Когда в Индии появились четыре варны или касты, то есть брамины, кшатрии, вайшьи и шудры, это были, по сути дела, не касты, но классы. Все управление осуществлялось таким образом: Брамины — изучают, медитируют и им поклоняются; Кшатрии — воюют и защищают страну; Вайшьи — торгуют; Шудры — работают и служат. Ни у кого, кроме браминов не было “Адхикар” — права изучать Веды, книги по мистицизму и философии. Даже кшатрии и вайшьи должны были удовольствоваться поклонением браминам и пуранами — религией, которую учили в легендах; шудрам — рабочему классу — не дозволялось даже этого.
У сильных и умственно более развитых людей есть склонность принижать людей слабых и простых. Из-за склонности высшей касты сохранять свою чистоту и не допускать примеси низших классов был создан религиозный принцип, утверждавший что шудра (самый низший) не мог стать вайшья; вайшья не мог стать кшатрием, а кшатрий не мог стать брамином — высшим классом того времени, разве что только если, благодаря своим добрым делам, родится в следующем воплощении в семье, принадлежащей к высшей касте. Идея реинкарнации, как общепринятое верование, составила фундамент индуистской религии, на котором было воздвигнуто целое здание брахманизма. Но каждому в этом мире свойственно поднимать голову и вскарабкаться, если сможет, выше того уровня, на который его поставила жизнь. Воистину, свет правды, красоту натуры, желание свободы, идею единства невозможно скрыть — рано или поздно свет прорывается наружу.
Закон кармы или действия является философией, которой придерживается рассудительный ум, дабы поддержать идею реинкарнации. Он говорит: "Если кто вмешивается в дела нашей жизни, то это как раз не та сущность, что называется Богом; это мы своими действиями получаем такие результаты, которые и напоминают наши действия. Существует всевластный закон причины и следствия, и потому все, что происходит в жизни, должно ему соответствовать. Если мы не получаем результатов наших добрых и злых дел сразу, то это потому что им требуется время, чтобы созреть для этого; если они не совершают этого в настоящей жизни, тогда этот закон заставляет родиться нас снова, — уже в другом воплощении с тем, чтобы мы почувствовали в нем результаты наших действий.
Рассматривая колесо эволюции, мы замечаем, что мы не всегда идем вверх, мы также и падаем; мы не всегда становимся лучше, иногда человек становится хуже, чем он был. Природа эволюции подобна колесу, вращающемуся по кругу, а оно не всегда идет вверх. Это позволяет нам усомниться, насколько буддистская теория все лучших и лучших воплощений может быть логичной.
В поддержку идеи реинкарнации рассказывают одну историю про двух друзей, которые как-то вышли в праздник прогуляться. Один сказал: "Давай зайдем в храм. Там мы услышим имя Бога, и это возвысит нас." Другой ответил: "Ну ты всегда такой меланхолик, ты вечно находишь себе такие скучные занятия. Не пойдем мы в храм, — мы пойдем туда, где будем развлекаться; пойдем по Веселым Местам." Первый тогда сказал: "Не нравится мне эта идея. Не пойду я с тобой". Так они и пошли каждый в свою сторону. С тем, кто пошел в храм, случился несчастный случай — по пути на него наехала повозка и разбила ему ноги. Он подумал: "Как хорошо, что мой друг не пошел со мной, иначе бы мы пострадали оба". А тому, что пошел по веселым местам, здорово повезло — он нашел кошелек, полный золотых монет. И тот подумал: "Слава Богу! Если бы со мной был мой друг, мне бы пришлось с ним делиться".
Когда одному из них стало немного лучше, он пошел к брамину и спросил его: "Какова же была причина того, что мне так не повезло по пути к храму, и мне разбили ногу; а моему другу, когда он направлялся к веселым местам, так повезло и он нашел кошелек с золотом?" Брамин ответил: "Причина здесь в том, что ты в своей предыдущей жизни сделал что-то очень плохое, и тебя должны были убить. Причем не просто убить, а повесить, чтоб каждый видел. Однако случилось так, что тебе просто разбили ногу. А твой друг в своей прошлой жизни сделал что-то очень хорошее и должен был стать царем, но из-за его теперешних грехов случилось так, что он лишь нашел кошелек с золотыми".
Если мы будем верить в эту идею, то мы должны прежде всего понять, где кончается плохое и начинается доброе. Даже глубокому мыслителю никогда не удавалось провести черту между добром и злом. Какие же различия, с точки зрения этой идеи, найдем мы между добром и злом, если посмотрим на них пристальнее? Никаких, кроме различия в степени и в точке зрения. То, что кажется добром одному человеку, другому им не кажется; и со злом дело обстоит также. Да и всякое зло, на взгляд видящего, покажется меньшим добром, которое, если сравнить его с добром большим, будет от него отличаться и потому называться злом.
