А как чудесны, как великолепны были эти десять дней, проведенные мною вне стен тюрьмы, за пределами нашего времени! Путешествие по длинной цепи существований, долгий мрак, неверный свет, разгорающийся все ярче, и прежние мои «я», обретающие осязаемое бытие…
Я много размышлял и о взаимосвязи этих других моих «я» с теперешним мною… Я мужчина, рожденный женщиной. Дни мои кратки, но мое «я» неистребимо. Я был женщиной, рожденной женщиной. Я был женщиной и рожал детей. И я буду рожден вновь. Неисчислимые века буду я рождаться вновь! А глупые невежды вокруг меня думают, что, накинув мне на шею веревку, они уничтожат меня.
Да, я буду повешен… И скоро. <…>
Какая нелепость! Как смехотворна эта наглость червей в человеческом облике, воображающих, будто они могут убить меня!
Я не могу умереть. Я бессмертен, как и они бессмертны! Но разница в том, что я это знаю, а они — нет.
Чушь! Я сам был когда-то палачом и хорошо это помню. Но моим орудием был меч, а не веревка. Меч более благороден, хотя все орудия казни одинаково бессильны. Ведь дух [душу] нельзя пронзить сталью или удушить веревкой. <…>
У начальника тюрьмы Азертона не было никаких шансов сломить мой дух пыткой одиночного заключения. Ведь я — жизнь, существующая вечно. <…> Плоть ничтожна. Трава есть плоть, и плоть становится травой, зато дух живет и пребывает вечно. Я презираю поклонников плоти. Если бы они попробовали сенквентинской одиночки, то быстро бы научились поклоняться духу [душе]. <…>
Я прожил так много жизней. Я устал от бесконечной борьбы страданий и бедствий. <…>
Я торопливо оглядываюсь назад, на множество моих жизней, прожитых в иные времена и в иных странах. Нигде никогда не встречал я жестокости более страшной или хотя бы столь же страшной, как жестокость нашей современной тюремной системы.
Я уже рассказал вам о том, что мне пришлось испытать, когда в первое десятилетие двадцатого века от рождества Христова в тюремной одиночке на меня надели смирительную рубашку. В давние времена мы карали тяжко и убивали быстро. Мы поступали так, потому что таково было наше желание или, если хотите, наша прихоть. Но мы никогда не лицемерили. Мы никогда не призывали к себе на помощь печать, церковь или науку, дабы они освятили своим авторитетом нашу варварскую прихоть. Если мы хотели что-либо совершить, мы совершали это открыто, и с открытым лицом встречали укоры и осуждение, и не прятались за спины ученых экономистов и буржуазных философов или состоящих у нас на жалованье проповедников, профессоров, издателей.
Да, сто лет назад, пятьдесят лет назад, даже пять лет назад здесь у нас в Соединенных Штатах нанесение легких увечий в драке не влекло за собой смертной казни. А вот в этом году, в году 1913 от рождества Христова, в штате Калифорнии именно за такое преступление повесили Джека Оппенхеймера, а завтра за такое же, караемое смертной казнью, преступление — за удар кулаком по носу — меня выведут из камеры и повесят. Не правда ли, нельзя утверждать, что обезьяна и тигр умерли в душе человека, если подобные законы входят в уголовный кодекс штата Калифорнии в году 1913 от рождества Христова? Боже милостивый, Христа всего лишь распяли! Джека Оппенхеймера и меня пытали куда страшнее. <…>
Настало утро — последнее утро в моей жизни…
Только что ушли репортеры. Еще раз — в последний раз — я увижу их уже с эшафота, перед тем как палач надвинет мне на лицо черный капюшон. У них будет до смешного жалкий вид. Странные молодые люди! Заметно, что некоторые из них выпили для храбрости, а кое-кого уже начинает мутить при одной только мысли о том, чтo им предстоит увидеть. Пожалуй, быть повешенным легче, чем присутствовать при казни…
Это уже последние строки. Я, кажется, задерживаю церемонию.
В мою камеру набилось видимо-невидимо различных официальных и высокопоставленных лиц. Все они очень нервничают. Они хотят, чтобы с этим было покончено поскорее. Без сомнения, многие из них приглашены куда-нибудь обедать, и их, конечно, очень раздражает то, что я пишу сейчас эти несколько строк. Священник снова выразил свое настоятельное желание проводить меня в последний путь. Зачем мне лишать беднягу этого утешения? Я согласился, и он сразу повеселел. Какая малость может сделать некоторых людей счастливыми! Если бы все они не спешили так ужасно, я мог бы сейчас вволю посмеяться добрых пять минут.
