Мысль, что тело, в процессах которого изживает себя душа, подпадет некогда внешнему миру и будет следовать законам, не имеющим никакого отношения ко внутреннему переживанию, – эта мысль ставит перед душой переживание смерти так, что к этому размышлению могут не примешиваться личные интересы. Так что это переживание может привести к чистому, безличному познавательному вопросу. Но тогда вскоре появляется ощущение, что мысль о смерти значительна не сама по себе, но лишь потому, что может пролить свет на жизнь. Человек неизбежно приходит к воззрению, что загадка жизни познаваема через сущность смерти.
То, что душа желает продолжения своего бытия, должно было бы во всяком случае сделать ее недоверчивой ко всем мнениям, которые она создает себе об этом продолжении. Ибо фактам мира нет никакого дела до того, что чувствует душа. Пусть она чувствует себя бессмысленной перед лицом своих собственных запросов, принужденная думать, что она может подобно пламени, возникающему из горючего вещества, вспыхивать из вещества своего тела и потом снова угасать. Это могло бы быть и так, хотя бы и ощущалось как бессмыслица. Когда душа обращает свой взор на тело, она должна считаться только с тем, что может явить ей тело.
Может показаться, как будто в природе действуют законы, которые приводят вещества и силы во взаимодействие, и как будто эти законы через некоторое время получают власть над телом и тогда втягивают его в этот общий круговорот. Эту мысль можно поворачивать как угодно: с точки зрения естественнонаучной она, пожалуй, и применима, но по отношению к истинной действительности она оказывается совершенно несостоятельной. Можно находить, что эта мысль одна только обладает научной ясностью и трезвостью, а все остальное лишь субъективная вера; это легко можно себе вообразить. Но при истинной непредвзятости на ней нельзя остановиться. И в этом все дело. Важно не то, что душа ощущает существом своим как необходимость, а то, что являет собой внешний мир, из которого заимствовано тело. Этот внешний мир после смерти вбирает в себя свои вещества и силы. И они следуют в нем тогда своим законам, для которых совершенно безразлично, что происходит в человеческом теле во время жизни. Эти законы (физического и химического порядка) относятся к телу так же, как и ко всякому другому безжизненному предмету внешнего мира. Невозможно думать иначе, как только так, что это безразличное отношение внешнего мира к человеческому телу наступает не только со смертью, но что оно таково уже и во время жизни. Не из жизни можно почерпнуть представление об участии чувственного внешнего мира в человеческом теле, но единственно только из этой мысли: со всем, что является в тебе носителем твоих внешних чувств, посредником для тех процессов, которыми живет твоя душа, со всем этим воспринимаемый тобою мир обращается так, как это являет тебе твое представление о нем, простирающееся за грани твоей жизни, – представление, считающееся с тем, что настанет время, когда у тебя не будет больше при себе всего того, в чем ты теперь себя переживаешь. Всякое другое представление об отношении чувственного внешнего мира к телу дает уже само собою почувствовать свою несостоятельность перед действительностью. Но представление, что действительное участие внешнего мира в теле обнаруживается только после смерти, не находится в противоречии ни с чем из того, что на самом деле переживается во внешнем и внутреннем мире. Душа не чувствует ничего невыносимого при мысли, что ее вещества и силы подпадают ходу событий внешнего мира, не имеющих ничего общего с ее собственной жизнью. При полной и непредвзятой отдаче себя жизни, она не может открыть в глубинах своих ни одного возникающего из тела желания, которое делало бы ей тягостной мысль о разложении после смерти. Невыносимое наступает лишь тогда, если при этом создается представление, будто возвращающиеся во внешний мир вещества и силы уносят с собой также и переживающую себя душу. Такое представление было бы невыносимо по той же причине, как и всякое другое, не вытекающее естественно из отдачи себя откровению внешнего мира.
Приписывать внешнему миру при жизни тела совсем иное участие в его жизни, нежели после смерти, – это мысль, ни на чем не основанная. Как мысль, не имеющая смысла, она должна постоянно отпрядывать назад от действительности. Между тем как мысль о совершенно одинаковом участии внешнего мира в теле при жизни, как и после смерти, – это вполне здравая мысль. Когда душа проникнута этой мыслью, она чувствует себя в полной гармонии с откровением действительности. Она может чувствовать, что благодаря этому представлению она не вступает в противоречие с фактами, которые говорят сами за себя, и к которым нельзя пристегнуть никакой искусственной мысли.