А если бы колесо рождения и смерти зависело от причины и следствия, то тогда, я бы сказал, что должно было бы двигаться вечно, и конца бы ему не было видно. Согласно такой доктрине, нас бы тянуло на землю не только наказание за наши грехи, но и награда за все то добро, которое мы сделали. Даже если бы мы и не желали себе награды, мы не могли бы остановить это колесо, ибо у нас не было бы сил идти против закона природы. Какое это беспомощное состояние! И ни Бог бы не мог вмешаться в наши дела так, чтобы остановить его своей всемогущей властью, ни мы бы, беспомощные существа, не смогли, повинуясь закону причины и следствия.
Опять же, мы видим, что все существующее может быть уничтожено каким-либо другим предметом или субстанцией. Нет такой ржавчины, которую нельзя было бы удалить каким-нибудь химическим раствором. Нет такой записи, которую нельзя было бы стереть с бумаги — даже если бы она была вырезана на камне, ее стереть можно. Человек, повелитель всего создания, открыл средства для уничтожения всего, и весьма удивительно, что он не смог бы найти способа, как вытереть деяния жизни, впечатления кармы так, чтобы избежать колеса рождения и смерти — если он заявляет, что ему известно все на земле; и утверждает, что разрешил все тайны небес.
Некоторые верующие говорят в поддержку идеи реинкарнации: "Бог справедлив. Есть много таких, кто хром, слеп или несчастлив в жизни, и это — их наказание за проступки, которые они совершили ранее, в предыдущем воплощении. Если бы это было не так, тогда бы это было несправедливо со стороны Бога". Это делает Бога только "счетчиком", а не Любящим; и это ограничивает Его в Его справедливости так же, как судью связывает закон. Судья — это раб закона; прощающий — это его повелитель. По сути дела, в нас самих, ограниченных как мы есть, заключено милосердие — за тем, если бы кто-нибудь сделал бы что-нибудь против нас, мы бы могли это простить. Если этот кто-нибудь склоняется перед нами, мы говорим: "Он унизил себя, я прощу его". Даже если бы сын причинил матери много горя, окажись он в беде, ему всего лишь нужно будет сказать: "Мама, я поступил так, но ты единственный человек, к которому я могу прийти за сочувствием, "и она тогда скажет: "Дитя мое, я прощаю тебя, хотя в свое время ты огорчил меня". Если в нас, — а в нас полно неблаговидных поступков и ошибок, — имеется эта маленькая искорка милосердия, унаследованная от Бога, и мы можем прощать, как же мы можем думать, что Бог, Самый Милосердный, будет подсчитывать наши преступления словно судья? Мы ведь как маленькие дети перед Ним. Рассматривая Бога как личность, как можем мы думать, что Он, чья сущность — любовь, чье дело — любовь, и кто сам есть любовь, может взвешивать наши действия подобно судье?
Судья, если перед ним предстанет кто-нибудь, посмотрит в дело и скажет: "Я рассмотрел твое дело и говорю, что ты виновен. Я даю тебе шесть месяцев тюрьмы (или пять лет, или десять лет). Твое преступление очень тяжело и ты должен усвоить соответствующий урок, дабы не совершить преступления снова". Но если мы подойдем к слепым и хромым и спросим их: "Вас что, так наказали? Вам кто-то сказал это?" — они ответят: "Нет. Никто нам ничего не говорил." И тогда как мы можем представить, что Бог мог быть настолько несправедлив, что наказал их, не сказав ничего им об их преступлении?
Если бы мы возвращались, то тогда бы каждый появляющийся на свет ребенок, должен был бы знать, кем он был раньше. Если некоторые в исключительных случаях вроде бы чувствуют, кем они были раньше, в предыдущей жизни, то это, возможно, обман, иллюзия или способ приобрести известность, заявляя, что тебе известно то, что не ведают другие.
Если Бог — самый милосердный, то как бы мог Он управлять нами при помощи закона, лишенного любви и сострадания, когда даже мы, люди, забываем и прощаем чужую вину, невзирая на закон, разум и логику, будучи движимы любовью, нашим божественным наследием? Бог — это любовь, а не закон. Любовь в своем низшем проявлении превращается в закон, образуя привычки, хотя это не закон управляет любовью, но любовь управляет законом.
Идея прощения есть результат нашей идеализации Бога. Насколько мы Бога идеализируем, таким он и оказывается. Иногда грехи всей жизни возможно смыть в одно мгновение; а иногда из-за одного греха можно потерять всю добродетельность и набожность всей жизни.
