Я двигался вперед, не позволяя себе и малейшей передышки, но труд этих лет, и ощущение слабого шепотка Духа, зовущего, ведущего меня вперед, я не променяю ни на что. Да, моя цель — приобщение к мистическому. Не знаю, куда унесет меня этот самолет, но теперь я спокоен — я был в том мире, о котором мечтал, жил той жизнью, о которой мечтал, так что теперь мне уже не о чем мечтать и моя борьба была не напрасной. Теперь я готов умереть с улыбкой на устах. Мне пришли на ум слова стихотворения, точнее, песни кубинского поэта и певца Сильвио Родригеса, называющейся «В конце пути»: «даже в объятиях смерти мы не перестанем улыбаться».
И я был рад, что наконец-то начался мой путь на Хумун Куллуаби. Не научная командировка, не экзотическое путешествие в мир индейского фольклора, а еще один шаг, неизбежный шаг, на моем пути к Духу. Конечно, я часто слышал о Хумун Куллуаби от индейцев, знал из первых рук описания стоянок на этом священном пути, но то, что я должен пережить на этой горе… то, что переживают там индейцы — для меня это оставалось полной тайной. Я вспомнил слова дона Хуана, переданные Кастанедой: «Тот, кто отправляется за Знанием, подобен воину, отправляющемуся на войну — он полностью осознает себя, испытывает трепет, но в то же время полностью уверен в своих силах». Даже мои драгоценные виррарика, и те испытывают страх и трепет. Однажды у меня состоялся с одним двадцатидвухлетним индейцем такой разговор:
— Эй, Фермин, ты уже ходил на Хумун Куллуаби?
— Нет, я только тут слоняюсь, надо мной уже смеются!
— А в чем дело?
— Просто мне страшно, вот и все!
— Да что такое там может с тобой случиться? К тому же, это ведь твой долг?
— Верно, долг, только все равно страшно. Я уже три года как должен был туда пойти, да вот никак не решусь. Мне нужно набраться мужества, а то как бывает только я решу, что нужно идти, — тут же и струшу.
— Но чего ты боишься?
— Да страшно ведь. Сам посуди — туда отправляются затем, чтобы понять, в чем смысл твоей дальнейшей жизни, кем тебе предстоит стать: знахарем, крестьянином, маракаме или кем-то еще. И пейоту нужно столько съесть, просто страх.
— Да ты ведь пробовал уже пейот! И потом, все, кто его пробовал, любят пейот, все любят Хикури, чего же бояться?
— Нет, тут совсем другое дело. Самое главное тут — честно исповедаться.
Перед тем, как отправиться на Хумун Куллуаби, каждый должен исповедаться перед всеми, рассказать о своих грехах, ничего не утаивая. Так нужно, чтобы очиститься. Ведь если ты что-то утаишь, то потом на Хумун Куллуаби, тебе придется туго, ты можешь навлечь на себя беду или заболеть. Можно даже умереть.
— А что же с пейотом?
— Ну, там совсем другое дело! Это не то что здесь, съел немного, так, чтобы веселее было ходить или работать, легче услышать советы Бога. Там тебе дают здоровенную порцию, и насильно заставляют ее съесть!
— А если откажешься?
— Тогда тебя будут бить! Они позовут таких парней, их называют шерифами, и они бьют тебя до тех пор, пока ты не съешь. И это надо сделать быстро, потому что остальные ждут своей очереди.
— А потом?
— Ну, потом… самое главное — это правильно исповедаться. Если сделаешь это хорошо, то увидишь и услышишь Тамаца, он расскажет тебе все, что ты хочешь узнать о будущем. Остается только сидеть и слушать. А если ты исповедаешься плохо, то потом это выяснится, потому что такой человек начинает кричать и пытается убежать, — ведь ему является не Тамац, а демоны или другие страшные существа.
— Ну и что тогда бывает? Остальные помогают такому человеку?
— Они помочь не могут, это ведь твоя вина в том, что ты не исповедался до конца. Они такого человека привязывают к дереву и заставляют его принять положенные муки. Раз уж начал, то отступать нельзя!
— Ого! Теперь я понимаю, что тебя страшит. Придется и мне хорошенько задуматься над этим!
— В общем, я тебе сказал, самое главное — правильно исповедаться, до конца.
Тогда есть шанс, что на будущий год я смогу присоединиться к хикарерос. Вместе с друзьями и группой виррарика, я направился к Сапотекас, что на границе штата Сан Луис Потоси. Вдруг машины остановились у обочины шоссе. Вся группа паломников была в сборе — 26 хикарерос и один маракаме. Нас, теварис, было шестеро, включая меня. Хикарерос стали совершать какие-то странные действия. Некоторые из них зажгли свечи, а остальные собрались вокруг, что-то оживленно обсуждая на своем языке.
