Ближе дела были — с фашизмом в Германии. Тоже акцент только на зверствах фашистов. А то, что немцев до 1933 года в Европе после их поражения в мировой войне унижали, и международными договорами отвели им на веки вечные удел третьеразрядной страны в то время, когда даже понятия такого еще не было в истории — «страны третьего мира», — этого никто не видит. А потом удивляются — как это раса философов и поэтов, добропорядочности и трудолюбия, превратилась в зверей с человечьим обличьем? А это они огрызнулись так, в угол загнанные, как зверь огрызается. Это же германцы — воины, каких мало, — долго думали над ними измываться? Сейчас немцы сами в ужасе от того, что вытворили в угаре помешательства, но и они не говорят: не только мы виноваты. И у них акцент на другом — на собственном содрогании от собственной же вины. Виноваты действительно безмерно. Но ведь сдачи давали. И никто не сказал после этого: не унижай никакого великого народа, он потом и тебя кровью зальет, и себя не пожалеет. А потом за это будет винить себя.
Здесь о многом можно говорить, если посмотреть, как акцентируется нами совсем не то, что происходит. И о том, что главный наш акцент состоит в том, что прежние цивилизации были отсталыми, а наша передовая, хотя никто не приведет этому ни одного серьезного довода; и об Октябрьском перевороте в России, который называется социалистической революцией, где акцент делается на марксизме и его правоспособности и жизнеспособности, а дело было вовсе не в этом, а в том, что русские в 1917 году потеряли свою страну и до сих пор не могут ее вернуть, и пока акцент сюда не сместится, Октябрь продолжается; и о том, как с 1946 года унижаем арабов, а теперь говорим о них — «террористы», забыв, что государство Израиль началось с акта террора, когда евреи захватили пассажирский корабль и под угрозой уничтожения заложников потребовали от ООН положительного решения о размещении этого государства в Палестине; и о том, что всегда были модные народы (греки, испанцы, итальянцы, французы), и сегодняшняя Америка — не более чем смена моды, а не новая культура; и о многом, о многом и многом, но у нас не политологическая беседа, и нам важнее понять главное: наши акценты избирательны, мы производим их по силе собственных симпатий, и поэтому мы видим только то, что нам интересно, и это не означает, что мы видим то, что есть на самом деле.
***
После такого утешительного вывода вернемся к скоростям. Если все так неудачно с предыдущими нашими настройками внутреннего времени, то что-то же должно все равно этому времени соответствовать? Даже если не говорить об акцентах, которые все равно ставятся задне-избирательным числом, то хотя бы то, что происходит прямо перед нашими глазами, на этапе простого освоения поступающей информации, уж никак не может не соответствовать ритму нашего восприятия. Разве не так? Не так. Потому что ритм нашего восприятия — это всегда режим запаздывания. Здесь важна будет именно арифметическая скорость (поначалу), поскольку любая информация поступает к нам через зрение или слух, то есть через распространение звуковых и электромагнитных волн. А это распространение не происходит мгновенно, так как зависит от расстояний, но еще больше от того, являемся ли мы прямыми участниками событий. Однако мы в лучшем случае смотрим телевизор, где нам передают авторизированную версию части недавно происшедшего, или в худшем случае знакомимся с явлением или событием в печатной продукции, на типографские издержки которой также необходимо время. А еще требуется время для усвоения информации и выработки к нему своего отношения. Пока все это произошло — событие изменилось и стало совсем другим или вовсе исчезло.
И даже при прямом соприкосновении с событием мы всегда запаздываем по формуле: «время распространения информации в физической среде + время обработки информации органами чувств + время переработки информации сознанием + время выработки эмоционального отношения к полученной информации». Пока мы знакомимся с только что происшедшим, в это же время где-то вне нашего внимания происходит действительно только что происходящее. Кучер Чичикова Селифан увлекался чтением, но отдавался ему весьма своеобразно — пока он осиливал последние буквы какого-либо слова, он забывал первые. Так и мы регистрируем действительность: пока сообразим, что было и что есть, все вокруг уже давно по-другому.
