих внутренних демонов, конфликтов). Само чудовище, соединяющее в себе черты крокодила, льва и гиппопотама, здесь не изображено, но считалось, что оно притаилось рядом с весами. Его нужно просто себе представить.
Я все еще не уверен в том, что мои слова чем-то помогли умершим; однако я абсолютно уверен, что с умершими, особенно если они умерли только что, нужно разговаривать. При этом, вероятно, не имеет особого значения, говорим ли мы с ними вслух или общаемся мысленно: ведь диалог все равно происходит в духовном мире. Самым важным здесь мне кажется следующее: вместо того чтобы голосить и причитать, заботясь исключительно о себе и своей боли, нужно постараться донести до души умершего нашу любовь, дружеские чувства, симпатию. Мертвый на самом деле совсем не мертвый! К тому же, по словам многих медиумов, после смерти люди часто оказываются в затруднительном положении, потому что не знают, где они, и что с ними происходит. Их нужно успокоить и разъяснить им их состояние.
Итак, умершие могут получить пользу от живых, если те обращаются к ним со словами и оказывают эмоциональную поддержку; но и живые, в свою очередь, могут извлечь нечто чрезвычайно ценное от такого общения с умершими. Подтверждением этого были весьма впечатляющие события, происходившие со мной. Я имею в виду слияние чувств ликования и печали, царивших в моей душе, когда я покидал больницу после дежурства, на котором мне доводилось стать свидетелем чьей-нибудь смерти. Я весело приветствовал первые лучи утреннего солнца после ночного пребывания в больнице, радовался тому, что еще живу. В то же время меня одолевала печаль – я столкнулся с фактом бренности всего, что окружает нас, и себя в том числе. Средневековое «Memento mori» («Помни о смерти») появилось в результате именно таких переживаний. В то время духовенство особым образом готовило людей к смерти. Тогда смерть, непременная спутница голода, чумы и разрушительных войн, была обычным явлением. К тому же в средние века люди не отвергали мысли о смерти с таким упорством, как сегодня. Напротив, средневековый человек жил с постоянным осознанием того, что в определенный день придет его конец.
Мой опыт, связанный с проблемой смерти, был дополнен таким наблюдением: непосредственно в момент своей смерти люди часто оказываются в одиночестве. Я долго над этим размышлял, пока мне не стало ясно, что душа умирающего нуждается в одиночестве, чтобы суметь покинуть тело. Она должна быть одна, чтобы отважиться на шаг в неизвестное. Если смерть приходит к человеку в момент отсутствия его родных и близких, им это тяжело понять. Сидящий часами у постели умирающего отлучается, чтобы сходить в туалет или поспать, а когда возвращается, все уже кончено. «Почему он ушел, когда меня не было рядом?» – близкий человек в эмоциональном плане расценивает такой исход как предательство со стороны умершего, тогда как для самого умершего это был единственно возможный выход.
Родные начинают себя безжалостно упрекать, особенно если умирают дети. Родители не могут смириться с мыслью, что ребенок должен начать путешествие в потусторонний мир в полном одиночестве. Однако тут родительский инстинкт ошибается, поскольку различные наблюдения однозначно свидетельствуют о том, что душу умершего встречают умершие ранее родственники. Умершие попадают отнюдь не в мир одиночества, а назад в лоно семьи. Тем из моих скорбящих пациентов, кто сомневается в подобных утверждениях, я советую почитать работы исследовательницы Кюблер-Росс, посвященные процессам, происходящим вокруг смерти, и убеждаю их, что «все будет хорошо».
Моя бабушка рассказала мне однажды, что в ночь, когда умер ее сын, он явился ей во сне и сказал: «Мама, я хочу с тобой проститься». На следующий день бабушка была растерянной и испуганной. Она записала в дневнике, в какой день и в котором часу ей приснился сын. Шесть недель спустя с фронта из-под Сталинграда вернулся товарищ сына и принес трагическую весть о его смерти. Позже он отдал бабушке часы погибшего сына, которые остановились в час его смерти. Дата и время полностью совпали с тем, что бабушка записала в своем дневнике. В ходе своей врачебной практики мне не раз доводилось слышать от пациентов истории, подобные этой. В архивах исследований по парапсихологии можно найти огромное количество свидетельств о похожих событиях, правдоподобие которых нелегко опровергнуть даже самым убежденным скептикам.
Умалчивание о смерти в современном обществе роковым образом требует дани, и дань эта никоим образом не связана ни с верой, ни с какими-либо явлениями потустороннего характера. Как раз наоборот: речь идет о вещах, имеющих решающее значение в этом мире. По моему мнению, бо «льшая часть душевной холодности, отчуждения и равнодушия в нашей современной цивилизации обусловлена традицией, по которой о смерти принято молчать. А ведь знание о смерти имеет самое непосредственное отношение к нашему базовому ощущению жизни! Удивительно, но только знание о смерти делает нас по-настоящему живыми. О том, почему так происходит, можно размышлять долго, но сейчас я хотел бы пока ограничиться высказанным утверждением, поскольку в своей жизни постоянно сталкиваюсь с доказательствами в его пользу – примерами, свидетельствующими об этом поразительном психологическом феномене.
