— Доктор Александер, — сказала она, — моей дочери приснился невероятный сон. Она видела во сне отца. Он сказал, что все будет хорошо, что ей не нужно бояться смерти.
Подобное я неоднократно слышал от пациентов — рассудок всячески старается примириться с пугающей мыслью о смерти.
— Замечательный сон! — воскликнул я.
— Но самое удивительное, доктор Александер, это во что он был одет!
Представьте, на нем была желтая рубашка и фетровая шляпа.
— Выходит, в раю без формальностей относятся к одежде, — добродушно заметил я.
— Не в этом дело, — сказала Сьюзен. — Понимаете, в самом начале нашего знакомства я подарила Джорджу желтую рубашку и фетровую шляпу, ион с удовольствием их носил. Но во время свадебного путешествия наш багаж пропал, а с ним и эти вещи. Джордж знал, как он мне нравится в этой желтой рубашке, но мы не стали покупать новые рубашку и шляпу.
— Значит, вы рассказывали Кристине об этой замечательной рубашке и шляпе, о том, как вы познакомились.
— Нет, — усмехнулась она. — В этом-то и чудо. История с этими вещами была нашей маленькой тайной, мы считали, что она может показаться смешной, поэтому никому, в том числе и Кристине, никогда о них не рассказывали, понимаете, никогда! Видите ли, Кристина очень боялась смерти, а теперь она знает, что ей нечего бояться, совершенно нечего!
Сон Кристины, как я обнаружил во время чтения книг об ОКС, был одним из множества вариантов снов, приносящих утешение тяжелобольным. Но когда происходил этот разговор, у меня еще не было личного опыта клинической смерти, няни минуты не сомневался в том, что сон этот — результат фантазии, вызванной тяжелыми переживаниями. За время врачебной карьеры мне доводилось иметь дело с большим числом пациентов, которые пережили необычный опыт, находясь в коме или на операционном столе. И когда кто-либо из них рассказывал о переживаниях, напоминающих сон Кристины, я всегда выказывал полное сочувствие и понимание. И был уверен, что эти переживания действительно имели место — в их воображении.
Из всех наших органов мозг — самый сложный и своеобразный. Стоит только проникнуть в мозг или немного уменьшить количество поступающего в него кислорода, как его обладатель почувствует некий сдвиг реальности. Точнее, изменится его личное ощущение реальности. После любой черепномозговой травмы и приема соответствующих медикаментов пациент — если он благополучно выкарабкается — наверняка поделится своими весьма необычными воспоминаниями об ОКС. Когда мозг поражен опаснейшей бактериальной инфекцией, а назначенные ему сильные медикаменты изменяют сознание, может произойти все что угодно. Все что угодно — кроме невероятно реального опыта, который я пережил в коме.
И вдруг меня осенила догадка: в то утро Сьюзен звонила мне вовсе не для того, чтобы я ее успокоил. Это она старалась успокоить меня. Но я не понял ее. Я думал, что оказываю ей дружескую услугу, притворяясь, что верю ее рассказу, но она и не нуждалась в ней!
Вспоминая теперь об этом разговоре и о многих ему подобных, я понял, какой длинный путь мне предстоит преодолеть, чтобы убедить коллег-врачей в том, что пережитое мной было в действительности.
Я утверждаю, что загадка человека неправдоподобно сужена научным редукционизмом с его претензиями на «перспективный материализм», который якобы объясняет существование духовного мира в категории шаблонов активности нейронов. Такого рода вера должна быть трактована как предрассудок. Мы должны признать, что мы духовные существа, принадлежащие духовному миру, и одновременно материальные существа, обладающие принадлежащими материальному миру телами.
Джон Кэрью Экклс (1903–1997)
Что касается отношения к ОКС, то существует три основных лагеря. В первый входят те, кто в него верит: либо сами пережившие ОКС, либо легко принимающие его на веру. Затем, разумеется, следует лагерь тех, кто упорно не верит в таковой опыт (как и я раньше). Однако они не относят себя к скептикам. Просто они знают, что сознание генерируется мозгом, и никогда не поверят безумной идее о существовании сознания вне тела (правда, по доброте душевной они готовы с ней согласиться, как это сделал я, полагая, что этим хотя бы немного утешу Сьюзен).
