— Потому что они боятся потерять свою индивидуальность в результате просветления. Для того чтобы развить восприятие, человеку необходимо избавиться от страха потерять индивидуальность. Человек, подавляющий какую-либо часть содержимого своего бессознательного, закапывает истинный источник своей мудрости и настоящей истины о самом себе.
— Если бы мы освободились от сил нашего подсознания, то наступил бы хаос.
— Ты ошибаешься. Осознание нашей порочной природы как неотделимой части нашего существа еще не означает, что мы станем воплощением зла. Мы, наоборот, становимся цельными существами со свободой выбора. Видишь ли, традиционное христианство выделяет только светлую сторону. Христос — свет без тени. Тем не менее, древние греки знали, что нужно принимать единство человеческого существа. Ты знаешь, что образ древнегреческого бога Пана был позаимствован отцами христианства для изображения Сатаны? Понимаешь, что это значит? Понимаешь, что под единством понимается не только свет, но и тьма, вместе взятые? Не замечал ли ты явного противоречия в православном христианстве? Сатана, или Люцифер — великий принц тьмы. Однако его имя означает «Несущий Свет», тот, кто приносит свет. Это более современный Прометей, несущий огонь человеку. Когда ты подавляешь одну из частей себя, то ты ее попросту вырезаешь. И ты идешь на автомате только в одном направлении.
Он был прав. Тогда я смог припомнить ситуации, в которых чувствовал некое обязательство выполнять то, чего не хотел. Большую часть времени я чувствовал себя как какой-то робот, поскольку само сопротивление так или иначе не представляло никакой значимости.
— Хочешь познать истину о самом себе? — по сути, это был не вопрос, а, скорее, продолжение затянувшегося монолога. — Если ты желаешь этого, то нужно быть полностью открытым. Просветление — зеркало с твоим отражением, его можно достичь только с широко открытыми глазами. Для того чтобы достичь свободы, алхимик пристально наблюдает за играми своего воображения, за мечтами и снами, поскольку космическая энергия проявляет себя через его сознание. Обычный человек избегает осознания своего окружения, а также реализации внутреннего содержимого. Его стесняют его же ограниченные убеждения. Все происходящее в рамках убеждений он называет реальностью, а все, что выходит за эти рамки, он переживает как что-то нереальное. Тем не менее, все сущее, будь то эта чашка, или сон, или мысль, — все это более или менее реально.
Его пауза продлилась дольше, чем обычно. Он прищурил глаза, будто пытался посмотреть сквозь полку через всю комнату.
— Я не хочу как-то обидеть тебя, но, возможно, ты все-таки не читал дневник Чарльза Дарвина?
— Нет, я только слышал о нем.
— В нем содержится очень интересный материал, и начинающий алхимик никогда не заглядывает туда.
Я пребывал в состоянии полного спокойствия. От таких моментов наедине с ним я получал истинное удовольствие. Он рассказывал о каких-то повседневных вещах, об анекдотичных ситуациях с известными алхимиками, которые лишь отдаленно напоминали некоторую клевету, одним словом, он говорил о своих переживаниях. Его слова затягивали как водоворот, я едва мог сдерживать себя. И я больше не беспокоился по поводу того, что его вопросы ко мне разоблачат мои скудные знания и слабые места. Комната была наполнена ароматом мускуса и ладана, вкус теплого чая во рту оказывал успокаивающее действие.
— Судно, на котором передвигался Дарвин, носило название «Бигль», и на тот момент его размеры считались весьма внушительными. У него, насколько я помню, было пять мачт. Во время своего путешествия Дарвин тщательно отбирал образцы растений и подробно описывал свои наблюдения. Однажды они пристали к Тиерра дэль Фуего, самой южной части Южной Америки, где собирались пополнить запасы воды и еды. Судно поставили на якорь у ближайшего берега, где и приметили индийскую деревушку. Взяв с собой переводчика и нескольких моряков, Дарвин сел в маленькую лодку и через какое-то время был уже около берега. Пока его команда разменивала стеклянные бусы, зеркала, ножи и топоры на еду и воду, Дарвин расспрашивал жителей селения об индейских традициях. И теперь смотри, что было дальше. Индейцы восхищались их мужеством, поскольку у них хватило смелости отправиться в океан на такой малюсенькой лодке. Они показывали пальцем на лодку, на которой моряки добрались до берега. Поначалу Дарвин полагал, что переводчик допустил какую-то ошибку, однако они повторяли один и тот же ответ на его вопросы. — Джин Деска улыбался так, будто знал, что же на самом деле происходило за кулисами. — Дарвину потребовалось некоторое время, чтобы докопаться до причины неразберихи. Дело в том, что индийцы не верили, что можно построить судно бо$льших размеров, чем то, на котором они прибыли. Эти ограничивающие их убеждения оказывали на их восприятие огромное влияние... — Он посмотрел на меня широко открытыми глазами. — Почти никто из поселенцев индейского племени не смог разглядеть огромного «Бигля», стоящего на якоре за пару сотен ярдов от берега. Их убеждения просто-напросто не позволяли им увидеть реального корабля, они видели только пустое пространство.
