Если выпадет хоть один винтик из твоей схемы, то неизвестно, что будет, так как не знаешь, откуда он выпал.
Петровичу не говори, что узнал, ибо он все, что возьмет у тебя, использует против тебя же. У него нет ничего, живет чужими пятаками.
Конечно, ты не удержишься, чтобы не побродить по бабам.
В тебе есть какой-то особый кайф. Теневые стороны твоей природы затягивают, они настолько кайфичны, что хочется иногда окунуться в них. Еще только Адмирал не прикрыл тебя своим шлейфом. Береги свою нежность и бархатность: если потеряешь ее – ничего уже не останется.
– Спасибо тебе, Лорик, за высокоградусное обучение, – поклонился я и, закрыв за собой еще одну страницу своей жизни, поехал в аэропорт Внуково – встречать Нику.
Я занял наблюдательный пост у выхода из зала и стал искать глазами лучшую адептку из города Дураков. Но вместо нее я увидел Голден-Блу, в норковой шубе и черных сапожках. Она рассеянно посматривала вокруг, у ее ног стоял большой черный чемодан. Когда она заметила меня, на лице ее засияла золотистая улыбка.
– Ты как будто не рад моему приезду, – сказала Голден-Блу нежным голосом, в котором звучало нечто похожее на любовное чувство, – а ведь я так стремилась тебя увидеть…
Я опешил еще больше, не зная что и думать, – события развивались неожиданным образом.
Тут из-за колонны вышла хохочущая Ника.
– А хорошо мы тебя разыграли? – выпалила она, пленительно улыбаясь.
– Какое счастье, что вы приехали! – воскликнул я.
– То ли еще будет, – рассмеялась она.
Голден-Блу повела нас к своей сестре, стюардессе зарубежных авиарейсов. В ее квартире, уставленной дорогой мебелью красного дерева, нас ждал вкусный ужин.
– Как идут дела на эзотерическом фронте города Дураков? – спросил я, утолив голод, но снедаемый любопытством.
Голден-Блу, изящно держа бокал в тонких пальцах, начала свой рассказ:
– Джон – ученик Джи – за слишком активную эзотерическую деятельность был схвачен милицией и отправлен для усмирения в дурдом. Целый месяц врачи тщательно обследовали его мозг, но ничего подозрительного для государства не обнаружили. Джон был выпущен на свободу со справкой о непригодности к войне.
– На чем же он попался? – с интересом спросил я.
– Началось с того, что Джи постоянно играл с Джоном в шахматы, говоря при этом, что в них древнеегипетские жрецы вложили тайное знание. Джон как верный ученик решил извлечь тайное знание из шахмат любой ценой и устроился директором шахматного клуба. Вскоре он стал главнокомандующим шахматных войск всего города, но тайна древнеегипетских жрецов так и оставалась сокрытой от его взора.
Тогда он сказал, что будет приобщать жителей города, утонувших в горизонтали, к импульсу таинственного Луча. Он стал устраивать встречи с лучшими людьми города из разных социальных кругов, пытаясь передать им тот внутренний импульс, который получил от Джи. Но этого ему показалось мало – он решил стать настоящим пассионарием.
Джи часто рассказывал ему о караване принцессы Брамбиллы, вносящем в город мистическую волну, а также об эзотерическом театре Гурджиева, который выступал с пьесой о борьбе белых и черных магов. Джон решил воплотить эту идею в жизнь и создал странный театр из мистически настроенных актеров, но под конец и сам забыл, зачем его организовал. Тогда он поручил актерам разучить пьесу "Пир во время чумы", а затем театр стал с ней выступать в городе. Успех был невероятный. Но в это время скончался Брежнев, глава государства, и вышел указ: неделю носить траур и прекратить всякую театральную деятельность. Но театр Джона все же дал еще один спектакль. Власти города нашли эту акцию антисоветской, тем более что Брежнев был родом из наших краев.
Всех актеров немедленно вызвали на допрос, пытаясь узнать, что за этим стоит, но не узнали, ибо никто ничего не понимал в происходящем. Тогда власти на всякий случай припугнули репрессиями всех, кто был к этому делу причастен, а Джона взяли как главного, и даже выпустив, стали наблюдать за ним, пытаясь выследить всех странных людей города, живущих не по-их-нему времени, а по-нашему, по времени Корабля Аргонавтов, который плывет за Золотым Руном, неся благую весть эфирного Посвящения…
– Никогда бы не подумал, что Джон на это способен, – удивленно заметил я и посмотрел на Нику, которая от нетерпенья не могла усидеть на стуле.
