Готовность проповедовать приводит Татаринову к созданию собственного кружка, превратившегося позже в «Духовный союз». Состав кружка очень пестрый, поначалу носит семейный характер: в него входят мать новоявленной проповедницы и прорицательницы, ее брат – капитан Буксгевден, деверь Татаринов. Постепенно в кружок привлекаются и вовлекаются все новые люди, в этой пестрой компании немало личностей интереснейших во всех отношениях.
Среди них Мартын Пилецкий-Урбанович, снискавший славу странного чудака, что не помешало ему стать надворным советником. Известнейший Владимир Лукич Боровиковский – художник и академик. Некогда он жил в захолустном Миргороде. Когда через город проезжала Екатерина II, миргородское дворянство заказало юному художнику несколько картин для украшений стен дома, в котором останавливалась императрица. Художник постарался и сумел обратить внимание венценосной гостьи на свои работы. Еще бы не обратить – одна из картин аллегорически изображала Екатерину II, объясняющую свой Наказ греческим мудрецам, на другом холсте был запечатлен Петр I в образе пахаря, а сама Екатерина II в образе сеятельницы. Естественно, императрица приняла творения юного художника благосклонно. Вот так юноша попал в Петербург, где обрел известность и славу.
В этой компании прекрасно уживались и боевой генерал от инфантерии Евгений Александрович Головин, принявший участие во всех военных кампаниях 1807–1812 годов, сыгравший видную роль в подавлении восстания декабристов и уже в декабре 1825 года пожалованный Николаем I в генерал-адъютанты, будущий генерал-губернатор Прибалтийского края, член Государственного совета, и князь Парфений Николаевич Енгалычев, уездный предводитель дворянства, писатель, в молодости успевший поучаствовать в кружке знаменитого Новикова.
Активно участвовал в начинаниях Татариновой Василий Степанович Попов – председатель департамента гражданских и духовных дел, секретарь Библейского общества, друг и доверенное лицо всесильного князя Голицына, он приходил с тремя дочерьми. Собрания «Духовного союза» охотно и часто посещал гофмейстер Александр Иванович Кошелев, участник «Общества любомудрия». Он был знаком со славянофилом Хомяковым. Побывав за границей, задумал основать общество противодействия русской лени. Наверное, по той самой русской лености проект этот не был осуществлен.
Бывал на собраниях и сам всесильный в ту пору князь Голицын, очень благоволивший Татариновой. Именно его стараниями Екатерине Филипповне, после отъезда ее матери в Лифляндию, было позволено остаться на жительство в Михайловском дворце. Мало того, князь выхлопотал для нее пенсию в размере 6 000 рублей в год. Весьма солидная сумма по тем временам! Ей покровительствовал митрополит Михаил, сам бывший масоном, чего даже не считал нужным скрывать. Веселые были времена!
Стоит ли удивляться, что собрания кружка проходили в царском дворце и что их посещал священник, протоиерей санкт-петербургского Исаакиевского собора, известный проповедник Алексей Иванович Малов, откровенно восхищаясь песнопениями и пророчествами Петербуржской Сивиллы.
Особую роль в кружке, фактически в секте, играл музыкант кадетского корпуса Никита Федоров, за свои чудачества прозванный в городе Никитушкой, так его называли и в секте. Его неожиданные откровения и пророчества, случавшиеся в основном во время радений, были очень популярны. Благодаря этой популярности он занимал в секте видное положение, даже саму секту часто именовали Никито-Татариновской.
Надо признать, что ни Татаринова, ни входившие в ее круг, не были скопцами или хлыстами. Татаринова полностью придерживалась православной веры, не разделяя и не воспринимая учений скопцов и хлыстов. Ее проповеди не выходили за рамки мистических толкований догматов. Единственное, что было взято от скопцов, это обряд радения, во время которого участвующие в нем доходят до состояния мистического экстаза.
Собственно, Татаринова создала нечто вроде современной Англиканской церкви, в которой читают проповеди, поют и приплясывают в вполне современных ритмах. Она, если можно так сказать, «модернизировала» мрачные хлыстовские и скопческие сборища, смешав обряды в пестрое действо.
Собрания ее начинались с чтения Священных Книг, потом следовали песнопения. Часто и много пелись духовные стихи собственного сочинения, положенные на музыку народных песен, пелись песни хлыстовские: «Царство, ты, царство», «Дай нам, Господи, Иисуса Христа», собственно церковные – «Спаси, Господи, люди Твоя». За всем этим следовал обряд радения: бесконечное, все ускоряющееся кружение, под выкрики и песни, доводившее всех до состояния экстаза и продолжавшееся до тех пор, пока на кого-то не «накатывало». Это называлось пришествием Духа Святого, во время которого тот, на кого этот Дух снизошел, начинал проповедовать. Чаще всего проповедовали сама Татаринова, Никитушка и некая Лукерья.
