– Не губи меня, родимая, да как же я останусь одна, я же люблю этого идиота, пожалей его…
– Ну ладно, – смягчившись, произнесла Стеклорез, – пока Боря отдыхает, будешь вместо него.
Мещер победоносно слез с окна и выпил еще стакан водки. Горделивый и довольный собой, он по-хозяйски осмотрелся вокруг и вдруг наткнулся на презрительный взгляд Сильвера.
– А ты что нагло уставился, одноногий? – яростно прошептал он. – Теперь я здесь за главного!
– Повидал я таких "главных" на своем веку, – глядя исподлобья, произнес Сильвер. – Я тебе советую присесть и успокоиться: главный тут я, меня сам Джи приставил присматривать за вами.
– Не тянешь ты на одноногого пирата Джона Сильвера, – демонически расхохотался Мещер и, выхватив огромный нож, яростно рассек его белоснежную рубашку.
– А теперь, – хладнокровно произнес Сильвер, – я с чистой совестью раскрою твою поганую башку, – и, схватив костыль, резко замахнулся.
– Кончай базар, – властно вмешалась Стеклорез. – Христос Свою кровь проливал за людей, а ты нам ножом грозишь.
– Я докажу, что крови мне на вас не жалко, – Мещер помрачнел и, бешено обведя глазами испуганных адептов, резанул острым лезвием по своей ладони. Горячие капли брызнули во все стороны.
– Примите мою жертву, – кричал он, брызгая кровью на пол, стены и людей, – теперь вы будете принадлежать мне до конца жизни!
Кухня мгновенно опустела.
– Твоя жертва, как и ты сам, никому не нужна, – гневно повторяла Стеклорез, смывая половой тряпкой капли крови со стен.
Настенные часы пробили полночь. Сильвер встал и направился к двери. Я быстро схватил сумку и поспешил за ним.
– А тебе положено оставаться здесь до конца, – заявил он. – Ты должен полностью пройти ситуацию тринадцатого Аркана, – устало опираясь на костыли, он многозначительно направился к двери. – Тут тебе не здесь, – сказал он, обернувшись, – они тебя быстро отвыкнут.
– А то, – кивнул я. – Мне тут, дык, мало не покажется.
В час ночи раздался длинный звонок и в дверь с трудом протиснулся огромный детина. На его голове красовалась небрежно нахлобученная рыжая шапка-ушанка. В правой руке была авоська с водкой, в левой – с курами, которые волочились по полу.
– Ура! Валек объявился! – закричала Стеклорез и бросилась ему на шею.
Валек сгреб ее в объятия и бережно расцеловал. Куры тут же оказались в кастрюле, а водка с закуской – на столе. Валек снял пальто, шапку и сел, задумчиво положив пудовые кулаки на стол. На голове сквозь волосы проступала запекшаяся кровь.
– Откуда это у тебя, кормилец ты наш? – забеспокоилась Стеклорез.
Валек вздохнул, выпил залпом стакан водки и заговорил:
– Работаю я себе безмятежно на поезде директором ресторана, сижу попиваю армянский коньячок, и все у меня идет тик-так. Пассажиры пьют и гуляют в ресторане, а я себе поджариваю шашлычок на кухне. Так мы в расслабленном удовольствии и доехали до Питера, а затем нас загнали на ночь в Камышевку, где-то на болотах под городом. Стоим, все тихо, спокойно, и решил я прилечь в два ночи отдохнуть. Тут, гляжу, – дым за окном. Выглядываю – а там какая-то сволота обливает керосином и поджигает прямо подо мной вагон-ресторан! Я, надев ушанку и фуфайку, выскакиваю из двери – а там высокий мужик, с фашистской рожей, орудует с канистрой. Я к нему подбегаю и кричу:
"Ты что это, сволочь, тут затеял?"
"Молчи отсюдова", – злобно проорал он – и шарахнул лопатой по голове. Я пошатнулся и чуть было не потерял сознание, да шапка родная спасла. В диком гневе я схватил его за горло и потащил к проруби на болото, чтобы немедленно утопить. А он дергается, кричит и матерится на немецком. Дотащил я его до гиблого места и стал не спеша душить над прорубью. Уже лицо его посинело и глаза стали выкатываться из орбит. Но тут откуда-то налетела на меня его молодая, да к тому же красивая, баба, упала в ноги, и ну реветь да сапоги целовать:
"Пощади моего мужика, родненький, не убивай, дети у нас, как я буду жить без кормильца…"
"И откуда у такой сволоты писаные красавицы берутся?" – удивился я.