Не всегда отдают себе отчет, в какой прекрасной гармонии находится естественное, здоровое чувство души с откровением природы. Это может показаться до такой степени само собой понятным, что на это как будто не стоит даже обращать внимания; и все же это, по видимости незначительное явление может осветить многое. Нет ничего невыносимого в мысли, что тело разложится на свои элементы, но зато есть нечто бессмысленное в мысли, что то же самое постигнет и душу. Есть много личных человеческих доводов, показывающих, что это бессмысленно. С такими доводами объективное размышление не должно считаться. Но вполне безличная отдача себя тому, чему учит внешний мир, показывает, что этому внешнему миру нельзя при жизни приписывать иного участия в душе, нежели после смерти. Решающим является то, что эта мысль возникает как необходимая, и что она способна противостоять всем возражениям, которые можно привести против нее. Кто совершенно сознательно продумает ее, тот ее почувствует как непосредственную достоверность. Но так думают в действительности как верующие в бессмертие, так равно и отрицающие его. Последние скажут, пожалуй, что в законах, действующих в теле после смерти, содержатся также и условия его отправлений при жизни; но они ошибаются, если верят, что могут на самом деле представить себе, будто эти законы при жизни находятся в ином отношении к телу, как носителю души, нежели после смерти.
Само по себе возможно лишь такое представление, что то, особое сочетание сил, которое проявляется в теле, настолько же безучастно к телу, носителю души, как и то сочетание, которое обусловливает процессы в мертвом теле. Эта безучастность существует не по отношению к душе, а по отношению к веществам и силам тела. Душа переживает себя в теле, тело же живет с внешним миром, в нем и через него, и душевное не имеет для тела иного значения, чем события внешнего мира. Необходимо прийти к воззрению, что тепло и холод внешнего мира имеют для кровообращения такое же значение, как страх или стыд, испытываемые душой.
Итак, прежде всего человек чувствует в себе законы внешнего мира действующими в том совершенно особом сочетании, которое сказывается в образовании человеческого тела. Он ощущает это тело как часть внешнего мира. Но внутреннему сочетанию его он остается чужд. Внешняя наука отчасти выясняет теперь, каким образом законы внешнего мира сочетаются в том совершенно особом существе, каким является человеческое тело. Можно ждать, что в будущем знание это будет все более подвигаться вперед. Но как должна думать о своем отношении к телу душа, в этом не могут ничего изменить никакие успехи знания. Напротив, оно все яснее должно будет показать, что законы внешнего мира находятся в одинаковом отношении к душе как до, так и после смерти. Было бы иллюзией ждать, что с успехами познания природы выяснится из законов внешнего мира также и то, каким образом происходящие в теле процессы обусловливают душевную жизнь. Все отчетливее будут познаваться процессы, происходящие в теле во время жизни; но эти процессы всегда будут оказываться такими, что душа будет ощущать их столь же внешними по отношению к себе, как и то, что происходит в теле после смерти.
Поэтому во внешнем мире тело должно являться сочетанием сил и веществ, существующим и объяснимым само по себе, как член этого внешнего мира. Природа дает возникнуть растению и снова разлагает его. Она господствует над человеческим телом и уничтожает его внутри своего существа. Когда человек подходит к природе с таким размышлением, он может забыть себя и все, что есть в нем, и ощутить свое тело как часть внешнего мира. Когда он думает так о своем отношении к себе и к природе, он переживает в себе то, что можно назвать его физическим телом.
Медитирующий пытается получить истинное представление о стихийном или эфирном теле
Через представление, которое душа должна составить себе по поводу факта смерти, она может быть повергнута в полную неуверенность относительно своего собственного существа. Это произойдет в том случае, если она думает, что не может ничего знать ни о каком другом мире, кроме как о мире внешних чувств и о том, что может познать об этом мире рассудок. Обычная душевная жизнь обращает свой взор на физическое тело. Она видит, как оно переходит после смерти в общий круговорот природы, не принимающей участия в том, что душа переживает до смерти как свое собственное бытие. Правда, она может знать (из предыдущей медитации), что физическое тело и во время жизни имеет к ней такое же отношение, как и после смерти: но это не ведет ее дальше признания внутренней самостоятельности ее собственного переживания до смерти. Что происходит с физическим телом после смерти, это показывает ей наблюдение внешнего мира. Для внутреннего переживания не существует такого наблюдения. Такой, какова она есть, эта душевная жизнь не может устремить взор за грань смерти. Если душа не в состоянии составить себе представлений, выходящих за грань того мира, который принимает в себя тело после смерти, то она не имеет также и возможности заглянуть по ту сторону смерти во что-либо иное, кроме как в пустое «ничто» по отношению ко всему душевному.