И есть средняя группа. В нее входят люди, которые знают об ОКС либо из книг, либо имеют друзей или родственников, переживших данный опыт. Моя история может помочь именно тем, кто входит в эту среднюю группу. Ведь весть о реальности ОКС способна изменить жизнь. Но когда человек, потенциально способный воспринять ОКС, обращается к врачу или ученому — то есть к людям, которые в нашем обществе являются признанными авторитетами по части реальности и нереальности каких-либо явлений, — те тоже часто говорят, мягко, но твердо, что ОКС — это фантазии: всего лишь результат борьбы мозга за жизнь.
Как врач, профессионал, лично переживший этот опыт, я мог рассказать совершенно иное. И чем больше я об этом размышлял, тем больше понимал, что сделать это — мой долг.
Я перебирал одну за другой гипотезы, которые мои коллеги — а раньше и я сам — могли бы предложить в качестве объяснения пережитого мной. (Более подробно с гипотезами нейрофизиологов можно ознакомиться в Приложении Б.)
Был ли мой опыт следствием программы стволового отдела мозга, предназначенной облегчить сильную боль и страдания, — возможно, пережитком тактики «ложной смерти», к которой прибегают низшие млекопитающие? Это предположение я отмел сразу. Совершенно невероятно, чтобы наиболее древние и примитивные части мозга могли породить мой опыт со столь ярко выраженным зрительным и слуховым восприятием окружающего и с высочайшей степенью усвоения преподанных мне знаний.
Было ли это искаженной «памятью» древних частей кортекса — лимбической системы, которая питает эмоциональное восприятие? Опять же нет — без функционирующего неокортекса лимбическая система не дает такого ясного и логического понимания.
Мог ли мой опыт быть своего рода психоделическими галлюцинациями, вызванными введением в организм транквилизаторов и прочих лекарственных препаратов? Тоже нет, поскольку эти лекарства воздействуют на неокортекс. А нефункционирующий неокортекс не в состоянии реагировать на медикаменты.
Но, может быть, мой опыт был порождением парадоксального сна? Так называется стадия сна с быстрым движением глазных яблок под сомкнутыми веками, во время которой человек видит сны, обусловленные взаимодействием нейротрансмиттеров, например серотонина, с рецепторами неокортекса. И снова нет! Это возможно только при здоровом, действующем неокортексе, а у меня он не функционировал.
Или это было воздействие диметилтриптамина? Шишковидная железа, реагируя на ощутимую угрозу для мозга, выделяет сильнодействующее психоактивное вещество диметилтриптамин (ДМТ). Его структура аналогична структуре серотонина и может породить крайне интенсивное психоделическое состояние. Лично я никогда не испытывал на себе воздействие ДМТ, но не вижу смысла спорить с теми, кто говорит, что этот алкалоид способен вызывать мощные галлюцинации; они искренне убеждены в своем понимании истинной природы нашего земного сознания и действительности.
Так или иначе, но факт остается фактом: та часть мозга, на которую воздействует ДМТ (неокортекс), в моем случае отсутствовала, то есть не функционировала. И гипотеза с ДМТ тоже не может наверняка объяснить мой опыт, как и другие, и по той же причине. Галлюциногены воздействуют на неокортекс, а мой отключившийся неокортекс был неподвластен какому-либо воздействию.
В качестве последней я рассматривал гипотезу феномена перезагрузки. Она объяснила бы произошедшее со мной как беспорядочное нагромождение разрозненных воспоминаний и мыслей, отложившихся в коре головного мозга еще до того, как она окончательно перестала действовать. Подобно запущенному снова компьютеру, который сохраняет часть данных после системного повреждения, мозг, как умел, собрал мой опыт из этих остатков. «Перезагрузка» могла произойти во время восстановления функций неокортекса после продолжительной «поломки», вызванной острым менингитом. Но и это представляется маловероятным, принимая во внимание сложность и интерактивность моих предельно ярких и отчетливых воспоминаний.
Поскольку я очень живо переживал нелинейную природу времени в духовном мире, теперь мне ясно, почему описания духовного измерения зачастую кажутся искаженными или просто бессмысленными с земной точки зрения. В отличие от земной действительности в высшем мире события не следуют друг за другом, а происходят в одном временном пространстве.
Одно мгновение ощущается как целая жизнь, и наоборот. Но, несмотря на это, время там не спутано. И мои впечатления о проведенном в коме времени весьма отчетливы. Самыми мощными связующими с земной жизнью звеньями были контакты со Сьюзен Рейнтьес, которые она устанавливала со мной в четвертую и пятую ночи моего пребывания в больнице, и те шесть лиц, возникших передо мной ближе к концу моего путешествия. Любое другое подобие временного совпадения событий земных и внеземных можно считать чисто предположительным!
