Когда Анна вслушивается в пение птицы, её захлестывает ощущение глубокой радости, красоты и гармонии — настолько сильное, что, неожиданно для неё самой, на глазах у неё появляются слёзы. В этот миг она способна почувствовать, какое значение для неё всегда имели красота и гармония. Такое осознание является не результатом рационального обдумывания, но иррациональным следствием слушания силы, обращающейся к Анне посредством этих прекрасных звуков. Прозрение становится внезапным и касается самых глубин её сердца.
Смахнув слёзы, Анна продолжает идти вперёд, по-прежнему уделяя внешнему миру всё своё внимание. Отметим, что она не прерывает прогулки, чтобы присесть и обдумать то, что видит, иначе она просто начала бы индульгировать в рациональном осмыслении. Важно лишь осознание того, как важны для неё красота и гармония, а это не требует никаких рациональных размышлений или оценок.
Вскоре после этого, когда Анна замечает нечто похожее на тень, она вновь останавливается и уделяет этому явлению своё полное внимание. Как и в случае с криком птицы, она не поддаётся поверхностному значению этой тени и просто внимательно следит за тем, как та проходит по земле между деревьями. То, что это может быть тень облака, заслонившего солнце, ничуть не заботит Анну, так как она слишком поглощена выслеживанием движений силы.
В этот момент концентрации Анна неожиданно ощущает присутствие чего-то тёмного, от чего у неё по спине бегут мурашки. После сосредоточения внимания на этом мрачном присутствии у неё возникает чувство, что это нечто знакомое, будто она уже сталкивалась с ним в прошлом. Анна отмечает, что тень движется слева от неё, и у неё появляется мысль о том, что в её подсознании есть нечто иррациональное, воспринимаемое ею как тёмное и пугающее. И вновь, даже не задумываясь об этом, Анна понимает, что сила указывает ей на необходимость выявить этот забытый страх при помощи техники перепросмотра. Затем, оставив мысли о тени, Анна продолжает свой путь.
Раздающийся издалека треск ломающейся ветки заставляет Анну испуганно замереть на месте. Задерживая дыхание и внимательно прислушиваясь, она ждёт, не повторится ли этот звук. После нескольких секунд тишины она делает глубокий вдох и, поскольку звук не повторяется, осознаёт, что сила сообщает ей, что, помимо прочего, необходимо быть всегда начеку. Всё ещё стоя на месте и прислушиваясь, Анна отчётливо вспоминает треск, который так внезапно привлёк её внимание. Это был единственный резкий звук; он донёсся издалека, и всё же был поразительно ясным. Анна почему-то ощущает, что крик птицы, тень на земле и этот треск — все они являются частью одной вести, однако, не зная, как именно они связаны друг с другом, она продолжает прогулку.
Когда Анна выходит к небольшому ручью, мягкое журчание бегущей воды вызывает у неё чувство глубокого мира и покоя. Совершенно неожиданно она вновь испытывает ту всеобъемлющую радость, которую ощутила после щебета птицы. Из какого-то удивительно знакомого колодца в глубине её существа снова проливаются слёзы, и, чувствуя странную смесь грусти и облегчения, Анна инстинктивно присаживается на невысокий камень у ручья.
Вглядываясь в прозрачную воду, прокатывающуюся по камешкам и гальке на дне ручья, Анна осознаёт, что этот небольшой поток живо напоминает ей жизнь в детстве. В голове у неё проносятся краткие сцены детства, в каждой из которых она видит себя маленькой девочкой, полной свежести, чистоты и присущего всем детям ощущения радости. Вспоминая, что она любила петь и что любая красивая вещь заставляла её хлопать в ладоши от восхищения, Анна тихо улыбается самой себе.
Ребёнком она очень часто играла одна и получала огромное удовольствие от сада своей матери, наполненного цветами, бабочками и птицами. Мысленно возвращаясь в тот солнечный сад, она живо вспоминает все долгие и счастливые часы, которые она проводила там, играя в королеву эльфов, повелевающую своим царством. В этой игре бабочки становились её подданными-эльфами, деловито порхающими тут и там, а птицы — облачёнными в прекрасные одежды послами чужеземных царств, приносящими королеве эльфов послания от своих правителей.
Сидя у ручья, Анна погружается в воспоминания о том, как часто королева эльфов устраивала для послов приёмы при дворе — под шелковицей в самом центре сада. Птиц привлекали ягоды, и, пока они пировали на дереве, Анна вслушивалась в их непрекращающийся щебет и мечтала об экзотических странах, в которых те побывали за время своих ежегодных перелётов. При этом юная королева эльфов представляла себе, как часто будет путешествовать в будущем и как однажды сама посетит эти страны.
