Здесь можно сказать словами безумного Скрябина: так «герой, сбросивший с себя все оковы, закаленный борьбой и обога щенный слиянием с природой, предается свободной творческой деятельности – божественной игре»[266]. Это и есть Священный Брак! Или, апеллируя к восточному аналогу, – одновкусовость! То, что «освобождает нас от безумной игры в прятки с реальностью»[267].
Одновкусовость – в восточных духовных традициях присущая просветленному состоянию способность видеть единую Основу во всем многообразии явленного мира. Чистоту экрана, на который проецируется все многообразие кинофильма мира. Это также признание того факта, что абсолютная реальность и относительный мир недвойственны (то есть недуальны) в той же мере, в какой нераздельны зеркало и отражение в нем или океан един с волнами. Так, в каждой отдельной вещи, которую мы воспринимаем, сияет неразрушимая Основа – пустотная природа предмета. Что-то подобное пытается выразить и Райнер Мария Рильке: «Стихотворение, песня, картина отличаются от других вещей тем, что их нет! Они каждый раз возникают заново».
Итак, играя, я сам – Шакти, сам – все многообразие вещей, сам – воздух, сам – пространство, пауза и молчание… И я же ритм, решительно и мощно рассекающий это пространство… и в то же время я опираюсь на него, я играю в нем, как орел играет с ветром, порождая полет. Я вмещаемость и вместимость. Мне не надо ничего искать, все уже здесь. Мне не надо искать любовь, я и есть любовь… мне не надо искать убийство, я и есть убийство. Мне не надо искать красоту, я и есть красота, мне не надо искать Бога, я и есть Бог! Так, мне ничего не надо искать, я уже есть все это! Подобно Танцу Дождя индейцев племени хопи, я танцую Священный Брак с миром, Священный Брак с вещами, людьми, пространством, ветром… Я – Бог Игры! Вот «наше золото, которое обладает желаемым качеством, может превращать в золото и красить в золото. Вот величайшая тайна – золото становится золотом и делает все вокруг себя золотым»[268]. Позднейшие поколения алхимиков назовут это Философским Камнем, то есть «мистическим образом воплотившийся Единый, человек как Бог»[269].
И еще раз: Εν το Παν – един есть все![270] ВОТ ЗОЛОТО! Что дальше?
Все вышесказанное как масло намазывается в Алхимии Игры на «хлеб» идеи Пустоты. И с ней давно следовало бы разобраться! То есть речь здесь заходит о знаменитой «Мантии Поэтов»[271], о horror vacui[272], или, говоря словами Джона Фаулза, о «последней линии защиты»! Тотальной защиты! А «когда представление окончено, что остается?»[273]
Пределом реальности, с нашей, сугубо относительной человеческой точки зрения, являются хаос и анархия; и поэты – наша последняя линия защиты. Полагая, что поэзия занимает последнее по важности место в ряду наших искусств, мы уподобляемся генералам, распускающим самые боеспособные свои войска. Лелейте поэтов; нам казалось, что в мире еще много гигантских гагар – пока с лица земли не исчезла последняя (Дж. Фаулз. Аристос[274]).
Итак, «слушай, Шарипутра. Все вещи – пусты. Они не имеют ни начала, ни конца; они совершенны и несовершенны… пустота не имеет качеств, нерожденная, не встречающая преград… ничем не заполненная… и будучи таковой, не имеет формы, способности воспринимать, чувствовать, проявлять волю, сознавать…»[275]. Или возьмем европейский аналог, в лице Леонардо да Винчи: «Среди великих вещей, которые мы знаем, существование ничто занимает первое место… и сущность его обретается во времени между прошлым и будущим, и ничего не имеет от настоящего. В этом ничто часть равна целому, и целое – части, и делимое – неделимому. И дает оно при делении тот же результат, что при умножении, и при сложении – тот же, что при вычитании»[276].