Хикарерос накрывают лица матевамес («тех, кто еще не видел, но узрит») тех, кто идет на Хумун Куллуаби в первый раз. Вот и теперь уруквакаме Лусиано, вместе с двумя молодыми помощниками, надевает на матевамес повязки. Их надевают и на моих друзей теварис (я-то уже был на Хумун Куллуаби). Я поясняю им смысл этого ритуала (насколько понимаю его сам): повязка, закрывающая лоб и, отчасти, глаза (так, что можно было видеть землю под ногами, но нельзя смотреть по сторонам и вверх), символизирует духовную слепоту тех, кто поднимается на Хумун Куллуаби впервые. Такие люди должны сконцентрироваться и сосредоточить свое внимание, чтобы совершить путешествие в рай виррарика, который им посчастливится посетить еще при жизни. Они не должны снимать этих повязок до тех пор, пока не прибудут на гору и не завершат охоту на Оленя-Пейот.
Я замечаю, как на глазах изменилось внутреннее состояние паломников: они как-то подтянулись, в их глазах появилось понимание серьезности момента. Да, совсем не то, что было еще несколько часов назад. Это признаки внутренней духовной трансформации, и дело не только в том, что они направляются в место, где могут вступить в прямой контакт с Силами, управляющими миром, дело в том, что само это путешествие свято. Теперь это не просто мужчины и женщины. После того, как был совершен первый ритуал, знаменующий начало путешествия, они словно начали превращаться в духов. Отныне, особенно с этого момента, возврата в прошлую жизнь нет. Каждый шаг, каждый поступок приближают их к проникновению в святая святых своего «я», туда, где человеческая природа сливается с природой управляющих миром Сил. Матевамес опускают головы в знак уважения и с почтением внимают словам уруквакаме. Мы — Лигия, Маноло, Рене, Луис Мануэль, Армандо и я раскрыли сердца словам Лусиано, хотя смысл этих слов нам неясен. Да это и не важно — разве дело в смысле каких-то слов? Универсальный язык чувств сблизил нас за время путешествия с этими мужчинами и женщинами, ставшими нам за эти дни теокарис — братьями и сестрами, нашими товарищами в этом паломничестве к Величайшей Тайне нашей жизни.
После покрытия голов матевамес, произносится общее благословение, и мы садимся в машины. Следующая остановка в месте, которое укажут Антонио и Лусиано. Там мы заночуем, именно там нам предстоит участвовать в самом важном моменте паломничества: исповеди.
Антонио едет в кабине грузовика, вместе с Лусиано. Они пристально вглядываются в ночь, стремясь не пропустить знак, по которому им надо будет остановиться. Примерно через сорок минут путешествия через ночь, они вдруг дают сигнал: стоп! Несмотря на темноту, я различаю вокруг свойственную полупустыне растительность, а когда утихает гул моторов, звуки ночи помогают сориентироваться в пространстве. Несмотря на то, что мы едва съехали с обочины шоссе, звука проезжающих машин почти не слышно. Да, виррарика умеют устроиться в нашем мире так, чтобы он почти ничем не нарушал их привычного существования. В конце концов, они-то давно обитали здесь — еще до появления этого шоссе и теварис. На небе не видно луны, только несколько звездочек поблескивают сквозь тучи.
Мы молча двигаемся в сторону от асфальтовой полосы шоссе. О чудо! Из своих небольших мешков виррарика извлекают маленькие поленца, примерно одинаковые по размеру и толщине. Через несколько минут они укладывают поленца для костра, причем так, что их концы смотрят на восток — туда, где живет Тау (Солнце). Но прежде, чем зажечь Татевари, Лусиано обращается к нему с просьбой принять пищу, заготовленную для него виррарика. Еще он просит защитить нас во время паломничества. Глядя на него, мы понимаем, что его любовь к Татевари, которую он питал всю жизнь, это действительно неподдельное, искреннее чувство, это живая сила. Лусиано подносит спичку, и тут же, словно он открыл дверь в иной мир, вспыхивает яркое пламя. Каждый из нос бросает в костер полено или ветку — это наши приношения Предку Огню. Но прежде, чем положить приношение в костер, индейцы снова произносят названия своих священных мест, указывая одновременно в их сторону поленьями или ветками, словно это стрелки компасов — тем самым они черпают силу этих мест. «Рапавийяме! (озеро Чапала) Аурраманака! (храм земли в Дуранго) Арамара! (побережье Сан Блас) Хумун Куллуаби!» Каждое название сопровождается приветственными выкриками всех присутствующих. После призывания духов святых мест, паломники подходят к костру и бросают туда топливо. Затем виррарика достают из сумок немного кукурузной муки, ее тоже кладут в огонь (не забыв обратиться и к ней с просьбой и молитвой).
