Когда пребывание в чистилище закончено, очищенный Дух поднимается в первое небо, которое находится в трех верхних слоях мира Желаний, где результаты его страданий включаются в атом-семя тела желаний, наделяя его верным чувством, которое в будущем влечет к добру и отвращает от зла. Здесь панорама прошлого вновь прокручивается в обратном направлении, но на сей раз основой чувства являются добрые дела в жизни. Когда мы видим сцены, где помогаем другим, мы вновь испытываем всю радость при оказании помощи, как и тогда, а вдобавок чувствуем и благодарность того, кто ее принимал. Когда видим сцены, где другие помогают нам, мы тоже чувствуем благодарность, какую испытывали тогда к своему благодетелю. Итак, понятно, как важна благодарность за оказанные нам услуги, ибо она способствует росту души. Наше счастье на небе зависит от радости, которую мы давали другим, и от того, как мы оценивали то, что другие делали для нас. Всегда помните, что способности давать нужно ожидать вовсе не от богатых людей. Неразборчивая дача денег может быть даже злом. Хорошо давать деньги на цель, которую мы разделяем, однако служение в тысячу раз лучше. Как пишет Уитмен:
Что до меня, я не даю ни уроков, ни милостыни,
Когда я даю, я даю себя.
Добрый взгляд, проявление доверия, сочувственная помощь как выражение любви — вот что могут давать все, независимо от того, насколько они богаты. Более того, нужно особенно стараться научить нуждающегося помогать самому себе, физически, материально, морально или ментально, а не вынуждать его зависеть от нас или других. Этика дарения с воздействием на дающего в виде духовного урока великолепно показана в поэме Лоуэлла «Видение сэра Лаунфаля». Юный честолюбивый рыцарь сэр Лаунфаль, одетый в блестящие доспехи и сидящий на прекрасном боевом коне, отправляется из своего замка на поиски Святого Грааля. На его щите блестит крест, символ доброты и нежности нашего Спасителя, кроткого и скромного, сердце же рыцаря преисполнено гордостью и высокомерием по отношению бедным и нуждающимся. Он встречает прокаженного, просящего милостыню, и с презрительным взглядом бросает монету, как бросают кость голодной дворняжке, но:
Не поднял прокаженный золота. «Всегда
Милей мне корка хлеба бедняка.
Благословенье бедного щедрее,
Пусть и ни с чем я отойду от его двери.
Не милостыня то, что в руки нам суют, —
Лишь золото презренное дает
Тот, кто дает из чувства долга;
Но если кто последнее отдаст,
Питая радость, скрытую от глаз, —
Живительною красотой наполнит
Он всех, соединив друг с другом нас.
Такую милостыню не вместит рука,
И сердце насыщается сполна, —
То Бог ее протянет вдруг душе,
Страдающей и алчущей во тьме».
Вернувшись, сэр Лаунфаль обнаруживает, что другой владеет его замком; его выкидывают за ворота.
Согбенным, больным и измученным старцем
Он стал, домогаясь Святого Грааля;
О графстве потерянном нет сожаленья,
Крестом не украшена больше одежда,
Но в сердце созревшем давно утвердился
Страданья, смиренья и бедности знак.
Снова он встречает прокаженного, который снова просит милостыню. На сей раз рыцарь отвечает иначе.
Сказал сэр Лаунфаль: «Я вижу в тебе
Образ Того, Кто погиб на кресте.
Терновый венец и тебе был знаком,
Ты тоже пинки и насмешки сносил,
Да и без ран на руках и ногах
Не обошлось в твоей жизни никак.
Кроткой Марии Сын, внемли мне,
Смотри: чрез него я даю Тебе!»
Взгляд в глаза прокаженного приносит воспоминание и распознавание, и
С сокрушенным сердцем глаза опустил,
Корку последнюю он разломил,
Лед на ручье поспешил разбить,
Прокаженному дал поесть и попить.
Происходит трансформация:
Прокаженный уже не сгорблен и нищ,
Но в славе своей предстал перед ним,
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И голос тише самой тишины
Произнес: «Это я, не бойся, смотри!
Во многих странах, сомнений не зная,
Ты всю жизнь искал Святой Грааль.
Вот он! — чаша, что только сейчас
Ты дал мне, наполнив водой из ручья;
Хлеб — тело мое, убитое для тебя,
Вода — кровь, что мной на кресте пролита;
А Святая вечеря бывает всегда,
Когда мы делимся с тем, у кого нужда.
Но лишь когда делимся, а не даем,
Ибо дар без дающего — это не то.
Кто вместе с милостыней отдает и себя,
Кормит трех: себя, алчущего и меня».
