В технике коанов, так же как и в искусстве стрельбы из лука, все зависит от правильного отношения. Лишь в том случае, когда сознание сосредоточено, не привязано к конечному результату, личному «я» и целиком поглощено поиском решения задачи, оно может раскрыться.
Судзуки описывает этот психологический процесс как «накопление, насыщение и прорыв». Эту психологическую модель можно считать устаревшей, но, тем не менее, она помогает понять психическое состояние и выявляет опасность, присущую такому состоянию. Накопление и насыщение в состоянии крайнего напряжения психических сил сами по себе могут нанести значительный вред. Еще большая опасность кроется в преждевременном прорыве, который подобен скорее взрыву бомбы, чем треску кожуры лопнувшего зрелого фрукта. Как в прошлом, так и в настоящем существует немало примеров, когда практика коанов приводила к печальным последствиям. Не без основания дзэнские наставники предупреждают об опасности самообмана и «лисьего просветления» (этим термином мастера дзэн обозначают все виды ложного опыта просветления).
Неестественное подавление рационального начала подобно азартной игре. Оно может привести к необратимым патологическим изменениям психики. Незыблемое чувство собственного достоинства предопределяет границы использования коанов, равно как и методов современной психиатрии, между которыми существует большее сходство, чем может показаться на первый взгляд. В дзэн существует так называемая практика «сан-дзэн», когда в приватной беседе ученик сообщает наставнику о своих внутренних переживаниях. Бывает так, что он бормочет несвязные и нелепые слова, и наставник, ни с того ни с сего, дает ему пощечину или применяет иные методы воздействия, подобные тем, которые использует психиатр, пытающийся затронуть тайные струны в душе пациента.
Структура коанов позволила К.Г. Юнгу в его предисловии к «Вступлению в дзэн-буддизм» Судзуки отождествить дзэнское «великое освобождение» с раскрепощением бессознательного. Просветление, пробужденное невероятным психологическим напряжением в попытке найти решение загадки неразрешимого коана, переживается как заря новой реальности, где стираются границы между сознанием и подсознанием и сознательное и бессознательное открываются навстречу друг другу. Адепт дзэн постигает всеобщность человеческой природы в ее первозданном единстве, — в единстве, которое первично по отношению к любым градациям и различиям.
Анализ Юнга проливает свет на психологическую составляющую коанов и других способов естественного мистического опыта. Однако психологический подход всего лишь указывает на коан как на метод и не способен выявить исторические корни дзэн в буддизме Махаяны. Лишь отождествление коана с сатори позволяет оценить этот опыт в исторической перспективе.
Два основных направления в дзэн
Систематизация Пути к Просветлению за счет использования коанов в практике школы Линьцзи определила характер китайского дзэн в период правления династии Сун. В этот же исторический промежуток силу набирала школа Цаодун. В шестом поколении после Дун-шаня известный наставник Да-янь (943-1027), преемник по линии Юн-цзюй, вновь привел школу к процветанию. Среди его последователей необходимо особо отметить Тоу-цзу (1032–1083), Тан-сиа (умер в 1119 году) и Фу-цзуна (умер в 1118 году). Крупицы их мудрости сохранились в сборниках высказываний, станцах (га-тах) и других литературных произведениях. Лучшие представители этой школы уделяли особое внимание толкованию «Пяти Рангов», обозначенных основателем секты Дун-шанем. Их учение о просветлении выкристаллизовалось в «дзэн безмолвного озарения» (кит. - мо-чжао-чань; яп. - мокусёдзэн), одним из ярчайших представителей которого был Тянь-тун (1091–1157), получивший после смерти титул «наставника Хун-ци». С одной стороны, Тянь-тун оказал сильное влияние на формирование доктрины дзэн, но с другой — его учение породило жесткую оппозицию в рядах последователей других школ.
Да-хуай, возглавлявший в то время школу Линьцзи, объявил выбранное сектой Цаодун направление «ложным путем». Он относился с презрением к школе безмолвного озарения и всячески принижал ее значение, так как отрицал метод достижения просветления за счет сидячей медитации. В ответ на подобные нападки Тянь-тун написал духовный трактат из 288 иероглифов, где выразил истинное значение безмолвного озарения, которое, по его словам, было подлинным отражением традиции будд и патриархов. Он исходил из того, что сидячая поза ни при каких условиях не может трактоваться как молчаливое бездействие, а именно так ее интерпретировали его оппоненты. Напротив, в двух иероглифах — «безмолвие» и «озарение» — содержится сущность метафизики Махаяны, и только так их следует и понимать. «Безмолвие» — это первозданный покой просветленного разума, естественной активностью которого является «сияние». В другой своей работе Тянь-тун трактует эту активность как «познание без соприкосновения с [познаваемой] вещью и сияние без создания образа объекта». Просветление как отражение активности лучезарного разума основано на природе Будды и рассматривается как непреходящая принадлежность всех живых существ.
