Подобное можно встретить и у Лао-Цзы, который всегда говорил только то, что хотел: «Как будто все имеют ясный ум; и всем всегда все ясно и легко. И бестолковый я один — не вижу никаких различий. Мне непонятно одному, лишь я один все вижу смутно: все тает и плывет, вливается друг в друга. И что-либо сказать я не могу, и не могу ответить, что есть что». Он не боится называть себя бестолковым, не видя в этом никакой проблемы.
Мрак глубок, а свет всегда поверхностен. Свет конечен и потому поверхностен; мрак же бесконечен, не поверхностен.
Библия говорит, что вначале была тьма, а не свет. И действительно, как вначале мог быть свет? Кто его зажег? Кто его создал? Свет должен быть создан, сотворен; а тьма есть нечто несотворенное. Тьма подобна богу, потому что бог также несотворен. Вначале была тьма… Это слова огромной важности.
Дионисий говорит:
Мы страстно желаем пребывать в этой прозрачной тьме…
Наше единственное желание — пребывать в этой тьме, в этой беспредельности, где не существует никаких различий, в этом совершенно чистом, бездонном мраке. Мы хотим в нем затеряться.
…и посредством невидения и незнания узреть и познать того…
Единственный способ узреть бога — это отказаться от зрения, единственный способ познать бога — это отбросить всякое знание, потому что ваше знание будет этому мешать. Ваше зрение всегда будет вашим зрением, оно будет проекцией вашего эго. Вам придется забыть все свое знание и видение. Обычно мы думаем, что видим все, что оказывается перед нашим взором. Но это не так, совсем не так.
В своих мемуарах Чарльз Дарвин вспоминает, что, приплыв однажды на маленький остров, он был крайне удивлен тем, что никто из островитян не замечает его большого корабля. Для них это было странным зрелищем Такие большие корабли никогда не бросали якорь у этого острова, и местные обитатели не имели о них ни малейшего представления и никогда о них не слыхали.
Им были знакомы лишь маленькие лодки, крохотные рыбачьи лодки на два человека. Они знали только, что такое простая лодка, а корабль казался им такой громадиной, что просто ускользал от их взора, и они были не в состоянии его увидеть.
Это покажется вам невероятным. Даже Чарльз Дарвин не мог в это поверить. Когда он спрашивал людей, они отвечали: «О чем это вы говорите? Мы ничего не видим». Их зрение стало фиксированным: они привыкли видеть определенные веьци и видели только их.
И есть много способов самим в этом убедиться. Например, отправиться в какое-нибудь первобытное туземное племя… В мире сохранилось еще много таких племен, есть они и в Индии.
Я многократно бывал в Бастаре, где живет одно из самых древних туземных племен, которое к этому времени уже практически полностью разрушено христианскими миссионерами. Разумеется, они руководствуются благими намерениями: разрушая, они думают, что помогают. Они строят больницы, принося вместе с тем болезни, которых прежде племя не знало. Конечно, когда приходят миссионеры, они несут с собой и многое другое: современные болезни, например… Они вводят современную систему образования — конечно, с добрыми намерениями. Они хотят сделать туземцев образованными — но образование делает их хитрыми и бесчестными.
В Бастаре велись записи… Отчеты британского правительства свидетельствуют о том, что Бастар — это единственное место, где не было зарегистрировано ни одной кражи, ни одного развода. Иногда там происходят убийства, но убийцы сами приходят в полицейский участок, чтобы сообщить: «Я убил такого-то человека». Они сами идут в полицейский участок, преодолевая сотни миль, иначе полиция никогда не узнала бы об этом.
Они пересекают густые джунгли и горы, проходят сотни миль, чтобы попасть туда, где есть полиция, в противном случае полиция вообще никогда бы не узнала ни о каком убийстве. Убийцы сами приходят с повинной!
Такое простодушие, такая честность — нет ни воровства, ни обмана, ни хитрости, ни эксплуатации. В Бастаре никогда не существовало ничего подобного ростовщичеству — там вообще отсутствуют деньги: люди просто обмениваются вещами. Женщины Бастара ходят почти что обнаженными, как, впрочем, и мужчины. И ни один мужчина не интересуется их грудью, ни один. Но когда пришли миссионеры, их интерес, прежде всего, сосредоточился на груди. А ведь у местных женщин очень красивая грудь, а кроме того, они такие живые, такие дикие и примитивные, совсем как животные. И конечно же, им свойственно проворство животных и тот же аромат дикости… Но миссионеры сразу же заинтересовались их грудью.