И вот я кончаю. Я могу лишь повторить еще раз то, что сказал. Смерти не существует. Жизнь — это дух, а дух [душа] не может умереть. Только тело умирает и распадается на свои составные химические части, которые вечно неустойчивы, вечно в брожении, вечно кристаллизуются лишь для того, чтобы снова расплавиться и распасться, а затем вылиться в какие-то новые, отличные от прежних формы, столь же эфемерные и столь же хрупкие. Один только дух вечен… Кем я стану, вновь возродившись к жизни? Как знать! Как знать…»
Многие народы мира, особенно Востока, всегда верили в перевоплощение. Даже на Западе вера в него была широко распространена в дохристианские времена. Христианство в течение долгих столетий ревностно искореняло эту веру. Однако с прогрессом научного знания интерес к проблеме смерти и бессмертия, реинкарнации и связанными с ними вопросами значительно возрос среди обычных людей и ученых. «Впервые в человеческой истории, — пишет доктор Роберт Элмедер — философ, профессор университета штата Джорджия (США), директор Центра технологии и гуманитарных наук в книге «По ту сторону смерти: свидетельства жизни после смерти» (1988), — мы имеем множество фактических данных, подтверждающих обоснованность веры в некую форму существования после смерти. До недавнего времени вера в жизнь после смерти имела теологическую или философскую основу… В последние несколько десятилетий для доказательства реальности реинкарнации, привидений, одержимости духами, внетелесного опыта… стали использоваться научные методы. <…>
Если люди могут покидать свои тела, следовательно, человеческая личность не тождественна плоти, а представляет собой некую самостоятельную сущность, живущую в нем». В связи с этим особый интерес, считает Элмедер, представляет так называемый внетелесный опыт.
Общепризнанным авторитетом в исследовании внетелесного опыта в проблеме жизни после смерти является доктор Раймонд Моуди (США), написавший известные ныне во всем мире работы: «Жизнь после жизни» (Л., 1991), «Снова о жизни после жизни. Дальнейшие размышления о феномене смерти» (М., 1998). В этих книгах Моуди рассматривает первые стадии посмертного существования или последние предсмертного на основе показаний своих пациентов, прошедших через клиническую смерть и сохранивших воспоминания о том, что происходило с ними во время нее. «Мы много знаем о смерти, — пишет доктор Элизабет Кублер-Росс (США) — специалист в области танатологии [науки об умирании] в предисловии к книге Моуди «Снова о жизни после жизни…», — но все еще остается открытым вопрос о моменте смерти, об ощущениях, переживаемых человеком в момент наступления смерти. Исследования, описанные… доктором Моуди, проливают свет на то, о чем нам говорят уже более 2000 лет, — жизнь не прекращается после смерти.
Доктор Моуди и не утверждает, что он изучал смерть, но из его исследований видно, что, находясь в состоянии клинической смерти, человек сознательно воспринимает окружающую его обстановку. Это во многом согласуется и с моими исследованиями и свидетельствами «умерших», которые впоследствии ожили. Все эти пациенты переживали существование вне своей материальной оболочки, ощутив при этом тишину и покой. Большинство из них осознавало переход в другую форму существования». Свидетельства доктора Моуди являются подлинными: их описал искренний и честный ученый.
Моуди, отмечает Элмедер, дал самые блестящие доказательства внетелесного опыта. На основе отчетов своих пациентов, он создал модель отделения сознания от тела, описал этапы этого процесса и характерные ощущения людей, переживших это состояние.
«Несмотря на то, что ситуация, при которой происходит встреча со смертью, и люди, участвующие в этом, существенно отличаются друг от друга, — пишет Моуди, — остается фактом, что все рассказы переживших это состояние очень схожи. Сходство настолько велико, что в заявлениях можно найти около пятнадцати общих элементов, появляющихся опять и опять во многих рассказах. На основании собранного материала мною сделана попытка воссоздать краткое свидетельство, в которое вошли общие элементы околосмертного состояния.
Человек умирает. Находясь уже в точке наивысшего разлада физических функций, он слышит голос доктора, который утверждает, что пациент мертв. После этого до человека доносится какой-то беспокоящий шум, громкий звон или гудение; человек чувствует, что с большой скоростью летит через длинный туннель.