Тянь-тун не ограничился отстаиванием собственной позиции и от обороны перешел к нападению. Метод коанов он презрительно характеризует как «созерцание слова» (кань-хуа; яп. - канна-дзэн), ибо ученик вынужден уделять все свое время и внимание коану. Например, Да-хуай наставлял своих учеников следующим образом: «Посвящайте коану каждую секунду своей жизни ‹…›. Сидя и прогуливаясь, постоянно сосредоточивайтесь на нем ‹…›. Когда в вашем уме неожиданно вспыхнет свет, он озарит всю вселенную, и вы узрите духовную землю просветленных, которая предстанет пред вами в мельчайших деталях, и в каждой пылинке будет крутиться великое колесо Дхармы».
Взаимный обмен упреками продолжался в форме критических письменных посланий. Однако эта полемика не переросла в открытую вражду, так как, по свидетельству современников, между соратниками Тянь-туна и двумя лидерами поборников коанов — Юань-у и Да-хуаем — поддерживались дружеские отношения. Когда Тянь-тун отошел в мир иной в монастыре, который его трудами стал центром буддийского монашества и носил его имя, Да-хуай поспешил проводить в последний путь своего почившего в бозе коллегу.
В процессе дальнейшего развития две главные школы китайского дзэн — Линьцзи, приверженная практике коанов (кань-хуа), и Цаодун, последователи которой предпочитали безмятежное сидение (мо-чжао), — окончательно сформировались. Потенциальные расхождения между двумя направлениями восходят к более раннему времени, когда концептуальные вопросы и отношение к сутрам были основной темой конфронтации. Несогласие по поводу преемника шестого патриарха также возникло в начальной фазе развития. На исходе танского периода наставник Ян-шань проводил различие между «дзэн Совершенного», приверженцы которого придерживались интуитивного подхода к познанию реальности (пратьятма гочара) в соответствии с «Ланкаватара-сут-рой», и «патриаршего дзэн», который придерживался линии духовной передачи знания. В течение эпохи Сун это различие переросло в противостояние между двумя школами, причем наиболее радикально настроенные приверженцы традиции коанов настаивали на полном отрицании сутр и даже подвергали сомнению изначальную связь между Бодхидхармой и «Ланкаватара-сутрой».
Со временем оба направления китайского дзэн были восприняты в Японии, где сохранили присущие им особенности. Для школы Риндзай характерна приверженность смелой и динамичной практике коанов, ведущей к молниеносному просветлению, в то время как адепты школы Сото предпочитают безмолвную сидячую медитацию «дзадзэн» и умиротворение в повседневной жизни. В Японии мы не увидим былого непримиримого соперничества между идеологами двух разных направлений дзэн. Приверженность той или иной школе определяется скорее духовными склонностями монахов, которые выбирают тот или иной путь к просветлению, исходя из личных предпочтений и способностей. Например, в храмах школы Сото монахи, обладающие острым умом и энергичным характером, посвящают немало времени практике коанов, а некоторых, инертных по натуре представителей школы Риндзай, с трудом можно отличить от учеников традиции Сото.
Обвинения, которые выдвигают друг другу разные школы, позволяют судить об их достоинствах и недостатках. Адепты Риндзай упрекают своих оппонентов из секты Сото в пассивности. И наоборот, приверженцы традиции Сото указывают на опасность, которая таится в практике коанов. Исходя из общебуддийских ценностей, они упрекают секту, практикующую коаны, в отрицании сутр и претензиях на главенство во всей традиции буддизма. Обвинение тем более основательно, что эти претензии распространяются не только на правила религиозной жизни, но и на нормы морали. Практикующий коаны в момент внезапного просветления может ощугить состояние абсолютной свободы, которое внушит ему мысль о вседозволенности и попрании всех норм морали. При этом не исключается возможность того, что он ощутит лишь «частичное» просветление или станет жертвой собственных иллюзий. В таких случаях велика вероятность того, что вкусивший так называемого ложного просветления сойдет с истинного пути к спасению, перестанет осознавать преходящую природу всего земного и пустотность собственного эго. В монастырях школы Риндзай опасность наиболее дерзких техник ослабляется строгим отношением наставников к неофитам. Во времена упадка дзэн признаки деградации в большей степени проявлялись у последователей школы Сото. Несмотря на то что все без исключения дзэнские наставники предупреждают против ошибок и заблуждений, число истинно просветленных было и остается весьма скромным.
