Повторим в грубом стиле: до трех лет мы осваиваем реальность формы; до семи – реальность сознания; с тринадцати до семнадцати – реальность личности; с семнадцати до двадцати одного – реальность воли; затем все соединяется в одно, являя миру взрослого ребенка (что в Игре я называю окончательным формированием роли); и с двадцати восьми до тридцати трех лет в нас формируется реальность внутреннего пространства (в Игре – уровень Актера); но и это, как мы уже догадываемся, еще не все…
Искусственная пролонгация развития
Можно сказать, что в среднем дистанция нашего официально-социального образования приходится примерно на период с восемнадцати до двадцати трех лет. И в двадцать шесть – двадцать девять (опять же, если мы не останавливаемся на достигнутом) мы сталкиваемся с кризисом сформированного ранее мировидения. Опыт внутренней реальности, пробуждающийся на рубеже двадцати шести – тридцати лет, взывает к росту и, как следствие, к углублению или даже переоценке как профессиональных, так и жизненных ценностей, к поиску новых, независимых форм мировосприятия. И именно здесь пытливых искателей подстерегает серьезная психологическая опасность, которой они неминуемо подвергаются «…в результате мистического общения с хтоническим духом и погружения в первооснову природы»[294]!
Дело в том, что «в процессе роста мистического опыта было отброшено или уничтожено все, что когда-то привязывало человека к человеческому миру, земле, времени и пространству, материи и естественным условиям жизни. Но если подсознание не уравновешивается опытом сознания (!!!), оно неизбежно будет проявлять свой враждебный или негативный аспект. Богатство созидательных мотивов, сотворивших гармонию сфер, восхитительные тайны первооснов, уступят место распаду и отчаянию. Художники нередко становились пассивной жертвой этого аспекта подсознания»[295], пугливо одергивая руки от ужасов того, с чем столкнулись, или напротив, истерически бросаясь в пучину незащищенного подсознания, рискуя вместе с тем оказаться в специальном заведении, которое обычные люди предпочитают держать под жестким, неусыпным контролем. Далее…
На период примерно с тридцати до тридцати пяти лет приходится этап, связанный с поиском и освоением знаний, способных объяснить, методологически обобщить и защитить опыт нового измерения. И, наконец, примерно к тридцати шести годам это новое измерение окончательно формируется, к этому времени творческая личность может назвать себя способной к выражению независимого видения мира. И, как известно, именно в этот период жизни основная когорта Нобелевских лауреатов привносит в мир обновленное видение.
Шри Ауробиндо говорит об этом так: «Духовная эволюция подчиняется логике последовательного развертывания; она может совершать новый решающий шаг, лишь когда в достаточной мере преодолена предыдущая ступень: даже если сознание при резком подъеме может пропускать или перескакивать определенные незначительные стадии, ему приходится возвращаться, чтобы убедиться, что пройденная территория надежно присоединена к новому состоянию. Таким образом, более высокая скорость (которая действительно возможна) не устраняет сами шаги или необходимость их последовательного проживания и преодоления»[296]. Лама Анагарика Говинда в своих блестящих выкладках поддерживает это утверждение: «Способность изменять свое осознание появляется на определенной стадии рефлектирующего и творческого сознания…»[297] Одним словом, в контексте Пути Игры, как и в контексте Алмазного Подхода Хамида Али[298], «…развитие эго и духовная трансформация образуют один объединенный процесс человеческой эволюции… Внутренняя эволюция идет от рождения, через развитие эго, к реализации Личной Сущности»[299].
Дальнейший рост одаренной настойчивым поиском личности уже невозможно подогнать под возрастные категории даже приблизительно, он зависит от качеств самой творческой личности. Но основное направление этого развития, с моей точки зрения, сводится к следующему: после периода освоения новой системы знаний наступает этап, потенциальный к узнаванию пустотной природы реальности! То есть – к узнаванию потенции зрителя! Несложно предположить, что взгляд с этого уровня характеризуется выходом за пределы какого бы то ни было профессионального знания вообще, то есть Самоосвобождением! Но прежде чем мы сможем превзойти ограниченные амбиции своего эго, нам нужно его развить и, более того, довести до крайней степени зрелости. Говоря словами Джека Энглера: «Нужно стать кем-то, прежде чем вы сможете стать никем»[300].