Первое небо — это место радости, не омраченной ни единой каплей горечи. Дух, вне влияния материальных земных условий, усваивает все доброе, что было в прошедшей жизни, переживая его заново. Здесь все благородные начинания, к которым стремился человек, осуществляются в полной мере. Это место отдыха, и, чем тяжелее была жизнь, тем острее наслаждение отдыхом. Болезни, печали и страдания здесь неизвестны. Это страна Вечного Лета спиритуалистов. В ней мыслями благочестивых христиан выстроен Новый Иерусалим. Красивые дома, цветы и прочие подобные вещи являются здесь уделом тех, кто к ним стремился; они сами строят их своей мыслью из тонкого вещества желания. Тем не менее эти вещи так же реальны и ощутимы для них, как для нас — наши материальные дома. Все получают здесь удовлетворение, которого земная жизнь их лишала.
Один класс людей ведет здесь особенно прекрасную жизнь — это дети. Увидев их, мы быстро перестали бы печалиться. Если ребенок умирает до рождения тела желаний, которое появляется на четырнадцатом году жизни, он не поднимается выше первого неба, ибо не ответствен за свои действия, как нерожденное дитя не ответственно за боль, причиняемую матери своими движениями и поворотами в ее утробе. Поэтому ребенок не попадает в чистилище. Что не родилось, то не может умереть, поэтому тело желаний ребенка вместе с его умом сохраняется до нового рождения; такие дети очень часто помнят свою предыдущую жизнь, как показано в приведенном в другом месте примере. Для таких детей Первое небо — это место ожидания, где они находятся от одного года до двадцати лет, пока не предоставляется возможность для нового рождения. Однако это больше, чем просто место ожидания, потому что они здесь быстро прогрессируют.
Когда умирает ребенок, его всегда ожидает какой-нибудь родственник или же находятся люди, которые любили нянчиться с детьми в земной жизни и находят удовольствие в заботе о маленьком беспризорнике. Исключительная пластичность вещества желания облегчает создание самых изысканных живых игрушек для детей, и их жизнь — сплошная прекрасная игра; тем не менее их обучение ни в коем случае не упускается из виду. Детей собирают в классы в соответствии с темпераментом, но совершенно независимо от возраста. В мире Желаний легко давать наглядные уроки влияния добрых и злых страстей на поведение и счастье. Такие уроки неизгладимо отпечатываются на чувствительном эмоциональном теле желаний ребенка и остаются в нем после следующего рождения, так что благородство, демонстрируемое в жизни многими людьми, связано с тем, что они прошли это обучение. Подчас, если рождается слабый Дух, Сострадающие (невидимые Водители, руководящие нашей эволюцией) заставляют его рано умереть для того, чтобы он мог получить это дополнительное обучение и был готов к возможной тяжелой жизни. Представляется, что особенно часто так бывает, когда «прорисовка» на теле желаний осталась слабой из-за того, что умирающего отвлекали рыдания родственников или он погиб при несчастном случае или на поле боя. В этих обстоятельствах он не испытывает соответствующего интенсивного чувства в своем посмертном существовании, поэтому, если он рождается и рано умирает, данная потеря компенсируется, как описано выше. Часто обязанность заботиться о таком ребенке в небесной жизни выпадает на долю тех, кто был причиной аномалии. Тем самым им дается возможность исправить свою вину и лучше учиться. Или, возможно, они становятся родителями того, кому причинили вред, и заботятся о нем в течение тех нескольких лет, что он живет. Тогда не имеет значения, сопровождается ли его смерть их истерическими рыданиями, поскольку в жизненном теле ребенка не остается никаких следов.
Это небо является также местом продвижения для всех, кто занимался наукой, искусством или был альтруистом. Студент и философ имеют мгновенный доступ во все библиотеки мира. Художник беспрестанно наслаждается постоянно меняющимися сочетаниями цветов. Он вскоре узнает, что это его мысль смешивает и создает цвета по его воле. Его создания сверкают и искрятся жизнью, недоступной для того, кто работает с тусклыми красками Земли. Он рисует живыми светящимися материалами и легко осуществляет свои замыслы, что полнит его душу радостью. Музыкант еще не знает места, где бы его искусство находило свое самое полное выражение. Физический мир — это мир Формы. Мир Желаний, где находятся чистилище и первое небо, является миром Цвета; мир же мысли, где расположены второе и третье небо, является сферой Тона. Небесная музыка — это факт, а не просто образное выражение. Пифагор не фантазировал, говоря о музыке сфер, ибо каждая небесная сфера имеет свой конкретный тон и все вместе они звучат небесной симфонией, о которой упоминает и Гете в прологе к «Фаусту», где действие происходит на небе. Архангел Рафаил восклицает:
