При ознобе ощущение холода изгонялось знахарями следующим заговором: «Мороз ты, мороз, не стой за спиной, гуляй ты по лугам и долам, по лесам и рощам, обсыпай морозом деревья, а не людей, выйди на простор, в чисто поле».
С болью поясницы поступали еще более просто, приказывая ей: «Боль, выйди вон, в лошадиные копыта, в бараньи рога, тут тебе не стоянье, тут не жилье тебе».
Детей, у которых от ползания по грязному и неровному полу появлялись на коленках ссадины и язвы, знахарь избавлял от страдания заговором: «Войдите вы, раны, в лесные охраны, нападите на хищных зверей и на их детей». При этом знахарь плюет на раны и размазывает слюну.
Также незамысловато лечились сыпи и коросты у детей. «Сойди, нечистота, — обращался знахарь к коростам, — отвались ты, скорлупа, в широкое море, сядь ты на дно морское, сядь, не подымайся и к детям не прививайся».
Освобождение от болезни и «пускание ее в пространство» не всегда носит такой неопределенный и общий характер, а иногда посылается на определенно обозначаемый объект. При этом, подобно происхождению болезни от действия какой-нибудь неодухотворенной причины, и передать ее можно любому неодушевленному предмету.
В Вологодской губернии знахари чрезвычайно просто передавали «скрыпун» притвору двери. Для этого защемляли больную кисть руки в притвор двери или ворот, произнося три раза: «Притвор, ты, притвор, возьми свой скрыпун». После чего мыли больному руки мылом и говорили: «Как у мертвеца ничего не болит, не щемит, не слышно ни тоски, ни болезни, так бы и у раба Божия (такого-то) ничего не болело, не щемило, и не слышал бы он ни тоски, ни болезни».
Не менее просто передавались человеческие болезни птицам и животным. «Когда ребенок, — рассказывала одна знахарка, — выходит у кого-нибудь из кожечки криком, мать бьется, бьется, приходит ко мне и просит полечить ребенка от криксы. Я беру его в полу, в правую, и иду под нашест, под куриную, прочту Вотчу и говорю я курам: «Куры рябыя и куры черныя, куры красныя и куры белыя, возьмите вы Иванову криксу и дайте спокой рабу Ивану и денной, и ночной, и полунощный» И до трех раз так-то выговариваешь и три раза плюнешь».
«Крик» передавался курам и другим способом. Для этого брали кружку воды, вели больного в «курник» и начинали брызгать водой на сонного петуха, место которого, а именно, где он сел на ночь, примечали засветло. Когда петух, проснувшись, кричал, приговаривали: «Петух-хрип, возьми с младенца Ивана хрип, а ему дай сон».
Заговор на излечение младенца от крика и бессонницы вообще часто произносился под куриным нашестом. После его произнесения знахарка плевала на землю три раза и три же раза дула ребенку в лицо. Заговор звучал таю.
«Добрый вечер, куры рябы, куры белы, куры серы. Мы к вам пришли, рабы Божии, младенца от криксы-плаксы принесли. Певны-петушечки, ранния кочеточки, пойте, распевайте, раба Божия, младенца криксу-плаксу вынимайте. Денные, ночные, полуденные, полуночные, глазные, от белого глаза, от серого и от черного, и от худого часа, и от плохой минуты, выговариваю, выкликаю: выходите, выступайте от раба Божия, младенца (имя), из костей, из горячей крови, из плотного живота, из железного сердца, из буйной головушки. Мы вас выкликаем, мы вас вызываем, мы все высылаем на красные зори, на ясныя звезды, на курины жердья».
Очень любопытен способ передачи «собачьей старости» (детской болезни) щенку, практиковавшийся в некоторых местах Пензенской губернии. Там топили баню и несли туда ребенка и маленького щенка. Знахарка мыла в корыте сначала щенка, а потом в той же воде ребенка и заканчивала лечение тем, что парила их вместе на полке, ударяя веником по ребенку раз, а по щенку — два раза.
Иногда для передачи «собачьей хили» от ребенка щенку применялся совершенно другой прием. Их привязывали вместе к хлебной лопате, всовывали в горячую печь и били прутом, попеременно, ребенка и щенка, чтобы «хиль» перешла с одного на другого.
Это сажание в печь ребенка при «собачьей хили» представляло в некоторых местах совершенно самостоятельный прием лечения и носило название «перепекание младенца». Основанием для этой операции служило то, что будто бы такой ребенок не «допекся» в утробе матери. Ритуал чаще всего совершался следующим образом.
Утром, когда начинали топить печку, призывали бабку-знахарку. Она брала ребенка, клала или сажала его на хлебную лепешку и до трех раз подносила лопату с ребенком к устью печки, а мать ребенка шла в сенцы, смотрела в дверь и говорила:
«— Бабка, бабка, что делаешь?