Еще раз: нужно стать кем-то, прежде чем вы сможете стать никем!
Подведем черту.
От ребенка семи лет трудно требовать ответственности двадцатипятилетней личности, точно так же как от человека, остановившегося в своем развитии на уровне реальности воли, трудно требовать понимания идей, касающихся уровня проникновения в пустотную природу происходящего. Таким образом, картография возрастного потенциала усвояемости идей о природе реальности играет важную роль в оценке критерия профессионального мастерства. И если мы еще не готовы воспринять качество некоторых идей, это не означает, что они – бесполезная игра Ума. Исходя из этого и апеллируя к тому, что клетки мозга человека играющего используются максимум на 3–5 %, а также к тому, что о творческом потенциале, упакованном в двух его полушариях, ему чаще всего ничего неизвестно, данная система взглядов фокусирует наше внимание прежде всего на сфере искусственного, пролонгированного развития!
И это означает, что Алхимия Игры обобщает опыт, возникающий в переломном промежутке между двадцатью шестью и тридцатью тремя годами и далее, помогая оформить, защитить и утвердить новое, зрелое и не зависимое видение индивидуальных профессиональных возможностей. В итоге в результате последовательного развертывания реальностей: роли, актера и зрителя, – их взаимопроникновения и настройки на совместную слаженную работу, возникает уникальная перспектива использовать для своей реализации все потенциальное богатство Театра Реальности.
Теперь более персонально.
Мой опыт ориентации в пространстве (как, возможно, и ваш) с самого раннего детства формировался на переживаниях плотности материального мира. Не имея привычки переживать пространство как целостную творческую потенцию, мои родители учили меня быть как бы «спроецированным вовне»[301], то есть все время хватать и присваивать себе свободное игровое проявление, делать его личностным, принадлежащим только мне, работающим только на меня. Так, примерно к пятнадцати – семнадцати годам, не имея особых склонностей к «умственному атлетизму» и нагло перенимая от общества эстафету дуального мировосприятия, я приступил к выработке хитрого набора средств, помогающего мне справляться с враждебной энергией «смотрящего мира». Я начал строить материальный Образ Себя, то есть создавать сгусток плотных представлений о том, что я такое, и противопоставлять его враждебному и все время меняющемуся миру.
Завершение строительства пришлось примерно на двадцать пятую годовщину, конечно же, не без помощи телевидения, кино и журналов, навязывающих мне образ социально значимого, успешного и сексапильного человека. Далее, на протяжении многих последующих лет, являясь законопослушным представителем «мейнстрима, я неустанно пытался контролировать и защищать это плотное формообразование Эго, или Роли, от внешних воздействий. Но в определенные моменты в этой иллюзорной борьбе за порождение своей собственной глупости я все более и более терял какие бы то ни было ориентиры, и это стало причиной глубочайшего кризиса, предвосхищение которого (в моем персональном случае) выпало на двадцать восемь лет, а пик – на тридцать два – тридцать три года.
Сегодня, с улыбкой оглядываясь назад, я ясно вижу, что именно лихорадочное цепляние за «твердую почву», за «плотный образ себя» лежало в основании всех моих депрессивных переживаний и метаний. «Другими словами, именно мой поиск основания, внутреннего или внешнего, мое цепляние за саму идею о предопределенном и независимом мире являлось глубоким источником фрустрации, разочарования и тревог»[302]! И все это означает, что большая часть программ, определявших мое психоэмоциональное развитие, до последнего момента состояла из устаревших шаблонов и стереотипов, скопированных в раннем детстве, в периоды отсутствия энергии и различающего сознания, что формировало из меня «человека без лица»[303], человека, который вынужден воплощать ролевые ожидания других, то есть превращаться в ту роль, которую ему диктуют другие…
