Белая черепашка лежала без движения радом с Ван Липином, словно ожидая, какие перемены произойдут в море.
Поначалу все было спокойно: лишь легкий туман клубился над мелкой рябью вод. Но вскоре туман сгустился и встал над морем сплошной белой стеной. В этой стене, как на экране кинотеатра, мелькали смутные, текучие образы — горные пики, дворцы, повозки, запряженные лошадьми, люди. Эта смена картин была похожа на нескончаемую череду сновидении.
Даосы сосредоточенно вглядывались в развертывавшиеся перед ними картины, сопереживая сердцем и созерцая умом. Созерцание этого пестрого мира, сотканного из бесплотного тумана, и в самом деле напоминало развертывание живописного свитка. Вот порыв ветра взвихрил туман — и из молочной пелены вдруг проступила отвесная скала, через мгновение скала рухнула и на ее месте появилась процессия людей, потом всевозможные животные, деревья, экипажи» дома, корабли в окружении белых барашков волн. Внезапно в облаках возник деревенский пейзаж южных провинций: аккуратные квадратики рисовых полей, залитых водой; буйволы, погоняемые крестьянами в широких бамбуковых шляпах; выстроившиеся рядами крестьянские домики, играющие дети. Через мгновение дома преобразились в автомобили, а потом и тех словно порыв ветра унес прочь. Поистине, волшебный мир!
Даосы закончили медитировать, и облачная стена разом исчезла.
Перед ними снова расстилалась бескрайняя изумрудная гладь океана, а над нею блестел лазурный купол небес.
Старые даосы были по-прежнему невозмутимы, а вот Ван Липину очень хотелось узнать, что за картины они только что наблюдали. Не утерпев, он спросил об этом Чжан Хэдао.
Старший наставник взял в руки черепашку-талисман и бросил задумчивый взгляд на море, словно пытаясь что-то припомнить или подыскивая слова для ответа. — Может быть, посмотрим еще раз? — спросил его Цзя Цзяои. Чжан Хэдао кивнул в знак согласия.
Даосы снова погрузились в медитацию, и над морем опять собрались густые облака, в которых вновь закружились, заиграли всевозможные образы и картины. На этот раз старцы не только созерцали картины, но и комментировали их, разъясняя Ван Липину их происхождение.
Оказалось, что образы, возникающие в облаках, являли собою действие «небесной пружины». Они несли весть о том, что существует пока только подспудно, в неявленном виде. Эти видения по своей природе подобны миражам, но если материалистическая наука видит в миражах только атмосферное явление, которое можно наблюдать лишь при определенных, очень редко создающихся условиях, то даосы сами создают миражи и при этом могут поддерживать их существование сколько угодно времени.
Еще когда они жили в Фушуне, даосы показали Ван Липину технику миража. Ван Липин тогда медитировал на берегу пруда, и перед глазами у него возникла картинка находившейся неподалеку водонапорной башни. Но поскольку пруд был небольшой, башня была видна довольно смутно, так что кроме самого Ван Липина никто, наверное, не смог бы ее разглядеть.
А сейчас, когда перед ними расстилался бескрайний водный простор, даосы могли сполна реализовать свое мастерство. Тем более что действовали они не в одиночку, а вчетвером.
Большинство людей, вероятно, сочтут подобные видения всего-навсего иллюзией. Об их природе можно очень долго спорить. И потом, как раньше говорили, «все сущее пустотно, но пустое — не пусто»[60]. Наш мир неоднороден, в нем не существует одной-единственной, исключительной действительности. Но почему все-таки так называемые «миражи» могут хранить или раскрывать таинственные глубины жизненного опыта людей? Авторы этой книги задали такой вопрос Ван Липину, и даосский наставник, засмеявшись, ответил:
— Это сон мира.
Ответ Ван Липина указывает на самую суть проблемы. В темных глубинах нашего сознания сокрыта необыкновенная просветленность духа. Все, что мы видим, непрерывно меняется. Небо и Земля, небесные светила, горы и равнины, реки и моря, деревья и цветы, птицы и звери, всевозможные атмосферные явления, времена года, жара и холод, наконец, сами люди — все это ежечасно преображается, вступает в новые отношения с миром, все вовлечено в мировой круговорот бытия, где нет раз и навсегда установленного верха и низа, переднего и заднего, левого и правого. На первый взгляд кажется., что эти перемены хаотичны и случайны. На самом деле в них есть свой строгий порядок.
Человек видит свои человеческие сны. А у космоса — свои, космические «сны». Люди, развившие в себе особую чувствительность, способны видеть сны других людей и даже «сон» всего мира. И они умеют понимать и то, и другое.
