Доктор Раймонд Моуди еще молодым студентом факультета философии натолкнулся на опыт с д-ром Джорджем Ричи, психиатром из Вирджинии.
Объявили, что Ричи умер от двусторонней пневмонии, но он пережил состояние клинической смерти, которое как таковое в то время еще не было изучено и признано. Моуди собирал подобные рассказы для своего будущего бестселлера «Жизнь после жизни», которое положило начало исследованию феномена клинической смерти.
Постепенно к этой работе подключились ученые других специальностей. В числе их – американский кардиолог д-р Майкл Сэйбом, опубликовавший в 1982 г. результаты своих наблюдений: «Воспоминания о смерти: медицинские исследования». Будучи поначалу скептиком, Сэйбом искал медицинское подтверждение тому, что такие случаи реальны, проверяя, может ли пациент описать приемы реанимации, применяемые на нем. Если да, то он мог их видеть лишь из своего парящего бестелесного состояния. Сэйбом и Моуди просили у научного общества разрешения серьезно заняться изучением этого явления. В дальнейшем была создана Международная ассоциация изучения явления клинической смерти – место, где ученые могли обмениваться открытиями и идеями.
В Британии филиал этой Ассоциации открыла Маргот Грей, психолог и врач-практик в клинической психотерапии. Маргот сама испытала клиническую смерть, путешествуя по Индии в 1976 г. Ее исследования появились в книге «Возвращение из мертвых».
Легализации этих работ в глазах научной общественности мы во многом обязаны д-ру Кеннету Рингу. Он сумел показать, что религиозные убеждения, возраст и национальность не отражаются на опыте. Как человеку, интересующемуся измененным состоянием сознания, ему стоило лишь услышать историю о виденном во время клинической смерти, чтобы серьезно увлечься этой проблемой. Это случилось в 1977 г., и с тех пор Ринг занимается изучением клинической смерти и сопряженными явлениями. Именно Ринг создал Международную ассоциацию.
В 1992 г. д-р Ринг опубликовал результаты углубленного исследования случаев клинической смерти в сравнении с якобы «временными похищениями» людей инопланетянами. Такая идея казалась крайне вызывающей, если не абсурдной. Но «Проект Омега» показал, что в этих явлениях явно присутствует нечто общее. В обоих случаях человек находится в измененном состоянии сознания и испытывает сходные необычные визуальные ощущения. В дальнейшем и те и другие возвращаются с измененными взглядами на жизнь и с усилившимися психическими способностями. Д-р Ринг считает, что, в отличие от нас, у таких людей иное восприятие реальности.
Дэвид Лоример, бывший учитель из Уингестера, сейчас (1992 г.) – председатель Ассоциации. Он говорит:
«Некоторые ученые описывают видения в состоянии клинической смерти как чистые галлюцинации, потому что их образование заставляет их так реагировать. У нас записано много примеров клинической смерти без церебральной иноксии (кислородного голодания мозга). Сейчас мы разработали программу классификации и сортировки многих писем с сообщениями об этом феномене. Затем мы проведем научное исследование и опубликуем результаты в статьях научных журналов».
Д-р Питер Фенуик работает консультантом по вопросам нейрофизиологии в больнице Св. Томаса и больнице Модели в Лондоне. Он также является президентом Ассоциации. Д-р Фенуик считает, что загадку клинической смерти можно объяснить более общедоступными терминами: «Ответ зависит от того, придерживаюсь я научной или общепринятой точки зрения. Обе могут быть приняты во внимание. Может быть, есть связь с квантовой механикой. Всемирная точка зрения на жизнь после смерти могла бы помочь постичь ее реальность, а не найти обходной путь».
Естественно возникает вопрос: имеются ли какие-либо другие свидетельства, независимые от описаний, даваемых людьми, пережившими смерть, которые подтверждали бы реальность того, что мы называем опытом смерти? Многие люди сообщают о том, что когда они были вне своего тела, они видели события, совершающиеся в физическом мире. Подтверждаются ли какие-нибудь из этих сообщений другими свидетелями, в отношении которых известно, что они присутствовали рядом? В отношении довольно большого числа случаев на этот вопрос можно ответить абсолютно утвердительно – «Да!». Более того, описания событий, которые содержатся в свидетельствах людей, переживших внетелесный опыт, отличаются весьма большой точностью. Несколько докторов говорили мне, что они просто не в состоянии понять, каким образом пациенты не имеющие никаких медицинских знаний, могли так детально и правильно описать процедуру реанимации, тогда как врачи, проводившие реанимацию, точно знали, что пациенты мертвы. В нескольких случаях пациенты рассказывали мне о том, с каким изумлением встречали врачи и другие люди их рассказы о том, что происходило вокруг, пока они были «мертвы».