Рассказ Голден-Блу произвел на меня впечатление цепной реакции событий, которые, как я уже заметил, всегда возникали после очередного импульса Джи. Я бросил взгляд на Нику, которая с недовольной миной терзала вилкой красную рыбу. Она поймала мой взгляд и сухо спросила:
– Какие планы у нас на вечер?
– Я хотел бы рассказать о лабиринте Москвы и возможностях алхимической трансформации, – отвечал я.
– А я надеялась, что ты поведешь нас к интересным людям, – вспыхнула Ника. – Мне надоело слушать твои сказочки об Алхимии – это такая скука. Я разочарована встречей, поэтому ухожу к своим друзьям.
– Меня поражает твое экзальтированное поведение, – покачал я головой. – Не прошло и трех часов, как ты в Москве, а у тебя уже напрочь снесло крышу. У тебя включилась программа мирской барышни – кавалеры, кино, музеи. А может, тебе хочется ночью на кладбище к Мещеру заглянуть? Так я тебе прямо сейчас могу это устроить! Ты, конечно, пока еще в Школе, но если не хочешь разгребать свои авгиевы конюшни – ты свободна!
– Да как ты смеешь так со мной говорить? – вспыхнула Ника; ее прелестные губы задрожали от обиды и возмущения.
Я посмотрел ей в глаза – она действительно ничего не понимала: мирская жизнь полностью распылила ее крохотный магнитный центр.
– Да оставь ты ее в покое, – заступилась Голден-Блу. – Видишь, девочка только что спрыгнула с самолета и еще не пришла в себя, а ты ей сразу про алхимическую Школу, про серьезное.
– Какая я тебе девочка? – еще больше возмутилась Ника. – Не успела я приехать, а он уже наговорил массу грубостей!
– С точки зрения мирского человека, – значительно заметил я, – всякая коррекция со стороны Мастера выглядит как грубость или занудное нравоучение.
– Это себя ты считаешь Мастером? Ты извини, – недовольно произнесла Ника, – но ты не Джи, и тебе до него далеко.
Быстро одевшись, она выпорхнула в дверь.
– Ну вот, обидел девочку, – заметила сестра Голден-Блу, сверкнув умными глазами.
"Что же я сделал не так?" – подумал я и, чтобы настроиться на волну Луча, вышел в соседнюю комнату, открыл дневник и прочел:
"Что такое искусство верховой езды.
Освоить верховую езду – это значит овладеть своим эмоциональным спектром: быть всегда учтивым, тактичным и тонким. Заниматься укомплектовкой твоей личности я сейчас не буду – это слишком долгий процесс. Но могу помочь исследовать, что такое терпение, тонкость и благородство. Для начала научись каждый день находиться в состоянии деликатности, добродушия и постоянной изобретательности. Если ты научишься владеть своим голосом и интонацией, ты сможешь спокойно перемещаться в человеческой колонне. Чтобы ослабить высокое внутреннее давление, надо найти гармоничное сочетание между различными "я" внутри себя.
Тебе обязательно надо научиться легкому общению в компании незнакомых людей. Обычно, если ты входишь куда-либо, то тоскливо молчишь. Ты не несешь радости людям, не знаешь, что их интересует, не веселишь людей.
Ты спрашиваешь, как это сделать? Для этого надо возжечь и развеселить свой эмоциональный центр. Попробуй подумать над тем, как порадовать человека, как сделать ему приятно. От людей должна быть хорошо скрыта твоя меланхоличность и угрюмость – это твоя тайна. Ни одна капля брызг твоих расплавленных состояний не должна упасть на людей. Внешне должен быть позитив, но только не бодренький пошлячок. Внешне надо быть очень привлекательным для каждого человека. Подумай: какой цветок своей души я могу подарить? За каждым человеком, за каждым существом скрываются тонкие силы. Ты должен сам себя воспитывать и доводить до нормы".
Восстановив себя, я уверенно набрал номер подпольщика Сильвера.
– Куда ты запропастился? – воскликнул он.
– Да вот, готовлю для тебя двойной сюрприз…
– Небось, какую-нибудь подставу хочешь подсунуть, – после некоторого молчания ответил он.
– Это как судьба распорядится, – усмехнулся я. – Две юные ученицы Джи прибыли из города Дураков и жаждут познакомиться с группой Штейнера.
– Ну, тогда веди их ко мне завтра на досмотр, – серьезно сказал он. – Хочу проверить степень их готовности. Я ведь в Москве выступаю как страж порога доктора Штейнера.
– Жди нас в 14.00, – ответил я и повесил трубку.
Поздно вечером вернулась Ника в расстроенных чувствах.