В «Книге Перемен» сказано: «Древний мудрец создал триграммы, дабы созерцать образы, и прибавил к ним слова, чтобы прояснить удачи и несчастья. Благородный муж, пребывая в покое, созерцает образы триграмм и вдумывается в сопутствующие им слова, а действуя, созерцает перемены и угадывает будущее, и удача не оставляет его».
«Созерцание», о котором говорится в «Книге Перемен», и есть понимание космического таинства человеческой жизни. Его можно назвать высшей точкой прозрения.
Изначально мир есть не что иное, как несотворенный Хаос, смешение всего и вся в Беспредельном. Затем из Хаоса выделяются силы инь и ян, чистое и мутное, Небо и Земля. В небе появляются солнце, луна, звезды и планеты, всевозможные атмосферные явления. На земле появляются север и юг, запад и восток, горы и реки, озера и моря. А между небом и землей находятся растения и животные. В целом мире человек, как издавна говорят у нас, — это «самое одухотворенное существо». Чтобы узнать будущее, он должен уметь постигать прошедшее. Даосский способ созерцания как раз и есть вглядывание в сокрытый исток творческих метаморфоз в мире. Об этом говорится в старинной даосской поговорке: «Корень и ствол дерева растут вместе». Даосское видение мира предполагает, что ни одна вещь не существует отдельно от других, что в других людях есть мое «я», и другие также пребывают во мне, Небо и Человек, говорили в Китае, «живут заодно». Мудрый человек будет созерцать воды в горе, в воде открывать гору, а горы и воды вместе будут напоминать ему о присутствии человека.
Даосский святой Чжан — Небесный учитель. Иконка-талисман.
Даосы идут по этому пути до конца: они и в морском пейзаже будут прозревать законы общественной жизни людей. Вам кажется это странным? Но, приняв принцип «взаимного отклика небесного и человеческого», вы поймете, что здесь есть своя глубокая правда.
Глава XV. Дао следует естественности
Покинув Павильон небожителей, странствующие даосы сели на корабль и приплыли на полуостров Ляодун. На сей раз они решили попутешествовать по Маньчжурской равнине.
Стояла поздняя осень, с севера дул пронзительный ветер, сдувавший с деревьев последние желтые листья. Путь странников лежал в горы Чанбай.
Ступая по толстому ковру из листьев, путники поднимались на невысокую гору, когда ветер донес до них чей-то голос. Даосы пошли на него и метров через двести попали в распадок, заваленный большими камнями, Невдалеке стояла высокая береза с раздваивающимся книзу стволом, Там была чья-то нора, и голоса, кажется, доносились оттуда.
— Тут, оказывается, волчье логово, — сказал Цзя Цзяои, — и в нем сидят волчата, зовущие мать.
Ван Липин прислушался: вокруг все тихо, наверное, в норе никого нет. Он уже хотел было сунуть туда руку, но Цзя Цзяои остановил его и, жестом велев остальным отойти в сторону, встал перед норой и издал два отрывистых звука, похожих на лай. Немедленно изнутри донесся шорох, и вскоре наружу выползли два пушистых серых волчонка. Увидев, что матери нет, они хотели было юркнуть обратно в укрытие, но Цзя Цзяои быстро схватил обоих за загривок и, весело смеясь, прижал к груди.
— Передай-ка волчат Юншэну, пусть рассмотрит их получше, — сказал ему Чжан Хэдао.
Не теряя времени, даосы все так же проворно двинулись дальше, а Ван Липину пришлось нести в своей котомке добычу. Потом странники вышли на дорогу и тайком вскочили в проезжавший мимо грузовик, который довез их до следующей горы. Вечерело. Выбрав укромную лужайку, даосы сели передохнуть и закусить. Из котомки Ван Липина донесся жалобный писк — это проголодавшиеся волчата просили есть. Ван Липин скормил им пару лепешек. В этот момент совсем рядом раздался душераздирающий вой, и из леса на поляну выпрыгнула матерая волчица, Увидев перед собой сразу четверых людей, волчица остановилась поодаль и стала не отрываясь смотреть на волчат. Ван Липин собрался было вступить в поединок с волчицей, но учителя остановили его и велели отдать волчице ее детенышей. Ван Липин осторожно поставил волчат на землю, и те тут же поползли к матери. Волчица не стала дожидаться, пока они доберутся до нее. Одним прыжком она поравнялась с ними, схватила их и мгновенно исчезла в лесу.