Если вы смотрите на женщину, то вас в первую очередь интересует ее грудь. Почему? Ваш ум каким-то образом с самого детства к ней привязан. Во многих цивилизованных странах матери стараются как можно скорее отлучить ребенка от груди. Им не нравится кормить ребенка грудью, поскольку, чем дольше ребенок питается грудью, тем больше она теряет форму: обвисает и теряет привлекательность. Поэтому ни одна мать не хочет кормить ребенка грудью. И даже если мать и кормит ребенка грудью, она делает это неохотно, без любви. И это внутреннее сопротивление порождает в ребенке глубокое желание цепляться за ее грудь.
Все человечество страдает от этого «цепляния»; вся поэзия, вся великая поэзия проникнута этим духом: Байрон, Шелли, Ките, Калидаса. И не думайте, что это происходит только на Западе, не обманывайтесь, полагая, что индийская культура очень духовна — великие индийские поэты Калидаса и Бхавабхути упоминали грудь чаще, чем любой другой западный поэт.
Вы можете посетить индийские храмы и увидеть все своими глазами: изображенные там груди кажутся слишком большими. Посетите Каджурахо, Конарак, Пури: кажется, что такая огромная грудь — это вымысел художника, ведь такой большой груди просто не бывает. Но это не я придумал, эти храмы не я построил. Им тысячи лет, и в них есть нечто исконно индийское: они отражают индийскую культуру, индийскую религию. Вы будете удивлены, но местные скульптуры изображают все виды сексуальных извращений. Где источник этой извращенности? Она возникла в результате подавления. Вы видите свои подавленные желания, вы видите то, в чем вам было отказано. Вы видите не то, что существует на самом деле.
Современные ученые говорят, что глаза воспринимают лишь два процента информации, девяносто восемь процентов информации не пропускается вовнутрь. Это относится и к другим органам чувств.
Если мы хотим познать истину, нам придется обучиться какому-то иному методу. И таким методом является медитация, вся суть которой состоит в невидении, в незнании. Этот метод — медитация, агнозия, потому что лишь так можно его узреть и познать. Если вы хотите его познать, если вы хотите познать истину, вам придется забыть все ваши прежние методы познания, свойственные христианам, индуистам, мусульманам, джайнам, буддистам. Абсолютно все! Абсолютно все ваши методы видения и знания — вам придется отказаться от всех них. Вам придется стать абсолютно пустыми, привести себя в состояние незнания, агнозии. Только тогда вы сможете узреть и узнать того…
…кто превосходит и видение, и знание…
Истина за пределами вашего видения и вашего знания, потому что ваше личное знание ограничено рамками эго. Но если само эго является ложным, каким образом оно тогда может поведать вам истину?
Ложь, по словам Мерфи, очень плохой заменитель истины, но только он один смог об этом догадаться.
Все теологические трактаты полны вранья. Истину невозможно изречь, ее нельзя выразить словами, и все же люди продолжают о ней говорить. О боге написаны миллионы книг. Но теологи лишь ходят концентрическими кругами, никто никогда не затрагивает центр реальности. Мышление не способно привести к этому центру, его можно коснуться только посредством медитации.
…кто превосходит и видение, и знание с помощью самого этого невидения и незнания.
Итак, запомните. Многие приходят ко мне и говорят: «Я хочу узреть бога». Забудьте об этом: если вы хотите узреть бога, вы никогда его не увидите. Для этого вам придется исчезнуть.
Кабир говорит: «Стремился к богу я давно, искал его, не мог найти. И вот, когда я перестал желать, стремиться, бросил все искать, он всюду следует за мной. Теперь мы с богом неразлучны. И мне так кажется порой, всегда он следовал за мной, как тень, он был ко мне привязан. Но я, видать, так сильно занят был, что недосуг мне был его заметить».
Я называю это состояние полным расслаблением вашего существа: когда нет ни поиска, ни исследования, ни вопросов, ни ответов, когда вы расслаблены настолько глубоко, что начинаете проваливаться в глубь самого себя. Вскоре вы ударитесь о каменное дно, и это послужит началом великих открытий. Вы больше не интересуетесь богом, бог начинает интересоваться вами.
Именно в этом и заключается смысл слов Кабира: «Когда я перестал его искать, меня он сразу начал догонять. Теперь и он меня догнать не может. Теперь он вечно кличет мне: „Кабир, Кабир, куда же ты? Постой!” Но он меня совсем уж не тревожит, ведь знаю точно я, начнешь о нем взывать, он тотчас же исчезнет, смысла нет. Иль я, иль он — мы вместе жить не можем».