О чем были пророчества? Известны в основном предсказания самой Татариновой, к ним мы вернемся позже, об остальных история умалчивает. Современники тоже не оставили никаких записей по этому поводу. Пророчествовали и пророчествовали. Да и что там упомнишь, если ко времени изречения предсказаний пророк был в состоянии сильнейшего транса, и пророчества чаще всего состояли из бессвязных речей, спонтанного бормотания, сопровождались воплями и песнопениями радеющих. По воспоминаниям, предсказания в основном касались «ближнего круга», то есть, непосредственных участников радения, хорошо друг другу знакомых.
Все радения были блестяще срежиссированы, музыкальное сопровождение придумывал профессиональный музыкант, стены были украшены картинами самого Боровиковского, славившегося необычайно богатой гаммой красок. Запах тайны, мрачная красочность обрядов, выстроенных как завораживающее действо, в котором каждый желающий из зрителя легко превращался в участника, привлекали многих.
Само действо радений описывалось современниками весьма противоречиво. В современных статьях можно встретить красочные описания радений, когда после бала в Михайловском большая часть публики расходилась, оставались только посвященные, которые тут же сбрасывали платья и мундиры, надевали длинные белые рубахи и начинали «бесноваться», вводя себя в транс.
Похожее описание встречается в романе «Жизнь Клима Самгина», самом сильном романе XX века о русской интеллигенции, написанном пролетарским писателем Максимом Горьким. Но ни у кого из современников Татариновой ничего похожего не найти, по крайней мере о переодеваниях. Возможно, впрочем, мне эти описания просто не попадались.
Чтобы не быть пристрастным приведу описания радений Татариновой из воспоминаний Фотия и Вигеля. Язвительный, но, в общем-то, беззлобный Вигель писал: «Верховная жрица, некая госпожа Татаринова, посреди залы садилась в кресла, мужчины садились вдоль по стенам, женщины становились перед нею, ожидая от нее знака; когда она подавала его, женщины начинали вертеться, мужчины петь, под текст ударяя себя в колена, сперва тихо и плавно, а потом все громче и быстрее. В изнеможении, в исступлении тем и другим начинало что-то чудиться. Тогда из среды их выступали вдохновенные, иногда мужик, иногда простая девка, и начинали импровизировать нечто, ни на что не похожее. Наконец, едва передвигая ноги, все спешили к трапезе, от которой нередко вкушал сам министр духовных дел».
О том, что описание несколько утрировано, читатель легко догадается, достаточно вспомнить, какие «мужики» и «простые девки» были гостями радений Татариновой.
А вот описание радений из воспоминаний Фотия, люто ненавидевшего Татаринову: «…собирались духовные и мирские: лестью своей она привлекала к себе даже пустынных монахов; в жилище ее близ Дворцовой церкви, и даже почти над местом церковным, или близ бывшем, был Святой у нее Дух написан, да видят, что над нею наитие Святого Духа бывает. По ночам собирались у нее и днем девицы и прочие и действовали, как некое священное действо свое, обычай кружения делать, вертелись, падали потом на землю от безумия, демон же входил в них, производил глаголы, предсказания, и потому называлась секта сия пророков и пророчиц, а Татаринова главою всех. Петы были разные смешные песни, стихи, без толку сочиненные, где духовное с плотским было смешано и более имелось плотское, любодейное, нежели иное весьма смешное составление и понятие».
Екатерина Филипповна была красива и обладала врожденным шармом и обаянием. Она умела очаровывать и суровых скопцов, и блестящих придворных. Была обласкана императрицей Елизаветой Алексеевной, принята самим императором, аудиенция у которого затянулась на несколько часов. Александр I настолько проникся к ней, что по ее рекомендации ему был представлен Никитушка, получивший чин 14-го класса. Долгие годы императрица и император знали о происходивших в Михайловском замке собраниях секты Татариновой. Но все поступавшие на нее жалобы государь игнорировал, более того, в письме гофмейстеру Кошелеву откровенно признавался, насколько впечатлен проповедями Татариновой, горячо описывая, как его императорское сердце «пламенеет любовию к Спасителю всегда, когда он читает в письмах Кошелева об обществе госпожи Татариновой в Михайловском замке». Мало того, Александр I стал крестным отцом ее дочери, рожденной вне брака..