Эх, разжалобила она меня до самой сердечной теплоты, и тогда бросил я старого фашиста с горечью на лсд, плюнул на него в сердцах и сказал:
"Еще раз дотронешься до поезда – убью", – а потом, стиснув зубы, вернулся к себе в вагон…
Молодые ученики Кладбищенского с уважительным трепетом взирали на Валька. Он победоносно осмотрел их и грозно произнес:
– Кто обреет мою голову и обнажит рану – того я непременно награжу. Но кто сделает мне больно – того сразу прибью.
Ученики боязливо отводили глаза и потихоньку выскальзывали из кухни. Они знали крутизну Валька: сказал – сделал. Я никогда не пользовался опасной бритвой, но мне было необходимо завоевать его доверие. И я вызвался побрить громилу.
Все с напряжением следили, как я ловко водил по его голове острой бритвой. Моя рука ни разу не дрогнула, и через пятнадцать минут блестящая голова Валька засияла на всю кухню.
– Ну, молодец, – благодушно изрек он. – Раз ты прошел первое испытание, беру тебя в ординарцы. Будешь отныне везде бродить со мной. Научу тебя верно жить и идти ко Христу Путем разбойника. Когда Христа распинали, то справа от Него был распят разбойник, который тут же раскаялся перед Господом нашим и был взят на небеса. А распятый слева так и погиб, без покаяния сгинув в аду. Так вот, лично мы идем к Богу Путем раскаявшегося разбойника, ты это учти.
К четырем часам ночи квартирка-бис почти опустела. Ученики разбрелись по своим норам. Стеклорез бросила мне на пол в коридоре старое пальто, и я устроился на половичке в углу, радуясь, что не выпроводили на улицу.
От большого количества энергии, скопившейся во мне, спать не хотелось, и я решил прочитать одну из бесед с Джи, о работе над собой, чтобы немного прийти в себя и не слишком быть захваченным бурными событиями.
"Работа над собой – это создание внутри себя мистического кристалла, светящегося ядра, способного к саморазвитию. У нас Школа самореализации. Например, Гурию трудно удержаться в Школе, поскольку у него очень мало личного желания расти. Но нам и такой человек от мира тоже нужен. Но как только Гурий перестает писать дневник, он уже не в силах переварить плотность школьных событий. К тому же он навалил на себя тупую и вялую карму тех женщин, которые разделяли с ним ложе, и под давлением этой тяжести в нем затих родник интереса к побегу с планеты Земля, интереса к Звездной Традиции. Зачем ему куда-то бежать, когда и здесь хорошо? Для того чтобы вновь пробудиться, ему необходимо сделать сверхусилие по преодолению этого кармического свинца и пройти стадию Альбедо, то есть очистить душу. В принципе, не так уж много в Школе работы, и если отстраниться от своего эго, то можно успеть все сделать. А если тебя начинает одолевать интерес к жизни, то тут же все становится очень трудным и тяжелым. Интерес к горизонтальной жизни убивает желание побега в гиперфизические миры.
Научись видеть себя с точки зрения нескольких тысячелетий, а не с точки зрения одной инкарнации или одного дня. Это и будет отличным упражнением по самовоспоминанию. Только тогда ты сможешь сформировать свой магнит и поддерживать его в правильной вибрации по отношению к Лучу. Неважно, где ты находишься, в пустыне или в городе, – ты должен смотреть на эту жизнь с точки зрения истории, с точки зрения веков. Это видение необходимо в себе развивать. Иначе трудно быть отстраненным от проблем внешней жизни, трудно суметь не быть втянутым в ее поверхностный вихрь".
Прочтя эти строки, я задумался над тем, как именно я провожу свой день – в соответствии со Звездной Традицией или чисто горизонтально, прикрываясь мнимой работой над собой, как фиговым листком. К великому сожалению, я обнаружил, что довольно часто не слышу и не чувствую ветер Школы. Поклявшись себе, что с завтрашнего дня начну новую жизнь, я стал читать дальше.
"Активная позиция, – говорит Джи, – когда один самурай побеждает семерых бандитов. А пассивная позиция – когда десять человек позволяют одному бандиту полностью их уничтожить. Это опять к той же теме, что принцип Иод всегда побеждает принцип Хе".
И тут я серьезно задумался над тем, что может являться для меня активной позицией в группе, идущей по Пути разбойника. Побрить раненого громилу, прописаться в группе Кладбищенского и успеть стать ординарцем – это ли не прикосновение к активному принципу Йод? С этими мыслями я сладко заснул под тиканье будильника.
– Вставай, соня, – раздался надо мной бас Валька. – Ты забыл, что ли, что сегодня вся страна празднует Новый Год? Поехали со мной – будем выбирать лучшую в городе новогоднюю елку.
Я быстро собрался и выскочил на улицу вслед за Вальком. Он остановил такси, и белая "Волга" помчалась по предновогодней Москве. Выбрав пушистую высокую елку иа базаре у метро,
