Нас пригласили в дом Маргариты, приятельницы Нагваля, которая, кажется, принадлежала к его близкому окружению, но отличалась от остальных женщин. Маргарита была земной и заботилась о Нагвале со светской нежностью и тонкостью. Ее дом классического калифорнийского типа казался местом вне времени или задержавшимся в прошлом. Мы сели за огромный круглый стол, а после сытного обеда перешли в гостиную. Нагваль сел в кресло с высокой спинкой рядом с Кэрол, женщиной-Нагваль.
Мы с Теритой сказали, что только что поженились, и когда они услышали, что это было в Тотолапане, то удивились и сказали нам, что тоже вступили в брак там же, выполняя указания дона Хуана.
"Мы это сделали, — сказал Нагваль с убежденностью, — для достижения стратегических целей в этом мире".
Для Нагваля и его группы существовали два четко разделенных мира: их, и остальной. Все принадлежали либо их миру, либо другому. Их мир был закрыт и не допускал гостей. Мы — группа из Мексики — были исключением, двери его мира открылись, чтобы мы прошли в них. Это событие было нечто совершенно новое, и только Дух мог принять решение, останемся ли мы внутри или же двери вновь закроются, оставив нас снаружи.
"Птица свободы, — сказал нам Нагваль абсолютно серьезно, — пролетает над нашими головами. От вас зависит, покинет она вас или возьмет с собой. Если она вас покинет, то никогда больше не появится снова, и вы упустите шанс, который никогда больше не повторится".
Он объяснял наше привилегированное положение тем, что у него был долг перед Мексикой, и мы — мексиканцы — являемся тем банком, в который он вносит плату.
У Нагваля и его жены была дочь — та худенькая девушка, с которой мы познакомились в первый день.
Самая близкая к Нагвалю группа была сформирована объединением женщин. Те, с которыми я был знаком: Кэрол — женщина-нагваль, Нури — ее дочь, Флоринда Доннер и Анна. Все они имели нечто общее, что отличало их от остальных женщин, которых я знал раньше, за исключением некоторых женщин Тепостлана: это страстное желание свободы и силы при отсутствии мирских чувств. У Анны эти качества были наиболее выражены. Флоринда была прямой и сильной и очень похожей на Нагваля. Кэрол — словно из другого мира — отрешенная и эфирная. Нури была умна и точна, как стальной клинок, но было в ней нечто еще не сложившееся, нечто, что должно созреть. Все были худощавыми и мужеподобными.
В течение этой недели Нагваль также представил нам членов своей внешней группы: учеников, мужчин и женщин, которые занимались в его классах Тенсегрити — физическими упражнениями, которые сам Нагваль развивал и преподавал в огромном зале недалеко от центра Лос-Анджелеса. Внешняя группа отличалась от близкой тем, что её члены не были прямыми учениками дона Хуана и не обладали присущими воинам близкой группы характеристиками, о которых я говорил раньше.
Это были люди различных возрастов и национальностей, объединенные общим желанием узнать как можно больше об учении магов.
Нагваль знал множество людей и любил рассказывать нам анекдоты о знаменитостях, которым он был представлен: президентах, министрах, актерах и актрисах, великих духовных учителях. Обо всех он высказывался в одинаково шутливой и жесткой форме.
Он говорил нам, что у них не было достаточно энергии, что они были недоумками с чрезмерным эго, и в конце он всегда вспоминал дона Хуана как единственное воистину свободное существо, которое он знал.
Некоторые утверждения Нагваля показались мне сомнительными. Он сказал, что, знакомя нас со своей близкой группой, хотел убедить нас, что его образ жизни и книги реальны. Так как я никогда не сомневался в этом, то это утверждение показалось мне странным. Также он говорил о других членах группы, которым он представил бы нас в свое время, в особенности о женщине, которая появилась бы, только если бы мы подошли к тому, чтобы совершить «прыжок» к полной свободе:
"Она появится, — говорил он нам загадочным тоном, — в необходимый момент".
Он постоянно упоминал, что то, что мы сейчас вместе — это факт исключительный, имеющий большое значение. Он говорил нам, что двери частично были открыты для нас в честь Мексики и в оплату всего того, что мексиканец дон Хуан сделал для него. Позже он посетовал на отсутствие дона Хуана:
"Вот же старый прохвост — ушел и оставил меня одного".