— Перепекаю младенца Алексея.
— На что?
— Выгоняю из него собачью старость.
— Перепекай же и выгоняй собачью старость, чтобы не было отрыжки».
Знахарка, еще не сняв ребенка с лопаты, приказывала поймать щенка и посадить его под корзинку позади себя. Когда это исполняли, тогда лекарка говорила: «Перепекла младенца Алексея, выпекла из него собачью старость. На собачью старость дую и плюю, а младенца Алексея целую».
Потом, обратясь задом к младенцу, бабка начинала плевать и дуть на щенка, а затем три раза целовала ребенка. После этого в корзинке, под которой лежал щенок, ребенка купали в теплой воде, настоянной на соломе, поднятой с перекрестка дорог.
Выкупав ребенка, щенка выгоняли из избы, приговаривая: «Иди ты, собака, и разноси свою собачью старость от младенца Алексея по буграм, по лугам, по буеракам, по пашням, по лесам, по садам, по кустам и прочим местам, чтобы твоя старость не сушила младенца Алексея и не крушила его отца с матерью».
На ребенка надевали свежее платье, а старое сжигали в печке и золу развевали по воздуху, воду же, которая осталась от купания, выливали под печку.
Потом бабка брала ребенка на руки, подносила его к печке, поднимала три раза вверх, приговаривая: «Будь теперь, мой внучек, со столб вышины, с печь толщины», — а затем передавала дитя матери, и лечение заканчивалось.
Обряд «допекания» недоношенных, ослабленных, страдающих лихорадкой или золотухой младенцев, когда их клали на печную заслонку или хлебную лопату и три раза засовывали в хлебную печь, произнося заговоры, имеет отношение не только к культу целительного огня, но и, как полагают ученые, к культу мертвых. Недоношенные или рахитичные дети, похожие на крохотных старичков, дети-уроды считались как бы «перепутанными», происходящими из мира мертвых, а печь (очаг) была тем священным местом, которое служило своеобразным мостиком между этими мирами, ведь под очагом в глубокой древности хоронили умерших. Кроме того, печь могла ассоциироваться с беременной женщиной, а извлечение хлеба — с родами, и тогда более уместно говорить о магическом законе подобия, на котором строится этот обряд.
Своеобразным видоизменением этого способа являлось так называемое перерождение ребенка, предпринимаемое в тех случаях, когда он рождался недоношенным и слабым. Для этой операции мать с ребенком шла к знахарке. Та брала ребенка, клала его на пол и накрывала корытом, в котором стирают белье. Затем она выбирала какой-нибудь хрупкий камень и изо всей силы ударяла им по дну корыта, так что камень весь рассыпался вдребезги. Сделав это, лекарка вынимала ребенка из-под корыта и приказывала матери снять с себя верхнее платье и остаться в одной рубашке, а затем раздевала донага ребенка и пропускала его сверху вниз через ворот рубашки матери.
Иногда приемы знахарей и содержание заговоров также необычайны, бессмысленны и фантастичны, как необычайны и не оправдываются никаким здравым смыслом воззрения народа на причины болезней.
В Череповецком уезде для снимания кил знахарь клал в какой-нибудь маленький сосуд дрожжи и, заставив больного наклониться над печным шестком, приказывал три раза проговорить: «От кил каменных, чугунных, железных, стеклянных и деревянных, от мертвых, сонных и живых», — и всякий раз плюнуть в сосуд.
В Саратовской губернии от кил одна знахарка наговаривала на вино. Взяв полбутылки вина и прочтя заговор, она обводила вокруг бутылки лошадиной костью и дула в сосуд. Вино это больному она приказывала пить по зорям.
Заговор звучал следующим образом:
«Прошу Божию Матерь, Пречистую Богородицу, помоги и пособи рабе Божией (имя). Не я хожу, не я лечу, ходит Матерь, Пречистая Богородица, лечит Своими устами, прикалывает Своими перстами. Ты, шишка, разомнись, ты, кровь, разойдись. Как ты, кость, пала, так чтобы все скорби-болезни пропали; как ты, кость, онемела, так чтобы все скорби-болезни онемели у рабы Божией (имя). Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь (трижды)».
По словам крестьян, очень удачно лечил килы знахарь из деревни Заречье Череповецкого уезда. Система его лечения заключалась в том, что он брал кусочек глины из устья печки, обращенной на восток, опускал в деревянное масло или водку и произносил: «Во имя Отца… не от килы мозга, не от камени плода, не от петуха яйца, во веки веков, аминь», а затем читал молитву «Отче наш». Слова заговора и молитву лекарь произносил трижды и наговоренным маслом или вином смазывал килу, которая сейчас же будто бы прорывалась и проходила.