Джин был искусным рассказчиком. Он дожидался моей реакции перед тем, как продолжить:
— Лишь один из всей деревни смог увидеть судно. Как думаешь, кто это был?
Я уже собрался было сказать, что это, скорее всего, был непорочный ребенок — как в случае с историей про новую одежду императора, но он уберег меня от такой банальности:
— Единственным в деревне, кто смог увидеть судно, оказался шаман... С самого детства его обучали видению невидимого мира.
Едва ли можно было добавить еще какие-то логические доводы к истории с таким удивительным поворотом событий. Параллельные миры — вокруг нас, и только навязанные нами же самими ограничения не позволяют их видеть.
— Мн-н-н, — он словно соглашался с моим мнением. — Алхимия открывает человеку миры, недостижимые простому человеку, которые он же и отказывается видеть. «Невидение» — одна и форм защиты. Алхимик принимает многие вещи как реальность, как существование различных уровней реальности.
— Я понимаю. Продолжай, пожалуйста.
— Все формы энергии обладают определенным сознанием, они что-то осознают. Если взять базовый уровень, то можно сказать, что этот огонь, — он попутно указал пальцем на камин, — обладает сознанием, поскольку способен вызывать изменения и реагировать на определенные вещи. Огонь поглощает кислород, и он это осознает. Если перевести на уровень индивидуальности, то это окажется чрезвычайно ограниченная и простая индивидуальность, даже если сравнивать ее с индивидуальностью животного, не говоря уже о человеческом существе. Все объекты, мысли, творческие идеи, чувства и мечты, все они обладают индивидуальностью. Алхимик старается общаться со всеми этими индивидуальностями в огромном окружающем его мире. Он отлично знает, что можно общаться с огнем в камине, с чашкой чая или с мыслью. Общение развивается не только посредством человеческой речи, поскольку в мире существует бесчисленное множество языков. Музыка и появление утренней росы на траве — тоже своего рода язык... Весь окружающий нас мир, видимый и невидимый, все время обращается к нам на различных формах языка. Идущий по Пути старается услышать то множество различных посланий, что обращены к нему, и пытается ответить на них.
— В своих книгах Штайнер пишет о чем-то похожем. Я не помню, указывал ли он прямо на алхимию, но его путь к холистическому сельскому хозяйству напоминает алхимию.
Джин продолжил говорить дальше, словно не слышал, что я ему сказал.
— Если признать, что через язык осуществляется связь, то можно заключить, что все формы энергии образуют один космический язык с бесконечным количеством диалектов. Люди не прислушиваются к космическому языку, они не хотят потерять твердую землю, на которой стоят, и мы должны принять этот факт. Алхимик не боится заблудиться, ему нечего терять, кроме невежества, он осознает, что, куда бы ни привело его воображение, он все равно отыщет золото.
– 1 –
Возвращаясь в Белград, я наивно надеялся на то, что все, что я оставил позади, изменилось. Пару дней я искал эти изменения, но вскоре мне пришлось признать их отсутствие. Незначительно изменились только некоторые вещи и люди. Пальцы Младена еще больше пожелтели от табака, его голос стал более хриплым, чем прежде, хотя, возможно, это мне просто показалось. Мать с большим трудом передвигалась до кухни, мой брат стал менеджером по финансам в какой-то компании, продающей электрические товары, а сам отец был удивлен моему появлению в целости и сохранности. Позже брат тайком рассказал мне, что отца больше заботили не пышущие оптимизмом открытки о новой жизни, что я посылал ему из Стокгольма, а сам я, что меня могли отправить в какой-нибудь лагерь для политических эмигрантов.