Он говорил это с грустью. Подобное же чувство он испытывал и по отношению к Большой Флоринде, которая исчезла на виду у всех памятным вечером. Флоринда Доннер пыталась воспрепятствовать этому, и Нагваль, останавливая ее Рукой, получил такое сильное энергетическое поражение, что им пришлось положить его в больницу, чтобы спасти от скоротечного перитонита. Большая Флоринда была его учителем и проводником после исчезновения дона Хуана, и когда она тоже ушла, в день землетрясения в Мехико в 1985 году, группа впала в безграничное отчаяние. Они тогда решили нанять небольшой самолет, спикировать в вулкан в Коста-Рике и Тем самым исчезнуть из этого мира. Ясно, что они этого не сделали.
О Большой Флоринде Нагваль рассказывал невероятные истории:
Он говорил, что Флоринда была мастером сдвигать точку сборки в невероятные позиции, например, как у мухи. Сделав это, она превращалась в это насекомое, поскольку ей нравилось, что мухи живут, постоянно занимаясь любовью, испытывая оргазмы без конца.
"Но такие сдвиги дорого стоят, — говорил он нам серьезно, — можно уже и не вернуться, тут один такой ушёл".
В качестве противоядия от неожиданной известности Большая Флоринда заставила его поработать поваром в придорожном ресторане. Целый год Нагваль готовил гамбургеры вместе с женщиной, которая была фанатичкой, читающей его книги. Эта женщина хотела познакомиться с Карлосом Кастанедой, не зная, что он находится тут же рядом. Однажды большой «Кадиллак» остановился напротив ресторана. Мужчина, находящийся в машине, что-то писал в тетради для заметок. Та женщина была уверена, что это её идол и заставила повара, который сопровождал её, втайне умирая от смеха, пойти с ней, чтобы всё разузнать.
В другой раз друг пригласил его на секретную встречу, на которой Карлос Кастанеда раздавал автографы. В маленькой комнате, расположенной в конце коридора, обманщик подписал ему одну из его книг.
Также он нам рассказал о конгрессе антропологов, на котором его работа была подвергнута язвительной критике. В центре аудитории находился сеньор в туземной маске, скрывавшей его лицо. Все докладчики предполагали, что говорилось о Кастанеде, и когда они его критиковали, то указывали обличительным жестом на того человека. В действительности речь шла не о Нагвале.
Неделя была переполнена такими историями, Нагваль их рассказывал беспрестанно в течение целых часов. Центральной темой всех этих историй были глупые привычки мира. Он нам рассказывал о своем обучении, когда его учитель был рядом, и о серии фантастических событий, связанных с ним самим, Кэрол и Р[…]
Так как он опубликовал эти истории в своей последней книге "Искусство сновидения", я не буду их здесь повторять. Нагваль сомневался относительно их публикации, но Флоринда Доннер его убедила. Причиной сомнения были необыкновенные события, рассказанные в книге, и сомнения, что они будут поняты.
То, что я хочу рассказать, касается группы индейцев, которых ему оставил дон Хуан, и Ла Горда.
Однажды утром Флоринда позвонила нам по телефону и сообщила, что Нагваль должен отправиться на поиски индейцев его группы, которые почувствовали беспокойство и ревность из-за нашего присутствия. Когда Нагваль возвратился из этой поездки, он нам сказал, что Нури была похищена, и он ему пришлось проехать сотни километров, чтобы ее вызволить. Индейцы рассердились из-за нашего присутствия и из-за того, что он нас обучает, и решили отомстить. Нури была освобождена в результате жестокой борьбы, но в качестве предупреждения индейцы обрезали ей волосы. Когда мы увидели её в доме Маргариты, её волосы были очень короткими, и прическа отличалась от вчерашней. Нас предупредили, чтобы мы были осторожными на улице, так как индейцы за нами наблюдают, и в любой момент мы можем подвергнуться нападению. Нагваль отзывался об индейцах своей группы как о шайке глупцов, которые ничему не научились, а являлись лишь мёртвым грузом, который он Должен тащить:
"По сравнению с вами, — говорил он нам, — это ничего не понимающие бестолочи, от которых мне следует держаться подальше".
Эти утверждения заставляли нас чувствовать себя очень хорошо и укрепляли наше эго. Лишь Карлос Идальго сообразил, что это стратегический приём, использованный Нагвалем. Действительно, усилив нашу личную важность, он нападал на ас, заставляя чувствовать себя дураками. Эти колебания между усилением нашего эго и последующим разбиванием его вдребезги повторялись в течение всей недели.