В общем, получается — не распознаем основную зону происходящего, а остальное распознаем с запаздыванием, фрагментарно и с произвольно-барскими акцентами своего интереса. Но все-таки хоть фрагментарно, хоть с акцентами, хоть с запозданием — но это все равно ведь с нами. Значит, мы должны и можем бороться — от каждого по фрагменту, от каждого по акценту, вместе собрались, сложили… и вот мы — объективно-точные наблюдатели. Но лучше этого не делать. Потому что в каждом из фрагментов мы уже ошибаемся и, сложив их, сложим одну большую ошибку, ничем не лучшую множества маленьких, а запаздывание в этом процессе штука не только количественная, но и качественная. То есть отсутствует не только синхронность восприятия, но ускользает и сам смысл воспринимаемого. И дело опять все в тех же скоростях. Потому что во Вселенной есть еще один Наблюдатель (если мы про Него не забыли), и это не просто Наблюдатель, а Наблюдатель совершаемого Им Самим процесса. И это Его скорости, несопоставимые с нашими. Для Него, как мы помним, даже само упоминание о пространствах и дистанциях смешно — эти категории даже ради уступчивого эксперимента нельзя к Нему прикладывать. А ведь Он в пределах этих расстояний оперирует и руководит. Все скорости, которые для Него есть, — это не просто регистрируемые, но прикладно-используемые, совсем как в том случае, когда мы используем штопор — безо всяких напряжений и с уверенно-добрым ожиданием. Поэтому, когда мы вникаем в этот единый процесс лишь на участке доступных нам скоростей, то видим лишь часть из общей задумки, которая где-то рядом осуществляется на совершенно не воспринимаемых нами скоростях.
Чтобы до конца осознать это, надо представить себе разницу между восприятием временных интервалов Творцом и между нашим восприятием этих интервалов. Неизмеримо большая масштабность Его личности по сравнению с нашими личностями, естественно, определяет и то, что время в Его представлении имеет совершенно другую скоротечность. Само понятие скорости изменений для Него и для нас несопоставимо в нашем осознании. Что такое для Него те расстояния, которые для нас непредставимы по своей громадности? Для Него их просто нет. Расстояния определяются временем движения, то есть временем самих изменений, следовательно, то время, которое для нас — эпоха, для Него вообще не имеет никакого значения, даже в качестве понятия, поскольку наши расстояния также ничего для Него не значат. Поэтому, находясь в данное время в общем процессе единого изменения, мы с трудом можем себе представлять саму единость этого действия, поскольку оно запущено совершенно в другом скоростном режиме, режиме не нашего восприятия. Скоростные режимы и психологическая их оценка человеком — несопоставимо разные. Мы не способны уловить истинную суть происходящего, ибо то, что для Него единый акт, для нас — череда самозначных исторических этапов, затягивающих нас постоянно в болото актуальности именно данной ситуации, в которой мы живем, со всеми ее реальными болями и проблемами.
На примере это можно пояснить таким явлением, как рост дерева. Мы высаживаем саженец, наблюдаем его рост годами, забываем, каким он был год, два или три назад, видим его каждый раз новым, и для нас дерево всегда сегодняшнее. Затем оно начинает давать плоды, и это уже совсем другое дерево, а все те деревья, которые в лице этого вечно изменяющегося дерева мы наблюдали каждый день годами, вроде уже и ни при чем, есть только это, нынешнее дерево. Потом это уже будет осеннее дерево, потом весеннее, потом мы ему обрезаем ветви, потом еще что-нибудь, и каждый раз — это совсем другое дерево для нас. Но ведь это одно и то же дерево! Нам трудно в сознании держать все эти ежечасно меняющиеся деревья, мы привязываемся своим восприятием к конкретно видимому нами дереву, и не можем объять умом в единую картину все его изменения, которые произошли от посадки и до самого конца его жизни. Слишком растянуто для нас во времени, чтобы воспринимать процесс в едином вневременном действии.
А теперь представим себе, что из семени данного дерева, прямо перед нами, со скоростью фонтана мощностью в десятки атмосфер, дерево вырвалось из-под земли и, в течение секунды, завершив все свои превращения, застыло в своей последней форме. Не правда ли, одно и то же явление представляется совсем по-другому? А это только слабый намек на действительную разницу нашего восприятия времени и Его восприятия, потому что не только видимая, но и содержательная суть процесса ускользает от нас при временной регистрации события. Немного более приближает нас к этому другой пример: представим себе труп, разлагающийся у нашего порога до полного своего истления. А теперь представим, что мы его сожгли. Разное по содержанию действие? На первый взгляд — разное. Но произошли абсолютно одни и те же химические реакции! Даже количество тепла выделилось совершенно одно и то же! Разной была только скорость протекания этих реакций! А ведь в одном случае это было омерзительное гниение, а в другом — благородное сожжение!