Так, например, одна девушка рассказывала, что пока она была мертва и находилась вне своего тела, она прошла в другую комнату, где она увидела свою старшую сестру, которая плакала и шептала: «О, Кэтти, пожалуйста, не умирай!». Позже, ее сестра была крайне удивлена, когда Кэтти рассказала ей, где она ее видела и что та (сестра) говорила в это время.
Смерть является суеверием, которому подвержены люди, никогда не задумывавшиеся об истинном смысле жизни. Человек бессмертен. Но для того, чтобы поверить в бессмертие и понять, в чем оно заключается, надо найти в своей жизни то, что в ней бессмертно.
Вот размышление великого русского писателя Льва Николаевича Толстого о жизни после жизни: «Смерть не уничтожает основу человеческой жизни. Люди, не видящие жизни, если бы они только подходили ближе к тем привидениям, которые пугают их, и ощупывали бы их, увидали бы, что и для них привидение – только привидение, а не действительность.
Страх смерти всегда происходит в людях оттого, что они страшатся потерять при плотской смерти свое собственное я, которое – они чувствуют – составляет их жизнь. Я умру, тело разложится, и уничтожится мое я. Я же это и есть то, что жило в моем теле столько-то лет.
Люди дорожат этим своим я; и, полагая, что это я совпадает с их плотской жизнью, делают заключение о том, что оно должно уничтожиться с уничтожением их плотской жизни.
Заключение это самое обычное, и редко кому приходит в голову усомниться в нем, а, между тем, заключение это совершенно произвольно. Люди – и те, которые считают себя материалистами, и те, которые считают себя спиритуалистами, – так привыкли к представлению о том, что их я есть то их сознание своего тела, которое жило столько-то лет, что им и не приходит в голову проверить справедливость такого утверждения.
«Я жил 59 лет, и во все это время я сознавал себя собою в своем теле, и это-то сознание себя собою, мне кажется, и была моя жизнь. Но ведь это только кажется мне. Я жил ни 59 лет, ни 59 000 лет, ни 59 секунд. Ни мое тело, ни время его существования нисколько не определяют жизни моего я. Если я в каждую минуту жизни спрошу себя в своем сознании, что я такое, я отвечу: нечто думающее и чувствующее, т. е. относящееся к миру своим совершенно особенным образом. Только это я сознаю своим я, и больше ничего. О том, когда и где я родился, когда и где я начал так чувствовать и думать, как я теперь думаю и чувствую, я решительно ничего не сознаю. Мое сознание говорит мне только: я есть; я есть с тем моим отношением к миру, в котором я нахожусь теперь. О своем рождении, о своем детстве, о многих периодах юности, о средних годах, об очень недавнем времени я часто ничего не помню. Если же я и помню кое-что или мне напоминают кое-что из моего прошедшего, то я помню и вспоминаю это почти так же, как то, что мне рассказывают про других. Так на каком же основании я утверждаю, что во все время моего существования я был все один я? Тела ведь моего одного никакого не было и нет: тело мое все было и есть беспрестанно текущее вещество – через что-то невещественное и невидимое, признающее это протекающее через него тело своим. Тело мое все десятки раз переменилось: ничего не осталось старого; и мышцы, и внутренности, и кости, и мозг – все переменилось.
Тело мое одно только потому, что есть что-то невещественное, которое признает все это переменяющееся тело одним и своим. Невещественное это есть то, что мы называем сознанием: оно одно держит все тело вместе и признает его одним и своим. Без этого сознания себя отдельным от всего остального я бы ничего не знал ни о своей, ни о всякой другой жизни. И потому при первом рассуждении кажется, что основа всего – сознание – должно бы быть постоянное. Но и это несправедливо: и сознание не постоянно. В продолжение всей жизни и теперь повторяется явление сна, которое кажется нам очень простым потому, что мы все спим каждый день, но которое решительно непостижимо, если признавать то, чего нельзя не признавать, что во время сна иногда совершенно прекращается сознание.