Когда Анна всматривается в прозрачную воду, мягко журчащую меж камней и гальки, её охватывает глубокая тоска и желание вновь испытать чувство свободы и радости, знакомое ей с детства. В этот миг она видит не небольшой ручей, а счастливое дитя, радостно скачущее в саду своей матери. То были дивные дни упоительной свободы. Эта свобода не означала, что в детстве у неё не было никаких проблем, — просто для той маленькой девочки проблемы никогда не становились невыносимым бременем. В те времена Анна, подобно воде этого ручья, с гибкой легкостью просачивалась сквозь свои проблемы.
Осознав это, Анна начинает видеть в своей проблеме тот выпов, которым она на самом деле является, а с осознанием этого приходит и понимание той вести, что передала ей сила во время прогулки по лесу.
Птица, которую слышала Анна, была послом, призывающим королеву эльфов на приём во дворце. Сила напоминала Анне, что пришло время вновь прислушаться к сокровенным мечтаниями и потрудиться над их воплощением в жизнь. И всё же Анне известно, что мир не таков, каким кажется, и потому она не может относиться к детским мечтаниям в их поверхностном смысле. По этой причине Анна полностью осознаёт, что её детское желание путешествовать вовсе не означает, что теперь ей нужно начать скитаться по всему миру, — скорее, настало время исследовать свой собственный внутренний мир, подобно тому, как в детстве она изучала сад своей матери.
Размышляя о чудесном времени, проведённом в том прекрасном саду, Анна снова утирает слёзы. Теперь, когда она осознаёт, что позволила своей жизни стать такой пустой и бессмысленной, Анна понимает, что её скука вызвана не работой, а той бесчувственностью, с какой она относится к окружающему миру. Будучи ребёнком, она всегда остро откликалась на окружающую её повсюду красоту — даже простые мелочи вызывали у неё радость и восхищение. Ныне, по истечении лет, этот простодушный и непосредственный подход к жизни сменился приобретённой разборчивостью, притупляющей присущее Анне умение беззаботно радоваться. Вместо того чтобы позволить себе наслаждаться простыми вещами, она стала одержимой представлением о том, что ей следует стать элегантной дамой.
Преследуя цель стать элегантной и утончённой, Анна потеряла связь со своими подлинными внутренними чувствами. По этой причине совсем не удивительно, что она стала беспокойной и неудовлетворённой. Её собственный взгляд на мир внёс в её жизнь серость, подобную увиденной ею ранее в лесу тени. Вспоминая о мрачности той тени, Анна опять передёргивает плечами. Осознавая, что ей предстоит ещё достаточно долго заниматься перепросмотром, Анна мысленно отмечает необходимость выявить тот глубоко укоренившийся страх, что заставил её пойти на поводу у идеи элегантности и утончённости.
Для Анны очень важно выявить то, что именно из случившегося в детстве заставило её расстаться с беззаботным подходом счастливого ребёнка. Только благодаря этому она сможет уничтожить своё нынешнее мировоззрение и вновь обрести связь со своими подлинными чувствами, со своей истинной природой. Более того, теперь она может ясно понять, что смена работы ей ничуть не поможет, так как, в сущности, её работа никак не связана с ощущением беспокойства. Анна понимает, что ей следует позволить скрывающейся внутри королеве эльфов взять её за руку и вывести назад, к тому безмятежно спокойному месту под шелковицей — к тому внутреннему центру тишины, где Анна пребывала в согласии с собой. Только там она сможет вспомнить, что из происшедшего в детстве разрушило её мечты. Анна осознаёт, что тот случай наверняка стал для маленькой девочки чем-то совершенно неожиданными опустошающим, словно треск ломающейся ветки в лесу.
Этот пример показывает, как Анна может на время вырваться из оков своего взгляда на мир с помощью не-делания и посредством отказа индульгировать во внутреннем диалоге. Из-за социальной обусловленности рациональный ум любого человека оказывается запрограммированным на укрепление общепринятого взгляда на мир. Помимо этого, каждая личность встраивает в эту основную программу собственное мировоззрение, опирающееся на её личное толкование унаследованных всеобщих представлений. Привычный внутренний диалог представляет собой тот механизм, который заставляет программу действовать. Таким образом, до тех пор, пока рациональный ум занят внутренним диалогом, ему приходится анализировать всё в понятиях этой встроенной программы. Однако, когда внутренний диалог останавливается, человек оказывается способным свободно изменять свой взгляд на мир, если только он хочет этого.
