Это была катастрофа для нашей семьи. Мало того, что мы насмотрелись на прикованных к постели больных, когда искали кабинет нейрохирурга, так ещё мама наслушалась всяких ужасов от своей, как потом оказалось, будущей соседки по палате в неврологии, которой требовалась повторная операция. Мать была так напугана предстоящей операцией, что мы после консультации в полном смысле слова сбежали с ней из нейрохирургического отделения, если так можно назвать наше усиленное ковыляние. Вот так, неожиданно для всех нас, будущее предстало в самых чёрных тонах. Мы решили попробовать медикаментозное лечение, проколоться, как говорится, бороться до последнего.
С того дня как маму положили в больницу в неврологическое отделение, моя жизнь круто изменилась. Утром я шла в школу, а потом ехала в областную неврологию. Я всё время находилась возле мамы, чтобы поддержать её моральный дух. Это, как мне казалось, было очень важно для неё. Правда, врачи возмущались «присутствием посторонних», но отец быстро уладил этот вопрос. Больница стала для меня основным местом моего времяпрепровождения.
Мама была более чем огорчена, что на нашу семью одно за другим сваливались такие несчастья. Да к тому же ещё пришло сообщение из Москвы о том, что все сроки уже обговорены и меня ждут на операцию после новогодних праздников. Мама очень переживала, что плюс ко всему я забросила свои любимые кружки и занятия, и даже пыталась настоять, чтоб я вернулась к своей обычной жизни. Но об этом моя особа даже слушать не хотела. Мне казалось, что никто не будет здесь ухаживать за ней так, как я, и что без меня она просто зачахнет от своих плохих мыслей и от гнетущей атмосферы палаты, где все соседки только и рассказывали о своих болячках.
В первые дни я так же, как и вся наша семья, находилась в лёгком шоке. «Надо же было такому случиться, – думала я. – Вот так, нежданно-негаданно, и именно с мамой. Какая всё-таки жизнь непредсказуемая! Нам только кажется, что почти всё в ней предусмотрели, распланировали, предугадали и что всё оно так и будет. А на самом деле, что ни день, то испытание на прочность, как будто Кто-то хочет проверить нас, насколько мы надёжны, насколько мы устойчивы внутренне в различных ситуациях, будь то радость или горе. Возможно, эти стрессы, свидетелями или участниками которых мы невольно становимся, являются нам напоминанием свыше о том, что жизнь слишком хрупка и что самое главное в ней мы можем просто не успеть сделать. Ведь мы настолько привыкаем откладывать на „неопределённое потом“ важные дела своей души, что даже не замечаем, как быстро проходит сама жизнь и что в ней ничего не успеваем сделать толком. Почему мы начинаем что-то по-настоящему ценить лишь тогда, когда безвозвратно что-то теряем: молодость – в старости, здоровье – на больничной койке, жизнь – на одре смерти? Почему?! Может быть, эти внезапные ситуации как раз заставляют нас задуматься над своим бренным существованием, заставляют нас очнуться от несбыточных фантазий, порождённых нашей ленью и возвратить нас в действительность. А действительность такова – никто толком до конца не знает, что с ним может случиться через минуту. Так может не стоит испытывать Судьбу, а начать ценить каждое мгновенье сейчас, с этой секунды и ценить его так, как ценят обречённые люди. Возможно, тогда мы сможем глубже понять смысл самой жизни и сделать в ней в тысячу раз больше полезных дел для своей души и для окружающих людей. „Глупо думать, что завтра от нас никуда не денется, оно может просто никогда не наступить“. Только теперь я поняла весь смысл выражения Сэнсэя, которое когда-то воспринимала как шутку: „Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах“».
В историях жизни, которые слушала с мамой в первые дни от её соседок по палате, я нашла подтверждение тому, что никто не застрахован от господина Случая… Женщину, что лежала у окна, звали Валентиной Фёдоровной. Один лишь миг перевернул всю её жизнь. А случилось это также неожиданно. Жили они с мужем поначалу как все, еле дотягивали от зарплаты до зарплаты. А когда пошла волна кооперативного движения, муж уволился с фабрики и оформил свой кооператив по изготовлению мебели. Поскольку мужик был предприимчивый и трудолюбивый, дела пошли в гору. За какой-то год он заработал столько денег, что они с женой смогли купить и новую кооперативную квартиру, и машину, и даже дачный участок. Всё было лучше некуда и ничего не предвещало беды.