Преодоление себя-наблюдателя
Как только мы начинаем исследовать материальный мир, например упавший с дерева лист, мы обнаруживаем, что он всего лишь соединение множества клеток; клетки – соединение молекул; молекулы – соединение атомов; атомы – соединение элементарных частиц; а последнее является проявлением единого энергетического поля, постулированного гением Эйнштейна. Согласно же Бому[277], все это есть проявление «скрытого порядка», или же «сети взаимодействия без какой бы то ни было твердой основы», постулированной Джеффри Чу[278]. Одним словом, пустоте не свойственны ограничения квантовых частиц, она – неквантируема![279] И по большому счету, куда бы мы ни посмотрели, мы нигде не найдем того неделимого и самосущного, которое можем себе вообразить. Все возникает из условий, подлинной природой которых является потенциал пространства. «Тридцать спиц сходятся к ступице, но лишь пустота посредине позволяет вращаться колесу»[280]. Или чуть иначе: «Все – пустота, а формы – сгущенная пустота»[281].
Эту красивую цитату есть смысл повторять и повторять без конца: все – пустота, а форма – сгущенная пустота! И снова и снова: «Все рассматриваемые предметы должно видеть пустыми. За этим следует заблуждение. Хотя известно, что предметы пусты, они не уничтожаются, и человек исполняет свой долг посреди пустоты. Когда он не уничтожает формы, но и не оказывается пойманным ими, это как раз то, что надо»[282]. Чуть иначе: «Спешите к предельной Пустоте, блюдите непоколебимую Тишину, пусть все 10 000 вещей двигаются и работают. Все они пусть расцветают, совершают оборот и идут домой, к корню, от которого они произошли. Это возвращение к корню называется Тишиной»[283]. Так познается «окончательный образ – форма форм, а все явления этого мира представляют собой его несовершенные, недолговечные искажения»[284]. «Следует заметить, что пустота является великой женской тайной. Это нечто совершенно чуждое мужчине; бездна, неизведанные глубины…»[285] В этом абсолютная природа всего, невыразимая никакими понятиями. И почему? Потому что «в Пустоте, как она понимается в буддизме, нет ни времени, ни пространства, ни становления, ни „вещности“; она – то, что дает возможность всему происходить; она – ноль, вмещающий бесконечность возможностей; она – ничто, наполненное неисчерпаемым содержанием»[286]. «Пусть каждый почитает ее как то, откуда он пришел, как то, с чем ему предстоит слиться, как то, чем он дышит».[287] И это откровение дарит нам взрыв восторга! Прежде всего потому, что «пустота – живая, и тот, кто осознает ее, чувствует жизнь, силу и любовь ко всему сущему»[288]; «это пространство не пусто и не безлико, но наполнено раскаленным нектаром самоотверженной любви, нежной радости и благодарности»[289].
Итак, как только «тело отринешь и уйдешь в вольный эфир, будешь уже не смертный, но бог бессмертный и присноживой»[290], только тогда «в непосредственном созерцании беспредельной бездны, в несравненной чистоте абсолютной пустоты проявится вся зарождающаяся мощь, все безграничные возможности… Из этой бесконечной бездны ты восстанешь как победитель…»[291]
Внимание! Это самое главное из всего! Источник артистической силы находится там, где нет глаз! Источник артистической силы находится там, где нет процесса смотрения! Там, где нет того, кто смотрит, и того, на кого смотрят, отделенных друг от друга! Еще раз: «Пустота – это то же, что наслаждение. Наслаждение – то же, что пустота»[292]. И именно в этой позиции кроется основной источник артистической мощи!
И почему?
Потому что «пустой ум – мастерская Бога»[293]! «Когда все способности пусты, тогда только и может обрести истинный слух все наше существо»[294]. Ибо «нет ничего вне нас. Но мы забываем это при первом звуке»[295]. Одним словом, выдержать «кровососущее лицедейство мира» ты сможешь, только проникнув в пустотную природу смотрящего, в источник артистической силы. В пустотную природу своего собственного зрителя, в π-потенцию, в свою собственную смерть. Для этого нужно растворить инстинкт самосохранения, инстинкт смотрения, нужно отпустить руки и довериться Пучине Многоглазой, довериться воронке, которая засасывает тебя в себя, в глубину, только для того, чтобы вынести на более высокие уровни мастерства.