Но два месяца назад, когда Валентина Фёдоровна возвращалась с мужем на машине со дня рождения своего родственника, они попали в крупную аварию. Это случилось в какие-то доли секунды. Три машины врезались друг в друга на полной скорости по вине пьяного водителя со встречной полосы. Муж погиб сразу. А она, благодаря тому что была пристёгнута ремнём безопасности, чудом осталась жива. Однако её так дёрнуло, что врачи потом определили у неё подвывих в шейном отделе позвоночника с образовавшейся там гематомой. После этого случая руки её стали плохо слушаться, а ног она вообще не чувствовала. Подвывих ей устранили в нейрохирургии. Однако осталась гематома – следствие ушиба спинного мозга. Валентину Фёдоровну перевели из нейрохирургического в неврологическое отделение около месяца назад.
Но мне показалось, что её больше угнетало не столь физическое состояние, сколько моральное. Именно с того момента катастрофы жизнь её пошла наперекосяк. Мало того, что пришлось заложить часть имущества, поскольку деньги, которые у неё были, быстро разошлись на лечение, на оплату каких-то непонятно откуда взявшихся долгов мужа, так её ещё поразило странное отношение своих знакомых.
У семьи Валентины Фёдоровны, как она рассказывала, было много друзей, родственников, близких знакомых. Но как только те узнали, что муж погиб, а она осталась покалеченная одна, все почему-то вмиг забыли о её существовании. И вот теперь она уже второй месяц лежит в больнице и её посещает лишь пожилая старушка-мать да родная сестра, которая хоть и жила в бедности, но всегда старалась принести ей что-нибудь вкусненькое. Теперь Валентина Фёдоровна, конечно, поняла, кто есть кто, но было уже слишком поздно. В тот вечер я записала в свой дневник одно интересное выражение её старенькой матери насчёт нерадивых друзей: «Когда горшок кипит, то и друзей полон дом кишит. А как горшка не стало, то и в доме пусто стало».
Валентина Фёдоровна была в отчаянии и не находила другого выхода своему горю, нежели как в злословии на своих бывших друзей и знакомых. А мне при этом становилось как-то не по себе. Этими плохими словами она мало того что портила настроение себе, психовала по пустякам, сама в себе разжигала ненависть, так ещё и окружающие от этого страдали. Впоследствии нам даже не хотелось упоминать при ней слово «друг» из-за того, что эта женщина буквально взрывалась и начинала заново свою «старую песню о главном».
Другая женщина, Анна Ивановна, была добрая. Она не кляла на чём свет стоит свою Судьбу, хотя здоровье её было ничуть не лучше. У неё была почти такая же болезнь, как и у мамы. Просто в один «прекрасный момент» сильно заболела спина. В конечном счёте врачи обнаружили у неё грыжу диска. Сделали операцию, удалили позвоночную грыжу. После этого ей намного полегчало. Но через какое-то время она опять слегла и стало ещё хуже. Врачи предложили повторную операцию, но она боится, что после неё совсем перестанет ходить. Анна Ивановна, хоть и более сдержанно рассказывала свою историю, но подробности и особенно последствия её операции очень сильно напугали не только маму, но в некоторой степени и меня, поскольку моей особе, по всей вероятности, тоже предстояла встреча с нейрохирургами.
Анна Ивановна плохо передвигалась. К ней часто приходил её муж, весёлый упитанный мужчина. Дети их давно выросли и жили со своими семьями в разных городах. У Анны Ивановны было своё горе, она больше всего боялась быть прикованной к постели, ведь ей было только пятьдесят. Она боялась быть тяжёлым бременем на шее у мужа да ещё тяготить своей болезнью детей. Поэтому эта женщина очень старалась вылечиться, глотая все предназначенные таблетки и выполняя все предписанные процедуры. Но временами, когда боль становилась невыносимой, оптимизм её покидал и она заливалась горькими слезами, повторяя один и тот же вопрос: «За что?!»
Третья соседка, совсем молодая девушка, лет на пять меня старше. У неё была постродовая травма. Она ещё во время беременности чувствовала боль в спине. Правая нога абсолютно перестала её слушаться, Лена даже не могла пошевелить пальцами на ней. Как оказалось, у неё была протрузия двух дисков. Дома у неё остался грудной ребеночек под присмотром свекрови-пенсионерки. К ней тоже приходил муж. Он был неплохой парень, спокойный, видно по натуре тихоня. Зато её свекруха влетала как ураган, вечно ворчливая и недовольная какими-то мелочами.
Это осложнение после родов, которое также никто не мог предугадать, поставило молодую семью на грань развала. Мало того что со здоровьем Лены были серьёзные проблемы, она не могла физически за ребёнком ухаживать, так ещё и свекровь всё время подбивала своего сына на конфликты, мол зачем такая жена-калека, на всю жизнь обуза, требуй развода. А Лене и положиться больше было не на кого с ребёнком-то, разве что на свою мать. Но та жила далеко, в другом городе, и редко приезжала, так как всё время вкалывала на заводе, еле сводя концы с концами. В общем, не жизнь стала у Лены, а сплошная трагедия.